Гамлет в искусстве. Гамлет как вечный образ русской и мировой культуры
В ХХ веке на русской сцене Гамлета играли В. Высоцкий, Е. Миронов, его экранизировали, Г. Козинцев, эту роль исполнял в кино, И. Смоктуновский. Трагедию ставили то в костюмах викторианской эпохи, то надевали на актеров мини-юбки и клеши, а то совсем раздевали; Розенкранц и Гильденстерн принимали облик звезд рок-н-ролла, Гамлет изображал паталогического идиота, а Офелия из нимфы превращалась в нимфоманку. Из Шекспира делали то фрейдиста, то экзистенциалиста, то гомосексуалиста, но все эти «формалистические» трюки, к счастью, ни к чему особо выдающемуся пока не привели.
Примечательной страницей в «русской гамлетиане» стал спектакль Московского Художественного театра (1911), поставленный Э.Г. Крэгом, -- первый опыт совместной работы русских актеров и английского режиссера, при этом актеров и режиссера диаметрально противоположных театральных пристрастий и направлений. Роль Гамлета сыграл В.И.Качалов. Элегический В.И. Качалов ничем, кажется, не напоминал своего громокипящего предтечу, и тем не менее в принципе и у него происходило все то же растворение в Гамлете. Причем не одного Качалова, но всей пьесы, Шекспира и зрительного зала: мир глазами не Шекспира, а Гамлета.
Э.Г. Крэг был провозвестником символизма в сценическом искусстве. Жизненную конкретность шекспировских конфликтов и образов он подменяет абстракциями мистического характера. Так, в «Гамлете» он видит идею борьбы духа и материи. Психология героев его не интересует. Жизненная обстановка также не имеет в его глазах никакого значения. Будучи даровитым художником, он создает условные декорации и освобождает облик героев от всего, что могло бы сделать их людьми определенной эпохи. Правда, практического осуществления своих концепций Э.Г. Крэг достиг лишь в минимальной степени, но идеи, выдвинутые им, оказали значительное влияние на развитие декадентских тенденций в театре. Постановка «Гамлета» в МХТ в 1911 году лишь частично выражала его замысел, состоявший в утверждении идеи слабости человека. Взгляды Э.Г. Крэга вступили в противоречие с идейными и художественными позициями К.С. Станиславского и руководимого им театра.
История взаимоотношений К.К. Станиславского с Шекспиром была чрезвычайно непростой. Прогрессивные эксперименты МХАТА строились на модной тогда реалистической драматургии и «романтическая трагедия» не соответствовала имиджу театра. Но, в конце концов, Гамлет в исполнении Качалова продемонстрировал публике беспомощность индивида в обстановке торжества сил реакции.
В.Э. Мейерхольд, замышляя постановку «Гамлета», думал вернуться к формам площадного представления, хотя именно в «Гамлете» Шекспир обозначил свои разногласия с общедоступным театром и высказал доверие суду знатока, одиночки?
Комедию из трагедии «Гамлет» в 30-е гг. сделал Н.П. Акимов, который, работая над «Гамлетом», с оправданной решительностью вернулся в свое время к целому ряду вопросов, ответы на которые требовали обновления. Что все-таки значит «гуманизм» в применении к Гамлету и шекспировской эпохе («вовсе не совпадает с тривиальной гуманностью либералов»)? Он также был прав, когда, окинув взглядом историю постановок «Гамлета» в прошлом столетии, сделал вывод, что XIX век на множество ладов, однако неизменно, повторял в толковании шекспировской трагедии одну и ту же романтическую расстановку сил: «король - это зло; дух отца Гамлета - вечное начало добра», тем более «сам Гамлет олицетворял ночную идею добра». Короче, суть романтического понимания Гамлета заключена в словах -- «лучший из людей» Показательно, что и эти слова, сделавшиеся, подобно изяществу, неотъемлемой характеристикой Гамлета, у Шекспира отнесены совсем к другому персонажу. Возможно, что Гамлет очень хорош, что это личность исключительная, выдающаяся, но тип совсем не тот, каков предполагает определение «лучший из людей». Как «изящный и нежний» у Шекспира не Гамлет, а Фортинбрас, так и «лучший из людей» не Гамлет, но Горацио.. Спектакль на сцене театра им. Вахтангова, вдохновленный Н.П. Акимовым, ограничился, однако, тем, что высокое определение, утвердившееся за Гамлетом, было вывернут наизнанку, и Гамлет сделался не лучше, не хуже других, он стал таким же, как все вокруг него. Но переиначить, опрокинуть с ног на голову -- это еще не пересмотр по существу.
