В чем выражается истинная любовь к родине. Патриотизм и любовь к родине - не одно и то же

Любовь к Родине - это любовь к родной земле

Родина - это дом. Дом, где ты родился, вырос, из которого каждое утро бежишь в школу и куда возвращаешься. Дом, в котором легко и радостно жить. И не важно, будет ли это хижина в тайге, шестнадцатиэтажный великан на берегу большой реки или юрта в далёкой тундре…

Родина - это родной дом, земля, на которой жила и живёт твоя семья. Это родной край, его природа. Всё то, что глубоко врезалось в память на всю жизнь и хранится в душе как самое сокровенное.

Родина часто ассоциируется с дорогим и милым сердцу городком. Воспоминания о его улочках и двориках погружают в беззаботное детство. Это время мечтаний и фантазий, которое сопряжено с ощущением абсолютного счастья.

Родиной может быть всё: дом, улица, село, город, страна. Однако это не только географическое положение, а более широкое понятие. Оно не ограничивается собственным домом или определённой территорией. Это народ, родной язык, традиции, культура, природа родного края… Всё то, что мы представляем, когда говорим слово «Отечество». В любом уголке Родины легко дышится и радостно живётся - тому, кто считает этот уголок своей родной землёй.

Что такое любовь к Родине в моём понимании?

По моему мнению, любить родную землю означает относиться к ней с благоговением и уважением. Каждый человек должен не просто любить Родину, почитать её историю и культуру, но и быть готовым защитить её от врагов.

Будущее весьма неопределённо. Нельзя исключать вероятность возникновения военного конфликта. Поэтому священный долг каждого сознательного гражданина - встать на защиту Отечества и не дать врагу поработить свой народ. В этом и заключается истинная сущность патриотизма - быть верным сыном своей страны, своей Отчизны.

С чего начинается любовь к родной земле?

Я считаю, что истоки любви к родной земле проистекают от любования её живописными пейзажами, милыми сердцу видами. Если человек не замечает красоту родного края и не гордится его природой, он не способен любить Родину - свою страну. Я в этом убеждён.

Любовь к Родине чиста и бескорыстна. Она не предполагает каких-либо условностей и сродни любви к матери, к своей семье. Мы ведь не выбираем родителей, но считаем их самыми лучшими, самыми дорогими людьми во всём мире.

Каждый гражданин обязан знать и уважать своей страны. Ведь это символ независимости государства, его самобытности. Даже те люди, которые по разным причинам вынуждены ежедневно общаться на иностранном языке, всё равно должны свободно владеть родным языком и не забывать его. Также важно знать историю и культуру своей страны.

Родина - это место, где мы родились и провели лучшие детские годы. У каждого человека Родина одна, как и семья, поэтому её обычаи, традиции и праздники почитаются и соблюдаются. Любите родную землю!

Любовь к родине и патриотизм - это понятия разные.

Любовь - это чувство, которое мы можем испытывать к разным объектам и субъектам. Мы можем любить (или не любить) одновременно родину, женщину, маму, ребёнка, бога, свой дом, музыку, красное вино, мясо, ананасы, путешествия, свои или другие города и страны и так далее…

Этому чувству не нужны жертвенность или страдания во имя кого-то или чего-то. Как только в любовь примешивают ревность или жертвенность она приобретает болезненные формы. Жертвенность же в патриотизме - его важная часть.

Мы можем что-то любить, а что-то - нет в любом явлении и человеке. Мы также выбираем кого и что любить. Но, как известно, «Родину не выбирают». Где родился - то и люби. Выбор минимален.

Патриотизм - это не только любовь, но и, что важно, демонстрация любви к Родине. Патриотическое поведение - это когда мы не только любим, но и показываем это, навязываем это чувство другим, считаем отсутствие любви к нашему объекту недостатком или даже преступлением.

Из любви выгоду не извлекают. Само чувство уже достаточно. Демонстрация же чувства - в данном случае патриотизма - имеет целью ещё и извлечение какой-то выгоды, моральной или физической, так как сакрализация этого чувства повышает значимость тех, кто его испытывает. Под эгидой и маркой патриотизма творить можно что угодно, и это не осуждаемо.

