Автор концепции о двух городах.

"Повесть о двух городах" (Charles Dickens "A Tale of Two Cities") о жизни разных слоев населения во времена Французской революции (конец 18 века).

Краткое содержание романа Чарльза Диккенса "Повесть о двух городах"
Сюжет "Повести о двух городах" Диккенса переносит нас в XVIII век. Высокопоставленный служащий известной банковской конторы мистер Лорри едет во Францию с весьма непростым поручением: он должен сообщить дочери своего старого клиента Люси Манетт о том, что ее отец, Александр Манетт, жив. Александр Манетт провел в Бастилии 18 лет без суда, его семья ничего о нем не знала все это время, а его дочь считала, что он давно умер. Люси была поражена этим известием, и они вместе отправились забрать Александра Манетта, который в состоянии сильного душевного расстройства жил у своего старого слуги Дефаржа, не отдавая себе отчет, что он на свободе.

Люси и Александр Манетт отправляются в Англию. Люси удается пробудить отца к жизни, теперь он достаточно редко вспоминает о том, что он пережил и живет почти нормально. Тем временем семья Манетт участвует в судебном процессе над Чарльзом Дарнеем, которого обвиняют в государственной измене. Благодаря стараниям помощника адвоката Сидни Картона, Дарнея полностью оправдывают и отпускают, а Чарльз и Люси влюбляются друг в друга.

Чарльз Дарней живет в Англии под чужим именем, во Франции он принадлежал к аристократическому роду, от которого всячески пытался откреститься, отказавшись от своих наследственных прав. Его французский род известен своим жестоким отношением к простому народу. Именно за это маркиза (дядю Чарльза) убивают так называемые патриоты (будущие революционеры), а весь его род приговаривают к уничтожению. Когда Александр Манетт узнал, что Дарней - потомок маркиза, с ним случается новый приступ (этот маркиз способствовал незаконному заключению Манетта).

Мистер Лорри и Синди Картон, талантливый, но нелюдимый молодой человек, становятся друзьями семьи Дарнеев, мистер Лорри испытывает искренние теплые чувства к отцу семейства и к самой Люси, а Сидни влюблен в Люси и готов на все не только ради нее, но и ради всей ее семьи.

Во Франции тем временем начинается революция, и власть захватывают широкие народные массы. В стране начинается хаос, французская аристократия бежит, король схвачен, старые законы заменяются новыми, бушует другая, новая жизнь, с насилием над теми, кто многие века угнетал народ. Чарльз Дарней решает ехать в Париж, чтобы спасти от расправы своего управляющего. Он тайком от семьи уезжает во Францию, где его практически немедленно арестовывают и заточают в тюрьму как представителя ненавидимой аристократии. В Париж приезжает вся семья Чарльза, чтобы вызволить его. Доктор Манетт, которого сейчас уважают революционеры за его трудное тюремное прошлое, разворачивает бурную деятельность и настраивает всех в пользу Чарльза. Спустя 2 года над Чарльзом состоялся суд, который его полностью оправдал, и Чарльз был освобожден. Тем не менее в этот же день его снова арестовывают по доносу трех лиц: Дефаржа, его одержимой местью жены и некого неизвестного человека.

Над Чарльзом начинается новый суд. Публике сообщают, что третьим человеком, по доносу которого судят Чарльза, является... Александр Манетт. Оказывается, после штурма Бастилии Дефарж обыскал бывшую камеру Манетта и нашел написанный им дневник, в котором Манетт рассказывает историю надругательства отца и дяди Дарнея над семьей крестьян: был замучен до смерти муж крестьянки, сама она, беременная, была изнасилована, ее брат был заколот, а сестра была спрятана неизвестно где. Манетт был приглашен в дом маркизов, чтобы присмотреть за умирающими сестрой (изнасилованной) и братом (заколотым). Они ему рассказывают об этих бесчинствах, и Манетт решает сообщить об этом министру. Донесение не дошло до министра, а сам Манетт был заключен в Бастилию. В дневнике Манетт накладывает проклятие на весь род маркизов. После прочтения этих записей вслух у Чарльза не было ни одного шанса: он был единогласно признан виновным и приговорен к смертной казни.