Н.П. Акимов подчеркивает, что труды Э. Роттердамского были настольными книгами для всех образованных людей времен Шекспира, и это еще один момент, особенно важный для режиссера: время и место действия его спектакля предельно конкретизировано - Англия елизаветинской эпохи. Итак, если нивелировать философский слой трагедии, то остается единственная линия - борьба за престол. На троне узурпатор. Стало быть, главная цель наследника - забрать то, что принадлежит ему по праву. Именно так Акимов сформулировал тему своей постановки. Он задумывал «Гамлет» как яркое зрелище с напряженным, ни на секунду не останавливающимся действием, мгновенными сменами декораций, с трюками и буффонадой. «Ничего не поделаешь, - получается комедия!», - сказал Н.П. Акимов на докладе экспозиции будущего спектакля актерам.
Позднее Н.П. Акимов признает: «В то время, - до Постановления от 23 апреля 1932 года, которое совпало с генеральными репетициями моей постановки "Гамлета", когда я уже не мог пересмотреть и изменить основы своего постановочного плана, теперешнего пиетета к классикам у нас еще не было».
«Он тучен, и страдает одышкой…» По словам Н.П. Акимова, эта реплика королевы Гертруды подтолкнула режиссера к мысли назначить на главную роль А.И. Горюнова, великолепного комика, импровизатора, толстяка-балагура. На акимовском эскизе костюма Гамлета изображен А.И. Горюнов. Похож и не похож. Даже странно: Н.П. Акимов, замечательный портретист, всегда умевший схватить главную черту характера человека, воплотить ее в рисунке, - а с А.И. Горюновым не вышло. Все портит тяжелый волевой подбородок.
Целый ряд фактов свидетельствует, что исполнение А.И. Горюновым его роли заметно отличалось от того, что первоначально задумывал режиссер. Акимов хотел видеть Гамлета напористым, даже немного хамоватым, циничным, дерзким, злым. Обворожительная инфантильность Горюнова спутала все карты. Не мог он быть злым по-настоящему. Смешным - да, беззащитным - да. Единственный момент, когда А.И. Горюнову удалось создать у зрителя ощущение чего-то зловещего, был в самом начале спектакля.
Но больше всего Акимову досталось от критиков за «кощунственную» трактовку именно этого образа. «Функции этой девицы в пьесе заключаются в том, что она является третьим шпионом, приставленным к Гамлету: Розенкранц, Гильденстерн - и Офелия». Позиция режиссера сформулирована предельно ясно и четко. Актриса В. Вагрина была, пожалуй, самой «скандальной» Офелией в истории театра. Ни о какой любви между Гамлетом и дочерью Полония в спектакле вахтанговцев речи не было. Брак с принцем интересовал Офелию лишь как возможность стать членом королевской семьи - к этой честолюбивой цели она стремилась, не считаясь ни с чем: шпионила, подслушивала, подглядывала, доносила. И она была чрезвычайно обижена и расстроена, когда понимала, что мечте ее не дано осуществиться. Расстроена настолько, что на королевском балу напивалась вдрызг и горланила непристойные песенки - так Акимов решал сцену сумасшествия Офелии. «Меня несколько раздражало это малоубедительное сумасшествие, которое целиком укладывается в старинную сценическую традицию, но из нашей сценической традиции выпадает. <…> Я изменил концовку роли Офелии: она ведет легкомысленный образ жизни, в результате чего тонет в пьяном виде. Это гораздо меньше задевает наше внимание, чем если мы будем думать, что она сошла с ума, да еще потонула».