Под «родиной» каждый понимает своё: кто-то государство, кто-то язык, кто-то пейзаж детства, а кто-то воспоминания или свою семью - и потому любовь к родине у разных людей разная. Другие это всё равно не почувствуют так, как я. И не нужно. Патриотизм же - это форма, как правило, групповой любви и разделённых представлений и ценностей.

Есть любовь избирательная. Конкретная: это люблю, а это нет. А есть любовь подобная эйфории, к образу - когда кажется, что любишь «всё» и «целиком». Патриотизм подразумевает любовь к Родине в целом. Любить её такой, какая есть, «во что бы то ни стало», «несмотря ни на что». Конечно иногда, патриот может и ругать Любимую, но не позволяет это делать другим. Люблю её, какой бы она ни была. За то, что она есть.

Любовь к кому-то или чему-то не порождает ненависть к тем, кто это не любит. Это моё личное чувство. Патриотизму же необходимо, чтобы и другие разделали это чувство, а ненависть к врагам Родины обычно прибавляет силы и страсти.

Чувство любви приятно и полезно тем, что в объект любви хочется вкладываться, о нём заботиться и помогать ему в развитии. Любящий родину или часть её может быть и чувствующим, и действующим, исходя из этого понимания любви. Это не требуется от других, и другим не сообщается - это наше личное дело. Деятельность же патриота требует вовлечения в неё других. Патриотизм становится общим делом и требует объединения.

То есть каждый из нас может любить родину и при этом не быть патриотом. Можно рассматривать патриотизм как частный случай и необязательный вариант любви к родине. При этом, демонстративность, жертвенность, массовость, нетерпимость, навязчивость и активность этого явления и чувства часто придают ему нездоровый характер, приводя к серьёзным и опасным заболеваниям на этой почве. Что угрожает благополучию как самого любящего, так и объекта его любви.

P. S. Написал год назад. И за прошедший период, знакомясь с российским, украинским, американским и прочими патриотизмами, убедился их общем характере, и точности данных наблюдений.

Обнаженность и отчуждение. Философское эссе о природе человека Ивин Александр Архипович

7. Любовь к родине

7. Любовь к родине

Об этом чувстве сказано немало искренних и высоких слов, и чаще всего оно их заслуживает. Это чувство является неотъемлемой частью того железного каркаса, на котором держится здание человеческой жизни и с разрушением которого оно превращается в груду развалин.

Любовь к отечеству – одно из самых глубоких чувств, закрепленное в человеческой душе веками и тысячелетиями. «Знаменье лучшее – за отечество храбро сражаться» – говорил еще Гомер; «Городам, их величию, блеску, совершенству построек дивятся многие, родину же любят все» – это слова Лукиана; «Отчизны голос – голос лучшей музы» – П. Беранже; «И дым отечества нам сладок и приятен» – А. С. Грибоедов; «Нет у человека ничего прекраснее и дороже родины», «Человек без родины – нищий человек» – Я. Колас.

Любовь к родине – один из наиболее отчетливых образцов любви как таковой.

Нам дороги родители, дороги дети, близкие, родственники, говорит Цицерон, но все представления о любви к чему-либо соединены в одном слове «отчизна». Какой честный человек станет колебаться умереть за нее, – если он может принести этим ей пользу?

Любовь к родине означает любовь к родной земле и живущему на ней народу. Эти две составляющие единого чувства обычно идут вместе, поддерживая и усиливая друг друга. Но случается, что они трагически расходятся: человек любит родину, но не своих соотечественников. Любовь к родине, противопоставленная любви к живым людям, неминуемо оказывается абстрактной и декларативной. И если такой человек восходит на вершину власти, он приносит огромные бедствия своему народу.

В фундаменте диктатуры и тирании всегда лежит противопоставление «высоких интересов» родины (так или иначе отождествляемых диктатором со своими собственными интересами или интересами стоящей за ним узкой группы) интересам якобы недостойного ее народа.

Это хорошо выразил уже Софокл в образе диктатора Креонта, любившего, как ему казалось, родину, но не ее людей, и навлекшего несчастья не только на них, но и на самого себя.