Доктор Манетт не смог ничего сделать для Чарльза и сам снова впал в беспамятство. Чарльза спас беспутный Сидни Кортон, который заменил Дарнея в камере собой (они были очень похожи) из любви к Люси. Дарней с семьей благополучно выбрались из Франции, а Сидни был казнен вместо Чарльза. Жена Дефаржа оказалась спрятанной сестрой той самой женщины, над которой надругались отец и дядя Дарнея. Она хотела истребить весь их род, включая жену Дарнея Люси и его дочь. В этом ей помешала воспитательница Люси мисс Просс, которая убила мадам Дефарж.

Книга "Повесть о двух городах" Диккенса заканчивается кратким описанием последующих событий: большое количество "патриотов" очень скоро последовали за своими жертвами на гильотину. Чарльз и Люси назвали своего ребенка именем Сидни Картона и передали эту историю своим потомкам.

Смысл
В романе "Повесть о двух городах" Чарльза Диккенс критикует сложившийся уклад, когда аристократия выжимала народ до последней капли. Диккенс показывает, что это должно было неизбежно закончится бурей, которая сметет все, что строилось веками. При этом, однако, автор крайне страшился бесконтрольного насилия, сопровождавшего слом всего и вся, когда победители делали с побежденными все то, что раньше делали с ними.

Человеком, который мог бы примирить непримиримых в романе "Повесть о двух городах", называется Чарльз Дарней, происходящий из рода угнетателей, но ничего не имеющий с ними общего. Несмотря на то, что он всю жизнь старался жить честно, его могли казнить в Англии и чуть не казнили во Франции. Аристократы считали его предателем, а простые люди - врагом.

Тему любви и самопожертвования в "Повести о двух городах" Диккенса раскрывает Сидни Картон, талантливый, но опустившийся адвокат, который дважды спасает Чарльза от казни, один раз из профессиональных соображений, другой - из желания пожертвовать всем ради своей любви к Люси, жене Чарльза. Делая это он понимает, что первый раз в жизни он сделать что-то важное и что этот его поступок навсегда оставит его имя в памяти семьи Дарнеев.

Вывод
Книгу "Повесть о двух городах" Диккенса читать было очень интересно. Заново открыл для себя Диккенса! Рекомендую к прочтению!

Обзоры книг Чарльза Диккенса:

Когда я училась в школе, страшно сказать - во второй половине прошлого века - нам очень романтизированно преподавали разные революции - особенно французскую - такие там все герои, свобода на баррикадах, дама с обнажённой грудью, ура, восторг, все революционеры такие положительно-сурово-благородные, все дворяне - злодеи, танцы на развалинах Бастилии и тэдэ и тэпэ.

Про книгу Диккенса «Повесть о двух городах» даже намека в рекомендуемой для школьников литературе не было. Спрашиваю своих знакомых, дамы далеко за -дцать, прочитавшие по их словам всего Диккенса, об этой книге ничего не слышали. Забавно? - Нет, печально. Я жалею, что достаточно поздно взялась за эту книгу, что не читала её своим детям, как в своё время со слезами взахлеб обожаемого мною до сих пор и, надеюсь ими, «Оливера Твиста».

Но, может быть, когда-нибудь, я сяду в уютное кресло, рядышком примостятся внуки (которых пока нет) и я им с огромным удовольствием буду перечитывать эту замечательную повесть о любви, дружбе и верности, о преданности и предательстве, о ложных идеалах и вечных ценностях, о том как в мясорубке революции или любых перемен так легко погибнуть простому человеку, просто так, по прихоти жестокой толпы.

Оценка: 10

Давно я не брала книги Диккенса в руки и уже подзабыла насколько он может увлечь в своём повествовании, легко заставляет от всей души сопереживать персонажам, негодовать на несправедливость, надеяться до последнего, верить в финал, пониая, что ничего другого у Автора видеть и не хочется.