Многократно описана знаменитая трактовка Акимовым сцены «Мышеловки», где комизм доведен до такого гротескного уровня, что центральным персонажем становится король Клавдий. На представление бродячих актеров он приходил в очередном новом наряде, главной деталью которого был длиннейший красный шлейф. Клавдий степенно занимал свое место, но как только актер, изображающий короля, вливал яд в ухо уснувшего Гонзаго, дядя Гамлета стремительно срывался с кресла и убегал, можно сказать, улепетывал за кулисы. А за ним, развеваясь, тянулся бесконечно длинный красный - кровавый - шлейф.
Еще одна резонансная сцена из спектакля Акимова - это знаменитый монолог Гамлета «Быть или не быть?». В кабачке, уставленном винными бочками, еле ворочая языком, принц размышлял, быть или не быть ему королем, то надевая, то снимая бутафорскую картонную корону, оставленную актерами после репетиции, а пьяненький Горацио восторженно поддакивал другу.
По замыслу Н.П. Акимова Гамлет - гуманист, значит, у него должен быть кабинет для ученых занятий. В библиотеке Гамлета, помимо книг, географических карт, глобуса, стоял человеческий скелет с игриво приподнятой костлявой рукой. (Акимов планировал поставить еще скелет лошади, но также как в случае с поросенком, это намерение не удалось осуществить).
Как мы видим, в спектакле было довольно много «черного юмора». За убийством Полония следовал эпизод в духе трюкового вестерна с комическими погонями. Подхватив труп Полония, Гамлет проволакивал его по многочисленным лестницам замка, убегая от дворцовой стражи. И даже поединок представлял собой полуклоунаду, полугиньоль. Место поединка, сделанное наподобие ринга, окружала толпа зрителей: живые актеры вперемежку с куклами: это выяснялось, когда стража начинала разгонять толпу по сигналу Клавдия, (после того, как Гертруда отравилась). Гамлет и Лаэрт сражались в фехтовальных масках, причем маска Лаэрта напоминала шакала. Горюнов был неважным фехтовальщиком, но можно догадаться с каким заразительным азартом он размахивал шпагой.
Последнюю сцену спектакля Н.П. Акимов разрабатывал особенно тщательно. Фортинбрас на коне въезжал прямо на помост, на котором происходил поединок. Свой монолог он произносил, не сходя с седла. В финале этого веселого спектакля неожиданно звучали трагические ноты. Пока Фортинбрас следил за тем, как убирают трупы, убитый горем Горацио, склонясь над телом Гамлета, читал стихи Эразма Роттердамского:
«Он рассуждал о тучах, об идеях,
Он измерял суставчики блохи,
Он восхищался комариным пеньем…
Но то, что важно для обычной жизни - того не знал…»
Последней репликой в спектакле была цитата из Ульриха Фон Гуттена: «Какая радость жить…». Горацио произносил эту фразу замогильно-скорбным голосом, с горьким сарказмом подчеркивая различие между смыслом и интонацией.
Таким образом, если в 30-40-е годы была тенденция перетолковать Шекспира, показав Гамлета сильным человеком, почти не знавшим сомнений (В. Дудников, Ленинград, 1936; А. Поляков, Воронеж, 1941), то спектакли 50-х годов знаменуют возрождение сложности и двойственности характера героя, его колебаний и сомнений, и Гамлет, не теряя черт борца за справедливость, все больше раскрывается как человек, столкнувшийся с трагизмом жизни, что составило характернейшую черту постановок Г. Козинцева и Н. Охлопкова. В отличие от этого исполнение Гамлета М. Астанговым (театр им. Евг. Вахтангова, режиссер Б. Захава, 1958) было отмечено несколько холодным дидактизмом, ибо в его трактовке Гамлет представал человеком, заранее знавшим ответы на все «проклятые вопросы».