Чешский философ XIX в. Я. Колар был склонен противопоставлять любовь к народу, нации – любви к отечеству и ставить первую выше второй: «… Что должен разумный человек любить больше – страну или народ, отечество или нацию? Отечество мы можем легко найти, если даже мы его потеряли, но нацию и язык – нигде и никогда; родина сама по себе есть мертвая земля, чужеродный предмет, это не человек; нация же есть наша кровь, жизнь, дух, личное свойство» . Любовь к отечеству, к родным местам кажется Колару слепым естественным инстинктом, присущим не только человеку, но и животным и даже растениям, в то время как любовь к народу всегда облагорожена разумом и образованием: «.Многие деревья и цветы с такой привязанностью льнут к своей родине, ее земле, воздуху и воде, что сразу вянут, чахнут и меняются, если их пересадить; аист, ласточка и другие перелетные птицы возвращаются из более прекрасных стран в свою холодную родную землю, в бедные гнезда; многие звери дают себя скорее убить, чем покинуть свою землю, свою территорию, пещеру, свой дом и пищу, а если мы их насильно вырвем из их родных условий жизни и переведем в чужие края, они погибнут от тоски по дому» .

Любовь к родной земле как низшая ступень любви к родине больше свойственна, думает Колар, неразвитому человеку, дикарю, не знающему ничего, подобного нации; современный же, развитый и образованный человек выше ставит свою нацию: «Грубый дикарь больше льнет к своей бедной, законченной, наполненной дымом и дурными запахами лачуге и к негостеприимной пустыне, чем образованный человек к своему дворцу и парку. Родина эскимоса, его жены и детей – это большая льдина, плавающая в широком море; льдина качается и наклоняется на грозных волнах, морские бури и морские течения носят ее по широким просторам. Тюлени и морские птицы – все его земляки, рыба и падаль – его пища. Год за годом живет он со своей семьей на этой ледовой родине, яростно защищает ее от неприятелей и любит ее так сильно, что не променял бы ее на самые прекрасные уголки земли. Дикарь знает только землю, которая его родила, а чужеземец и неприятель называются у него одним понятием; весь мир замкнут в границах его страны. Кого же мы должны благодарить за то лучшее и благороднейшее, что мы имеем? Не себя, не нашу землю, а наших предков и современников» .

Вряд ли это красочное, но предвзятое описание справедливо. Земляки эскимоса – не одни тюлени и птицы, и любит он не только жену и детей, но и свой народ, пусть небольшой, но народ, с его особыми, только ему присущими языком, преданиями, традициями, надеждами и т. д.

Опрометчиво также утверждать, что у современного человека чувство родной земли слабеет, уступая привязанности к своему народу.

Композитор Сергей Рахманинов и его жена, горячо любившие Россию, оказавшись в Швейцарии, создали под Люцерном некое подобие Ивановки, деревни, в которой они когда-то жили. Но полной замены так и не получилось. Рахманинов любил это место, так к нему вернулась музыка, он после долгого перерыва снова начал сочинять. Но однажды он с тоской проговорился об утраченных родных местах. «Разве это комары? – вскричал он, прихлопнув одного из них. – Они и жалить-то не умеют. Не то, что наш ивановский – вопьется, света божьего не взвидишь».

Один русский писатель, живший в эмиграции, вспоминал суждение своего земляка, осевшего волей судьбы в Париже: «А что этот Париж? Ничего особенного. Вот наши края: едешь неделю по болотам, едешь-едешь и никуда не выедешь!»

Пусть и неприметное, но родное, и современному человеку может казаться лучшим, чем хорошее, но чужеземное.

Противопоставление родины и ее народа никогда не приносило и не способно принести добра. Ни в том случае, когда интересы родины ставятся выше интересов народа, ни в том, когда любви к народу отдается предпочтение перед любовью к родной земле.

Чувство патриотизма делает человека частицей великого целого – своей родины, с которой он готов разделить и радость и скорбь:

Россия, любимая, с этим не шутят,

Все боли твои – меня болью пронзили.

Россия, я твой капиллярный сосудик,

Мне больно, когда тебе больно, Россия.

А. Вознесенский

С особой остротой патриотические чувства вспыхивают, когда на родину обрушиваются тяжелые испытания: «Рану, нанесенную родине, каждый из нас ощущает в глубине своего сердца» (В. Гюго). Война, голод, стихийные бедствия сплачивают народ, заставляют забыть все частное и преходящее, отказаться от прежних пристрастии и посвятить все силы одному – спасению родины.