Эта истрия очень сложная и трагичная. Она легко читается, возможно потому, что не перегружена историческими деталями, Автор разумно обошёл их стороной. Но при этом сделал акцент на самом главном. В центре событий история нескольких героев, связанных между собой узами дружбы, любви, симпатии и преданности, несмотря на пол и возраст, когда готов свему близкому помогать несмотря ни на какие препятствия, конфликты, страхи и даже готов идти на личные жертвы. Возможно Автору можно было бы попенять, что он излишне любит своих персонажей и вытаскивает их из передряг в самый последний миг и самым, можно сказать, волшебным способом и при этом даже воскликнуть:, Так не может быть"", но вот именно ради таких моментов, ради такого проявления характеров я люблю читать книги Автора – из–за его преданной любви и веры в своих персонажей.

Автор рисует события, происходящие накануне и вовремя начала революции во Франции. Он меткими штрихами нарисовал пресыщенную, не знающую удержу и жалости в своём беззаконии буржуазию, которая скорее пожалеет задавленную собаку, чем человека и угнетённый, голодный, забитый и невежественный народ. Народ, у которого в руках было самое мощное оружие – месть и голод. Конечно, этому народу безмерно сочувствуешь, его хочеться поддержать, верится, что он заслужил освободиться от страданий. Но это до поры до времени, пока волна крови не захлестнула, пока народ не сокрушил и растоптал все установления, уставы и своды законов, не оставив от них камня на камне; пока гильотина не стала символом возрождения человечества и не заменила собой крест. Народ поснимал с себя кресты и на груди носили маленькие изображения гильотины ей поклонялись, в неё веровали, как когда-то веровали в крест.

Другим страшным символом стало вязаное полотно в руках мадам Дефарж, где каждая петля, каждый накид – это приговор. Не нужны ни имена, ни фамилии, ни адреса – если попал на глаза этой страшной женщине, она не упустит ни одной детали, ни одной приметы и человек не будет забыт, гильотина его найдёт неминуемо. И с этим оружием, спицами, они приходили на казнь, как в театр на просмотр спектакля, продолжая вывязывать полотно мести.

Автор очень ярко и убедительно раскрывает перед нами мотивы всех поступков каждого из персонажей и множество сюжетных линий в итоге сходятся в одну точку. Концовка, к которой подбираешься со страхом и надеждой, невероятно пронзительна, прямо до слёз, шквал эмоций, преследующий всё чтение, обрушивается с потрясающей силой. Но оставляет надежду на светлое будущее… Хотя бы для одной семьи, хотя бы для некоторых людей, что ничтожно мало в масштабах исторических, но так важно и огромно для них самих... и для меня, как читателя, тоже…

Оценка: 9

Восхитительная книга, которую мне однозначно захочется перечитать.

«Повесть о двух городах» достаточно легко читается, возможно, потому, что роман не перегружен историческими фактами и излишней детализацией. Сюжет динамичен, образы героев ярки и непосредственны, у книги непередаваемый «диккенсовский шарм».

В романе Диккенс рассказывает о событиях народной революции, воспламенившей страну. Франция и Англия изображены в контрастном отражении. Дворянство утопает в роскоши, а народ умирает в нищете. Порядок и спокойствие на самом деле достигаются террором и безнаказанностью палачей. Правосудия нет – есть только произвол власти. Насилие и месть, месть и насилие, ставшие смыслом существования, подсоленные изрядной толикой фанатизма – круг замыкается, и в нем заперт простой человек, которому некуда бежать.

Многострадальный народ молчит лишь до поры до времени, однажды его терпению приходит конец. И трагедия героев романа неразрывно связана с судьбой целого народа. Это история тайн, боли, любви, интриг, страстей и приключений.

«Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время, - век мудрости, век безумия, дни веры, дни безверия, пора света, пора тьмы, весна надежд, стужа отчаяния, у нас было все впереди, у нас впереди ничего не было, мы то витали в небесах, то вдруг обрушивались в преисподнюю…»

Диккенс пишет о представителях разных сословий и социальных пороках, вызывающих ожесточенность и ненависть. Автор верит в прогресс и по-своему пытается воспитать читателя ради будущего. Ведь, по мнению Диккенса, безнадежных и неисправимых людей нет – каждый может измениться, если будут соответствующие предпосылки и желание. Автор помогает нам переосмыслить человеческие ценности и наделяет знанием, что кара неминуемо настигнет преступников, нужно лишь дождаться, вот только хватит ли сил терпеть до логической развязки?