Г. Козинцев в «Гамлете» идет принципиально иным путем: он сохраняет все сюжетные линии, всех основных персонажей, но смело (хотя вовсе не безжалостно) урезывает даже очень важные для смысла трагедии монологи, реплики, изымает из них все описательное, все, что можно зримо представить на экране.
Такой подход наметился уже в период работы над театральной постановкой «Гамлета». Б. Пастернак, автор перевода, которым пользовался режиссер, давал в этом отношении самые радикальные рекомендации: «Режьте, сокращайте и перекраивайте, сколько хотите. Чем больше вы выбросите из текста, тем лучше. На половину драматического текста всякой пьесы, самой наибессмертнейшей, классической и гениальной, я всегда смотрю как на распространенную ремарку, написанную автором для того, чтобы ввести исполнителей как можно глубже в существо разыгрываемого действия. Как только театр проник в замысел и овладел им, можно и надо жертвовать самыми яркими и глубокомысленными репликами (не говоря уже о безразличных и бледных), если актером достигнуто равносильное по талантливости игровое, мимическое, безмолвное или немногословное соответствие им в этом месте драмы, в этом звене ее развития. Вообще распоряжайтесь текстом с полной свободой, это ваше право...».
Г. Козинцев эти советы принял, но, так сказать, на будущее - для экрана: «В кино с его мощью зрительных образов можно было бы рискнуть достигнуть "равноценного". На сцене господствует слово...».
Продолжая тот же ход мысли - на экране господствует изображение. Значит, чтобы Шекспир воспринимался кинематографически, его поэзию нужно перевести в зрительный ряд. Вот почему, снимая «Гамлета», Г. Козинцев намеренно прозаизирует язык трагедии - в этом его союзником является и Пастернак, чьим переводом, максимально приближенным к современной разговорной речи, он пользуется. То же достигается и за счет сокращения кусков поэтически красивых, метафорически образных. Но поэзия при этом не исчезает, не обесценивается. Она сохраняется, но не в слове, а в пластике - и актерской, и той, что создается зримыми образами экрана.
Известны проблемы постановки «Гамлета» Г. Козинцевым, где создалась конфликтная ситуация с исполнителем главной роли И. Смоктуновским, представлявшим своего героя совсем иным (иначе говоря, в рамках другого тезауруса). Козинцев, по оценке Смоктуновского, буквально вынудил его придерживаться режиссерского замысла.
Мысли о человеке и человечности, о восстании против деспотизма века, волновавшие режиссера, не просто произнесены с экрана актерами, говорящими шекспировские тексты, - они пронизывают каждую клеточку фильма. Уже не раз писалось о том, какой смысловой наполненностью обладают у Козинцева камень и железо, огонь и воздух. То, что Дания - тюрьма, откроют нам не только слова Гамлета, но и сам образ Эльсинора, безжизненный камень стен, скрипучие острозубые решетки, опускающиеся на ворота, холодная сталь шлемов, скрывающая лица солдат, охраняющих замок. А восставшему против этого мира датскому принцу на протяжении всего фильма будет сопутствовать огонь - непокорный, бунтующий, вспыхивающий, как правда во мраке лжи.
Оригинальностью постановки отличался и «Гамлет» Ю.П. Любимова на знаменитой Таганке, где в главной роли выступил В.С. Высоцкий. Как режиссеру Ю.П. Любимову вообще присуще острое пластическое решение образа спектакля в целом, поэтому и на сей раз он в содружестве с художником Д. Боровским определил прежде всего зрительную доминанту спектакля. Но сегодня это не маятник из «Часа пик», ни амфитеатр университетской аудитории из «Что делать?», ни кубики из «Послушайте!», а стена, разделяющая все и всех в датском королевстве.