Осенью 1941 г., когда фашистская армада, казалось, неудержимо шла на Москву, Бунин говорил, вспоминая, наверное, недавние революцию и гражданскую войну: «В своем дому можно поссориться, даже подраться. Но когда на нас бандиты идут, тут уж, батенька, все склоки надо в сторону отложить да всем миром по чужакам ахнуть, чтоб от них пух и перья полетели. Вот Толстой проповедовал непротивление злу насилием, писал, что войны нужны лишь власть предержащим. Но, напади враги на Россию, войну продолжал бы проклинать, а всем сердцем за своих бы болел. Так уж нормальный, здоровый человек устроен, и по другому быть не должно. А русский человек поражен тоской и любовью к отечеству сильнее, чем кто-либо…» .

Адмирал Колчак, провозгласивший себя в гражданскую войну «верховным правителем России», признавался, что ему легче было бы умереть от холеры, чем от рук пролетариата. «Это все равно, – говорил он, – что быть съеденным домашними свиньями». Его возлюбленная добровольно пошла за ним в иркутскую тюрьму, а потом провела тридцать лет в лагерях и ссылках, но не отказалась от своей любви даже к мертвому. Она вспоминала, что когда они с Колчаком выехали из Омска, с ними следовал русский золотой запас, оказавшийся роковым для адмирала: двадцать девять пульмановских вагонов с золотом, платиной, серебром, драгоценностями царских сокровищ. Адмирал боялся, что золото попадет в руки иностранцев. За день до ареста он сказал: «Долг повелевал мне бороться с большевиками до последней возможности. Я побежден, а золото? Пусть оно достанется большевикам, нежели чехам. И среди большевиков есть русские люди» .

Любовь к своему народу оказалась сильнее острой ненависти к классовому врагу.

Отстаивая свой народ, Моисей, как известно, прекословил самому Богу: «И возвратился Моисей к Господу и сказал: о, Господи! народ сей сделал великий грех, сделал себе золотого бога; прости им грех их; а если нет, то изгладь и меня из книги Твоей, в которую Ты меня вписал» (Исход, 32, 31–32).

Страстное желание служить народу, не оставлять его в годину несчастий может пересилить даже любовь к богу, если между этими чувствами вдруг приходится выбирать.

Плохо, когда человек оставляет другого человека в беде или предает его. Но оставить в беде отечество и тем более предать его – это преступление, для которого нет ни срока давности, ни покаяния, ни прощения.

Любовь к родине менее всего является слепым, инстинктивным чувством, заставляющим бездумно превозносить отечество, не замечая его пороков. Любить родину – значит, прежде всего, желать ей добра, добиваться того, чтобы она сделалась лучше.

Один из самых замечательных патриотов в истории России, П. Я. Чаадаев, писал: «Больше, чем кто-нибудь из вас, я люблю свою Родину, желаю ей славы, умею ценить высокие качества моего народа. Наверное, патриотическое чувство, воодушевляющее меня, не совсем похоже на то, чьи крики нарушили мое существование. Я не научился любить свою Родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее. Я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы, прежде всего, обязаны Родине истиной».

Чаадаева сочли клеветником на свое отечество, объявили сумасшедшим, запретили печататься. Его «Апология сумасшедшего», из которой взят отрывок, была написана в середине 30-х годов прошлого столетия, но в России была опубликована только в начале нашего века.

Мысль, что настоящий патриотизм должен быть пронизан светом критического разума, не всем представляется очевидной.

Любовь к отечеству и теперь нередко отзывается тем притворным хвастовством, которое в России когда-то с иронией называли «квасным патриотизмом». Послушаешь такого квасного патриота, замечал Гоголь, и если даже он чистосердечен, «только плюнешь на Россию!»

Н. Салтыков-Щедрин был горячо, беззаветно предан своей стране. «Я люблю Россию до боли сердечной, – писал он, – и даже не могу помыслить себя где-либо кроме России». И вместе с тем его отношение к стране и народу было исполнено той трагической двойственности, о которой позднее А. Блок сказал в «Возмездии»:

И отвращение от жизни,

И к ней бездумная любовь,

И страсть и ненависть к отчизне…

Салтыков-Щедрин, хорошо видевший экономическую и политическую отсталость России, не способной воспользоваться огромностью материальных ресурсов и талантами своего народа, создал самую суровую и мрачную в русской литературе картину своей родины. Страсть к отчизне не мешала ему подвергнуть осуждению и осмеянию ее пороки.