Диккенс в финале оставляет читателю светлую надежду…

Оценка: 10

Что может получится у автора викторианских романов, если он захочет вплести исторические события другой страны в свой роман? Ничего плохого, если мы говорим об авторе уровня Диккенса, который уже написал потрясающего «Барнеби Раджа», романа о бунте и людях. Нечего хорошего, если автор сам не поймет что именно он хочет рассказать в своем романе.

Вот так и получилось. С одной стороны - половина романа вышла типично Диккенсовской. Там есть истории о людях с трудной судьбой и хорошим концом. Причем вне зависимости от того, насколько эти персонажи главные. Несчастный Сидни Картон, смелый Чарльз Дарней, честный мистер Лорри, бедный доктор Маннет - эти персонажи живые, за ними интересно наблюдать. Им сопереживаешь, это же успех!

С другой стороны - Диккенс рассказывает о событиях Французской революции. Он не обеляет ни одну из сторон, везде есть негодяи и запутавшиеся люди. Эти моменты живо выписаны, они страшные и достоверные. Хорошо же!

А в итоге получается так. Роман выглядит сырым. Или недописанным. Будто Диккенс до конца не понимал - книга о Революции или о людях в сложной ситуации? Или все он понимал, но почему-то выкинул минимум треть. Начало и конец - хорошие, Диккенсовские. А середина - слишком резкая. Парой строк описывают мотивы Дарнея, одной главой описывают начало Революции. Есть персонажи, которые внезапно появляются в конце - кто это? А, точно - он был в первых главах. Личность Джерри тоже описана всего парой штрихов и на скорую руку. Он-то хороший, но когда в конце Диккенс решает поговорить о нем это не вызывает ничего кроме недоумения. Тема сложная, почему нельзя было уделить ему больше времени? Зачем нужен был компаньон Сидни Картона? Он мелькает пару раз на периферии и все. Его линия - не выстрелившее ружье.

Не могу сказать что роман плохой. Он будто не дописанный. Но если есть выбор между «Городами» и «Барнеби Раджем» то однозначно лучше выбрать последнего. Написанный десятком лет ранее «Барнеби Радж» целостен. У него нет провисающих моментов. У него нет «лишних» персонажей. Он - прекрасен. А «Города» выглядят как попытка повторить успех и не повториться.

При всем уважении.

Оценка: 7

Энциклопедичный YouTube

1 / 3

✪ Чарльз Диккенс "Превосходный случай" рассказ

✪ Диккенс Чарльз "Пиквикский клуб" (АУДИОКНИГИ ОНЛАЙН) Слушать

✪ Метрополии. 5. Миссия в Константинополь

Субтитры

Сюжет

Лондон, 1775 год. Пожилой банковский служащий Джарвис Лоррис сообщает 17-летней Люси Манетт о том, что её отец вовсе не умер (как она считала), а с момента её рождения содержался в Бастилии по навету злобного маркиза Эвремонда. Теперь он освободился и живёт в Париже у своего прежнего слуги, Дефаржа. Лорри и Люси отправляются во Францию, чтобы увезти несчастного на родину.

Опустившемуся адвокату Картону, который безответно влюблён в Люси, удаётся подслушать разговор мадам Дефарж, в котором она раскрывает истинную причину своей ненависти к Эвремондам. Много лет назад покойный Эвремонд изнасиловал её сестру, лечащим врачом которой был доктор Манетт. Её семья была обречена на истребление, и сама она выжила только чудом.

Картон предупреждает Люси и её семью о необходимости срочно покинуть Францию, так следующей жертвой мадам Дефарж станет семья «последнего из Эвремондов», то есть сама Люси и её дочь. При помощи шантажа он получает доступ в камеру Дарнея и меняется с ним одеждой. Так как внешне они очень похожи, Дарнею удаётся беспрепятственно выбраться из тюрьмы и из Парижа, а Картон на другой день вместо него восходит на гильотину.

Из последних слов Картона ясно, что он считает свой поступок актом самопожертвования из любви к Люси и ради её счастья. В конце книги показана гибель мадам Дефарж от руки верной экономки Люси Манетт. Супруги Дарнеи благополучно возвращаются в Лондон.