В этом спектакле режиссер и актеры не соблазнились легковесным внешним осовремениванием и справедливо прошли как мимо гамлетов во фраках, так и бородачей в полинявших джинсах - а ведь подобные принцы пробовал демонстрировать нам зарубежный театр, претендующий на приближение трагедии Шекспира к нашим дням. Гамлет Высоцкого не безвольный мечтатель, раздвоенный между велениями совести и долга, и не авантюрист, стремящийся к овладению короной, не экзальтированный мистик и не интеллектуал, заплутавшийся в лабиринтах фрейдистских «комплексов», а человек нашей эпохи, юноша, сознающий свой исторический долг борьбы за основные ценности человеческого существования и поэтому открыто вступающий в бой за гуманистические идеалы.
Гамлет Высоцкого самый демократичный из всех, которые были сыграны в ХХ веке, и это тоже знамение века, ведь голубая кровь давно уже не служит гарантией изящества и благородства и героя сегодня можно легко себе представить не только со шпагой, но и с хоккейной клюшкой или ломиком скалолаза.
Последней постановкой «Гамлета» на отечественной сцене стала работа немецкого режиссера П. Штайна. П. Штайн просто рассказывает историю Гамлета, принца Датского. Рассказывает для тех, кто впервые встречается с пьесой Шекспира в ее полном варианте. Рассказывает, как является Призрак убитого отца, как толкает сына на месть, как Гамлет-младший готовится к исполнению своего плана, как Клавдий сопротивляется и старается от настойчивого пасынка избавиться, как в конце почти все герои погибают, а в Данию приезжает на танке недалекий, но сильный солдафон Фортинбрас.
Создается такое впечатление, что П. Штайн читает пьесу Шекспира как «хорошо рассказанную историю», спектакль абсолютно не ставит своей целью найти в «Гамлете» что-то новое. Вообще оба новых «Гамлета» интересны тем, что, кажется, все эти ходы уже когда-то где-то были. Гамлет в исполнении Е. Миронова - обыкновенный молодой человек, который чувствует себя действительно неважно: все-таки недавно умер отец, мать тут же вышла замуж за нелюбимого дядю, потом вообще появится Призрак убитого отца, предлагающий свершить месть. Радостного мало, но Гамлет Миронова совсем не хандрит, он размышляет, но это не какие-то высокие философские проблемы, это обыкновенное течение мысли молодого человека, узнающего такие новости, иногда даже примеряется к самоубийству, часто внимательно всматриваясь в вены на руке.
Гамлет-старший (М. Козаков) - бесплотная тень. По Эльсинору ходит белая фигура, лица не видно, шагов не слышно, голос разносится эхом, Марцелл и Бернардо проскакивают сквозь него, Гертруда действительно не в состоянии увидеть именно призрак.
Персонажи П. Штайна - люди преуспевающие, одетые от Тома Клайма, смотрящие «Мышеловку» в элегантных очках, тихо стуча серебряной ложечкой о фарфоровую чашечку, разворачивающие бесшумно конфетные фантики и протягивающие их слугам-телохранителям, да и молодежь от них не очень отстает. Только Гамлет и Горацио заняты идеей разоблачения короля, Офелии и Лаэрту такая жизнь больше по душе.
Таким образом, ХХ век принес новые воплощения образа Гамлета не только в театре, но и в кино. Образы Принца Датского, созданные П. Качаловым, И. Смоктуновским, В. Высоцким и другими актерами, показали, насколько разным может быть Гамлет в различных трактовках на разных этапах ХХ века.
Итак, хоть с момента первой постановки «Гамлета» прошло более четырехсот лет, эта трагедия не оставляет умы режиссеров и актеров всего мира. Образ Гамлета менялся не только от исторической эпохи, но и от того, в какой стране происходит постановка «Гамлета», кто играет роль. Огромную роль на воплощение образа Гамлета оказали переводы, на основе которых и ставилась пьеса. Если в Англии образ был создан трагический, то в Германии Гамлет - это ленивый и скучный герой, который не способен к действию. В России же Гамлет был настолько разным в зависимости от эпохи и перевода, что каждая постановка пьесы - это новый герой и новая драма.