Истинный патриотизм чужд и враждебен националистическому высокомерию и каким-либо националистическим предрассудкам.

В одной из пьес Ф. Дюрренматта последний римский император Ромул Августул замечает: «Когда государство начинает убивать людей, оно всегда называет себя родиной».

Именно по этой формуле сохранения власти действовал Сталин, прибегший к запретному, как тогда казалось, оружию – русскому патриотизму. Вновь потребовались «великие предки»: Александр Невский, Дмитрий Донской, Иван Грозный, Петр I, Иван Сусанин, гражданин Минин и князь Пожарский. Сделалось похвальным прославлять отечество, принижать и даже высмеивать другие государства и народы.

К этой кампании безудержного восхваления всего отечественного, советского и разжигания неприязни ко всему заграничному, третируемому как «незрелое», классово и социально отсталое, опрометчиво присоединился и В. Маяковский, не разгадавший ее зловещей сути:

Жирноживотные.

Лобоузкие.

Европейцы,

на чем у вас пудры пыльца?

чаплинские усики

что у Европы

осталось от лица?

Здесь можно вспомнить писателя Я. Колара, предостерегавшего от тупого, нетерпимого, кичливого патриотизма, потому что «он часто бывает только предлогом для самых черных поступков».

Любовь к своему отечеству, не соединенная с мыслью о верховенстве общечеловеческой идеи, о равенстве всех народов, безотносительно к уровню их социального и культурного развития, приносит вред в первую очередь самой родине.

«…Нельзя не любить отечество, – писал В. Белинский, – только надобно, чтобы эта любовь была не мертвым довольством тем, что есть, но желанием усовершенствования; словом – любовь к отечеству должна быть вместе с любовью к человечеству. Любить свою Родину – значит пламенно желать видеть в ней осуществление идеала человечества и по мере сил своих споспешествовать этому» .

Об ущербности национального эгоизма и сепаратизма, необходимости соединения национального с общечеловеческим всегда говорила русская литература. «.Нравственные принципы всякого отдельного народа суть принципы общечеловеческие», – пишет Салтыков-Щедрин. В другом месте он говорит: «Идея, согревающая патриотизм – это идея общего блага., это школа, в которой человек развивается к восприятию идеи о человечестве».

Суть национализма – в признании национальной исключительности и вытекающем из нее противопоставлении данной нации другим. Национализм сводится к признанию «своей» нации «образцовой нацией» или «нацией, обладающей исключительной привилегией на государственное строительство».

Между формально провозглашенным равенством наций и их равенством фактическим почти всегда лежит огромная дистанция. Именно поэтому в каждом, в сущности, многонациональном государстве существуют законы, в силу которых любое мероприятие, проводящее в чем бы то ни было привилегию одной из наций или прав национального меньшинства, объявляется незаконным и недействительным.

Противоположностью национализма является принижение своей родины и своего народа, своеобразный национальный нигилизм, выставлявшийся в недавнем прошлом чуть ли не естественным следствием интернационализма. «К сожалению, есть силы, – отмечал в одном из интервью писатель Ч. Айтматов, – которые в самом народе, и это часто бывает, отрицают сами себя. Они заняты самооговором. Я называю это национальным нигилизмом. Явление это такое же реакционное, как и сам национализм» .

Национальное и общечеловеческое, или интернациональное, – две взаимосвязанных стороны. Без их единства нет мирового процесса развития и сближения народов и наций, составляющих единое человечество.

Сближение наций и преодоление национальных границ – закономерность исторического процесса. В Европе она стала остро ощущаться уже после первой мировой войны.

«Сегодня каждый «интеллектуал» в Германии, в Англии или во Франции ощущает, – писал испанский философ Х. Ортега-и-Гассет, – что границы его государства стесняют его, он задыхается в них; его национальная принадлежность лишь ограничивает, умаляет его… Впервые в своей политической, экономической и духовной деятельности европеец наталкивается на границы своего государства; впервые он чувствует, что его жизненные возможности непропорциональны границам того политического образования, в которое он включен. И тут он делает открытие: быть англичанином, немцем, французом значит быть провинциалом» .