Анализ

Идея «Повести о двух городах» пришла к Диккенсу во время исполнения в пьесе Уилки Коллинза роли человека, который жертвует собой ради счастья своей возлюбленной и дорогого её сердцу мужчины. С этим сюжетом, который имел параллели в жизни самого Диккенса, связались мысли о Французской революции, почерпнутые во время чтения исторической книги Карлейля - писателя, которого Диккенс боготворил и у которого учился.

Что характерно для зрелого Диккенса, остросюжетные конструкции позволяют ему наметить нити, пронизывающие всё общество, и провести перед глазами читателя представителей самых разных сословий. Юридическая профессия, как всегда, влечёт его к драматическим описаниям судебных процессов. Религиозные мотивы возвращения к жизни, всепрощения и самопожертвования отражены в веренице образных антитез и противопоставлений. Скажем, растекающееся по парижской улице вино из разбитой бочки предвещает реки крови.

«Это было лучшее изо всех времен, это было худшее изо всех времен; это был век мудрости, это был век глупости; это была эпоха веры, это была эпоха безверия; это были годы Света, это были годы Мрака; это была весна надежд, это была зима отчаяния; у нас было все впереди, у нас не было ничего впереди…»

Популярность

В англоязычных странах единственный (за исключением «Барнеби Раджа») исторический роман Диккенса стал хрестоматийным. Утверждается, что при тираже в 200 млн экземпляров это не только самое популярное в англоязычных странах произведение писателя, но и главный

Идея этой повести впервые возникла у меня, когда я
с моими детьми и друзьями участвовал в домашнем спектакле, в пьесе Уилки Коллинза «Застывшая пучина». Мне очень хотелось войти по-настоящему в роль, и я старался

Представить себе то душевное состояние, которое я мог бы правдиво передать, дабы захватить зрителя.

По мере того как у меня складывалось представление о моем герое, оно постепенно облекалось в ту форму, в которую и вылилось окончательно в этой повести. Я поистине

Перевоплотился в него, когда играл. Я так остро пережил и перечувствовал все то, что выстрадано и пережито на этих страницах, как если бы я действительно испытал это

Во всем, что касается жизни французского народа до и во время Революции, я в своих описаниях (вплоть до самых незначительных мелочей) опирался на правдивые свидетельства

Очевидцев, заслуживающих безусловного доверия.

Я льстил себя надеждой, что мне удастся внести нечто новое в изображение той грозной эпохи, живописав ее в доступной для широкого читателя форме, ибо, что касается ее

Философского раскрытия, вряд ли можно добавить что-либо к замечательной книге мистера Карлейля
.

Ноябрь 1850 г.

КНИГА ПЕРВАЯ

«ВОЗВРАЩЕН К ЖИЗНИ»

То время

Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время, — век мудрости, век безумия, дни веры, дни безверия, пора света, пора тьмы, весна надежд, стужа

Отчаяния, у нас было все впереди, у нас впереди ничего не было, мы то витали в небесах, то вдруг обрушивались в преисподнюю, — словом, время это было очень похоже на

Нынешнее, и самые горластые его представители уже и тогда требовали, чтобы о нем — будь то в хорошем или в дурном смысле — говорили не иначе, как в превосходной степени.

В то время на английском престоле сидел король с тяжелой челюстью и некрасивая королева
; король с тяжелой челюстью и красивая королева сидели на французском престоле
. И в той и в другой стране лорды, хранители земных благ, считали незыблемой истиной, что существующий порядок вещей установлен раз навсегда, на веки вечные.

Стояло лето господне тысяча семьсот семьдесят пятое. В ту благословенную пору Англия, как и ныне, сподобилась откровения свыше. Миссис Сауткотт только что исполнилось

Двадцать пять лет и по сему случаю некоему рядовому лейб-гвардии, наделенному пророческим даром, было видение, что в оный знаменательный день твердь земная разверзнется

И поглотит Лондон с Вестминстером. Да и коклейнский призрак угомонился всего лишь каких-нибудь двенадцать лет
, не больше, после того как он, точь-в-точь как наши прошлогодние духи (проявившие сверхъестественное отсутствие всякой изобретательности), простучал все, что ему было

Положено. И только совсем недавно от конгресса английских подданных в Америке до английского престола и народа стали доходить сообщения на простом, человеческом языке о

Вполне земных делах и событиях
, и, сколь это ни странно, оные сообщения оказались чреваты много более серьезными последствиями для человечества, нежели все те, что поступали от птенцов коклейнского

С моими детьми и друзьями участвовал в домашнем спектакле, в пьесе Уилки Коллинза «Застывшая пучина». Мне очень хотелось войти по-настоящему в роль, и я старался представить себе то душевное состояние, которое я мог бы правдиво передать, дабы захватить зрителя.