ВВЕДЕНИЕ
Гамлет давно признан вечным образом мировой культуры. В галерее вечных образов принц Датский занимает одно из самых видных мест. Несмотря на то, что понятие «вечные образы» получило широкое использование в философской и эстетической критике, оно недостаточно четко определено. Вкладом в теорию вечных образов может стать рассмотрение различных аспектов образа Гамлета в трагедии У. Шекспира, его интерпретаций в западной и русской культурных традициях, его роли в становлении такого феномена отечественной культуры, как «русский Шекспир».
Трагедия «Гамлет» стала не только самой близкой для русского читателя, литературных и театральных критиков, актеров и режиссеров, но приобрела значение текстопорождающего художественного произведения, а само имя принца стало нарицательным. Вечный образ сомневающегося Гамлета вдохновил целую вереницу русских писателей, которые, так или иначе, использовали черты его характера в своих литературных произведениях и типах. Гамлет интересовал А. С. Пушкина, будоражил воображение М. Ю. Лермонтова. Выдающуюся роль в русской культуре, в становлении русского самосознания сыграли работы В. Г. Белинского. В известной степени «гамлетизмом» вдохновлялся Ф. М. Достоевский, особый взгляд выразился в оппозиции «Гамлет и Дон Кихот», выдвинутой И. С. Тургеневым, позже получившей в русском самосознании статус культурной константы . Шекспировский «Гамлет» стал не только самой популярной зарубежной пьесой на русской сцене, но и наиболее часто переводимым произведением, способствовавшим становлению русской переводческой школы. (П. А. Вяземский, А. А. Григорьев, А. Н. Плещеев, А. А. Фет, А. А. Блок, Ф. К. Сологуб, А. А. Ахматова, Н. С. Гумилев, О. Э. Мандельштам, М. И. Цветаева, В. Г. Шершеневич, Б. Л. Пастернак, В. В. Набоков, Н. А. Павлович, П. Г. Антокольский, Б. Ю. Поплавский, Д. С. Самойлов, Т. А. Жирмунская, В. С. Высоцкий, Ю. П. Мориц, В. Э. Рецептер и многие другие испытали влияние этого образа шекспироской трагедии.). Принц Датский не оставлял равнодушными членов царской семьи, трагедию Шекспира переводит великий князь Константин Константинович Романов.
Образ Гамлета был осмыслен в мировой культуре как в художественной форме («Ученические годы Вильгельма Мейстера» И. В. Гёте, «Черный принц» А. Мёрдок, «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» Т. Стоппарда, «Гамлет» П. А. Антокольского и мн. др.), так и в научных исследованиях (Г. Гервинус, Г. Брандес, Е. К. Чемберс, Л. С. Выготский, М. М. Морозов, А. А. Смирнов, Л. Е. Пинский, А. А. Аникст, Б. И. Пуришев, И. Е. Верцман, М. П. Алексеев, Ю. Д. Левин, И. О. Шайтанов, А. В. Бартошевич, И. С. Приходько и мн. др.).
Одним из русских композиторов, обратившимся к Шекспиру, был Александр Егорович Варламов. Высшим достижением композитора явилась музыка к трагедии Шекспира «Гамлет» (1837). Ее постановка в переводе Н.А. Полевого стала событием русской театральной жизни. Музыку композитор писал по личной просьбе знаменитого артиста П.С. Мочалова к его бенефису, который создал «образ русского Гамлета 30-х годов», как отмечал историк театра Б.В. Алперс (Актерское искусство в России. М.; Л., 1945. Т. 1. С. 139).
Также не могу не привести отрывок из статьи магистра искусствоведения В. Б. Никоновой «Образ Гамлета в современной музыкальной культуре», который наиболее полно раскрывает и мое видение по этой теме.