Это рассуждение, относящееся к концу 20-х годов прошлого века, Ортега подытоживает так: «Европа возникла как комплекс малых наций. Идея нации и национальное чувство были ее самыми характерными достижениями. Теперь ей необходимо преодолеть самое себя. Вот схема грандиозной драмы, которая должна разыграться в ближайшие годы» .

Драма произошла, но другого рода – вторая мировая война, расколовшая Европу на две противостоящие части. В каждой из них шли активные процессы интеграции. Западноевропейские страны стоят теперь перед решающим шагом: экономические связи предполагается расширить и дополнить определенного рода политическим объединением. Сближение европейских стран поставило на повестку дня вопрос о создании единого «европейского дома».

Углубляющиеся и расширяющиеся процессы интеграции европейских стран никоим образом не ставят под сомнение ни их национальное своеобразие, ни их государственный суверенитет.

Здесь можно вспомнить В. С. Соловьева, еще в конце XIX в. изложившего основные условия единения народов и государств: «Определенное различие, или раздельность жизненных сфер, как индивидуальных, так и собирательных, никогда не будет и не должно быть упразднено, потому что такое всеобщее слияние привело бы к безразличию и к пустоте, а не к полноте бытия. Истинное соединение предполагает истинную раздельность соединяемых, т. е. такую, в силу которой они не исключают, а взаимно полагают друг друга, находя каждый в другом полноту собственной жизни… Всякий социальный организм должен быть для каждого своего члена не внешнею границей его деятельности, а положительной опорой и восполнением.» .

Теперь, когда многократно возросла зависимость народов и государств друг от друга и стала мрачной реальностью угроза гибели человечества в случае ядерной войны, национальное и общечеловеческое с особой остротой обнаруживают свое внутреннее, неразрывное единство.

Ж. Ренану принадлежит знаменитая формула, раскрывающая суть того, что соединяет людей в одну нацию: «Общая слава в прошлом, общая воля в настоящем; воспоминание о великих делах и готовность к ним – вот существенные условия для создания народа. Позади – наследие славы и раскаяния, впереди – общая программа действий. Жизнь нации – это ежедневный плебисцит».

Нация – это общность крови, языка, столетиями складывавшегося национального характера. Привязанность к своему народу опирается на уважение к его историческому прошлому и унаследованным от него традициям. Утратить свою историю для нации все равно, что для человека потерять память.

Но нация не только «наследие славы и раскаяния», она также и прежде всего то, что «делается» и «будет». Это главное в формуле Ренана: нация есть общая программа будущего, вырабатываемая ежедневным голосованием. Прошлое охраняет и поддерживает нацию, но движущей и образующей ее силой является будущее.

«Если бы нация состояла только из прошлого и настоящего, – пишет Х. Ортега-и-Гассет, – никто не стал бы ее защищать. Те, кто спорит с этим, – лицемеры или безумцы. Но бывает, что прошлое закидывает в будущее приманки, действительные или воображаемые. Мы хотим, чтобы наша нация существовала в будущем, мы защищаем ее ради этого, а не во имя общего прошлого, не во имя крови, языка и т. д. Защищая наше государство мы защищаем наше завтра, а не вчера» .

Любовь к своему народу не сводится к уважительному и бережному отношению к общему прошлому. Она предполагает, прежде всего, заботу о будущем, о реализации той программы «общего дела», которая каждодневно формируется в недрах народной жизни.

Помнить о приоритете будущего над прошлым в существовании нации особенно важно сейчас, когда внимание многих концентрируется главным образом на восстановлении и сохранении исторического прошлого. Коммунистическим режимом нашей отечественной истории было предписано начинаться с октября 1917 года. «Народы, царства и цари» были выброшены на свалку истории, народ оказался отрезанным от собственного прошлого. Исторические корни должны быть, конечно, восстановлены. Но какой бы важной ни была эта задача, нельзя забывать, что ни одна нация, обращенная лицом в прошлое, не способна существовать как устойчивое, имеющее перспективу целое.