По мере того как у меня складывалось представление о моем герое, оно постепенно облекалось в ту форму, в которую и вылилось окончательно в этой повести. Я поистине перевоплотился в него, когда играл. Я так остро пережил и перечувствовал все то, что выстрадано и пережито на этих страницах, как если бы я действительно испытал это сам.

Во всем, что касается жизни французского народа до и во время Революции, я в своих описаниях (вплоть до самых незначительных мелочей) опирался на правдивые свидетельства очевидцев, заслуживающих безусловного доверия.

Я льстил себя надеждой, что мне удастся внести нечто новое в изображение той грозной эпохи, живописав ее в доступной для широкого читателя форме, ибо, что касается ее философского раскрытия, вряд ли можно добавить что-либо к замечательной книге мистера Карлейля .

Ноябрь 1850 г.

Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время, – век мудрости, век безумия, дни веры, дни безверия, пора света, пора тьмы, весна надежд, стужа отчаяния, у нас было все впереди, у нас впереди ничего не было, мы то витали в небесах, то вдруг обрушивались в преисподнюю, – словом, время это было очень похоже на нынешнее, и самые горластые его представители уже и тогда требовали, чтобы о нем – будь то в хорошем или в дурном смысле – говорили не иначе, как в превосходной степени.

В то время на английском престоле сидел король с тяжелой челюстью и некрасивая королева ; король с тяжелой челюстью и красивая королева сидели на французском престоле . И в той и в другой стране лорды, хранители земных благ, считали незыблемой истиной, что существующий порядок вещей установлен раз навсегда, на веки вечные.

Стояло лето господне тысяча семьсот семьдесят пятое. В ту благословенную пору Англия, как и ныне, сподобилась откровения свыше. Миссис Сауткотт только что исполнилось двадцать пять лет и по сему случаю некоему рядовому лейб-гвардии, наделенному пророческим даром, было видение, что в оный знаменательный день твердь земная разверзнется и поглотит Лондон с Вестминстером. Да и коклейнский призрак угомонился всего лишь каких-нибудь двенадцать лет , не больше, после того как он, точь-в-точь как наши прошлогодние духи (проявившие сверхъестественное отсутствие всякой изобретательности), простучал все, что ему было положено. И только совсем недавно от конгресса английских подданных в Америке до английского престола и народа стали доходить сообщения на простом, человеческом языке о вполне земных делах и событиях , и, сколь это ни странно, оные сообщения оказались чреваты много более серьезными последствиями для человечества, нежели все те, что поступали от птенцов коклейнского выводка.

Франция, которая не пользовалась таким благоволением духов, как ее сестрица со щитом и трезубцем , печатала бумажные деньги, транжирила их и быстро катилась под гору. Следуя наставлениям своих христианских пастырей, она, кроме того, изощрялась в высокочеловеколюбивых подвигах; так, например, одного подростка приговорили к следующей позорной казни: ему отрубили обе руки, вырвали клещами язык, а потом сожгли живьем за то, что он не преклонил колен в слякоть перед кучкой грязных монахов, шествовавших мимо него на расстоянии пятидесяти шагов. Не лишено вероятности, что в ту пору, когда предавали казни этого мученика, где-нибудь в лесах Франции и Норвегии росли те самые деревья, уже отмеченные Дровосеком Судьбой, кои предрешено было срубить и распилить на доски, дабы сколотить из них некую передвижную машину с мешком и ножом , оставившую по себе страшную славу в истории человечества. Не лишено вероятности, что в убогом сарае какого-нибудь землепашца, под Парижем, стояли в тот самый день укрытые от непогоды, грубо сколоченные телеги, облепленные деревенской грязью – на них, как на насесте, сидели куры, а тут же внизу копошились свиньи, – и Хозяин Смерть уже облюбовал их как собственные двуколки Революции. Но эти двое – Дровосек и Хозяин, – хоть они и трудятся не переставая, но трудятся оба беззвучно, и никто не слышит, как они тихо шагают приглушенными шагами, а если бы кто и осмелился высказать предположение, что они не спят, а бодрствуют, такого человека тотчас же объявили бы безбожником и бунтовщиком.

Англия гордилась своим порядком и благоденствием, но на самом деле похвастаться было нечем. Даже в столице каждую ночь происходили вооруженные грабежи, разбойники врывались в дома, грабили на улицах; власти советовали семейным людям не выезжать из города, не сдав предварительно свое домашнее имущество в мебельные склады; грабитель, орудовавший ночью на большой дороге, мог оказаться днем мирным торговцем Сити; так однажды некий купец, на которого ночью напала разбойничья шайка, узнал в главаре своего собрата по торговле и окликнул его, тот предупредительно всадил ему пулю в лоб и ускакал; на почтовую карету однажды напало семеро, троих кондуктор уложил на месте, а остальные четверо уложили его самого – у бедняги не хватило зарядов, – после чего они преспокойно ограбили почту; сам вельможный властитель города Лондона, лорд-мэр, подвергся нападению на Тернемском лугу, какой-то разбойник остановил его и на глазах у всей свиты обобрал дочиста его сиятельную особу; узники в лондонских тюрьмах вступали в драку со своими тюремщиками и блюстители закона усмиряли их картечью; на приемах во дворце воры срезали у благородных лордов усыпанные бриллиантами кресты; в приходе Сент-Джайлса солдаты врывались в лачуги в поисках контрабанды, из толпы в солдат летели пули, солдаты стреляли в толпу, – и никто этому не удивлялся. В этой повседневной сутолоке беспрестанно требовался палач, и хоть он работал не покладая рук, толку от этого было мало; то вздергивал он рядами партии осужденных преступников, то под конец недели, в субботу, вешал попавшегося во вторник громилу, то клеймил дюжинами заключенных Ньюгетской тюрьмы , то перед входом в Вестминстер жег на костре кучи памфлетов; нынче он казнит гнусного злодея, а завтра несчастного воришку, стянувшего медяк у деревенского батрака.

Все эти происшествия и тысячи им подобных, повторяясь изо дня в день, знаменовали собой дивный благословенный год от Рождества Христова тысяча семьсот семьдесят пятый. И меж тем как в их сомкнутом круге неслышно трудились Дровосек и Хозяин, те двое с тяжелыми челюстями и еще двое – одна некрасивая, другая прекрасная собою, шествовали с превеликой пышностью, уверенные в своих божественных правах. Так сей тысяча семьсот семьдесят пятый год вел предначертанными путями и этих Владык и несметное множество ничтожных смертных, к числу коих принадлежат и те, о ком повествует паша летопись.

В пятницу поздно вечером в самом конце ноября перед первым из действующих лиц, о коих пойдет речь в нашей повести, круто поднималась вверх дуврская проезжая дорога. Дороги ему, собственно, не было видно, ибо перед глазами у него медленно тащилась, взбираясь на Стрелковую гору, дуврская почтовая карета. Хлюпая по топкой грязи, он шагал рядом с каретой вверх по косогору, как и все остальные пассажиры, не потому, что ему захотелось пройтись, вряд ли такая прогулка могла доставить удовольствие, но потому, что и косогор, и упряжь, и грязь, и карета – все это было до того обременительно, что лошади уже три раза останавливались, а однажды, взбунтовавшись, потащили карету куда-то вбок, поперек дороги, с явным намерением отвезти ее обратно в Блэкхиз. Но тут вожжи и кнут, кондуктор и кучер, все сразу принялись внушать бедным клячам некий параграф воинского устава, дабы пресечь их бунтарские намерения, кои вполне могли бы служить доказательством того, что иные бессловесные твари наделены разумом: лошадки мигом смирились и вернулись к своим обязанностям.