«Изучив научно-публицистическую мысль о принце Датском, проанализировав большое количество литературных и драматических трактовок трагедии, осуществленных в произведениях И. Тургенева, А. Дёблина, Т. Стоппарда, Б. Акунина, Ф. Чечика и др., а также музыкальных интерпретаций, представленных сочинениями Ф. Листа, П. Чайковского, Д. Шостаковича, Р. Габичвадзе, Н. Червинского, С. Слонимского и др., мы пришли к некоторым следующим выводам.
Во-первых, в отличие от трактовок музыкальных, первая из которых датируется 1858 годом (симфоническая поэма Ф. Листа), литературные интерпретации вследствие определенных причин стали появляться еще в XVIII веке. Таким образом, «Гамлет литературный» охватывает исторический период почти в три столетия. Наряду с драматическими постановками, трактовки Гамлета в литературе развиваются не только параллельно музыкальным, оказывая друг на друга влияние, но и исторически предшествуют последним, создавая в каком-то смысле для них семантические «ориентиры».
Во-вторых, несомненна в многочисленных музыкальных произведениях общность используемого для создания образа Гамлета тематического материала и его смысловой наполненности. В этом отношении литературные сочинения более разнообразны, здесь практически в каждом произведении возникает новый Гамлет, не похожий на предыдущего. Различна степень заинтересованности образом принца Датского, Гамлет нередко становится, как это не парадоксально, второстепенным героем (тогда как у композиторов он неизменно остается на первом плане!). При этом смещаются смысловые доминанты в трактовке образа, изменяется эстетический подтекст, вплоть до появления в конце XX - начале ХXI века диаметрально противоположного шекспировскому Гамлета комического.
И здесь мы подходим к третьему, столь важному моменту. Именно в этот исторический период в 1991 году в опере композитора С. Слонимского Гамлет музыкальный становится настолько же многообразен, как и Гамлет литературный. Отличие в том, что «все Гамлеты» - философствующий, иронизирующий, решительный, полубезумный - соединяются в одном герое, подчеркнем еще раз, музыкального произведения, как это было лишь у одного Шекспира. Тогда как, скажем, в каждом из сочинений писателей и драматургов в интерпретации образа принца Датского превалирует какая-то одна грань - или связанная с вопросом о бездействии Гамлета как склонного к рефлексии, или рисующая активного средневекового принца Амлета, или какая-нибудь совершенно оригинальная, выявленная только у данного автора (и существующая, зачастую, лишь в его воображении) черта характера героя.
Именно у Слонимского появляется Гамлет жестокий, злобно- ироничный, который не только добродушно посмеивается над Полонием, но и беспощадно расправляется с Розенкранцем и Гильденстерном. Соответственно, наряду с музыкальными средствами, применяемыми в произведениях композиторов-предшественников, возникают и новые - для воплощения столь многогранного образа, каковым возрождается в данном сочинении Герой трагедии Шекспира.
Итак, именно Слонимский в конце XX века наиболее близко подходит к шекспировской интерпретации принца Датского, «на деле» доказывая знаменитые слова И. Анненского, что «истинный Гамлет может быть только музыкален»(1). Синтетический, но все же, в первую очередь, музыкальный жанр оперы впервые являет иным, не традиционно драматическим путем, подлинно шекспировского Героя одной из самых удивительных и парадоксальных за всю историю драматургии трагедий!».
Сочинение
Три с половиной часа с лихвой хватит для того, чтобы медленно прочитать трагедию «Гамлет», которая принадлежит перу гениального британского драматурга Вильяма Шекспира. Её определяющие черты - сжатость и лаконичность изложения, ни одного лишнего слова. Целиком состоит из философии, психологии, символов и тайн, которые до сих пор захватывают воображение множества ученых, художников, критиков. И еще - всемирная слава. «Гамлет, принц датский» - произведение искусства и человеческой гениальности, в котором связались кровь, лирика, любовь, где тысячи граней, где есть сюжет в сюжете и трагедия в трагедии, где реальность переплелась потусторонним миром, безумием, исступлением. Образ Гамлета уже давно выбит на скрижалях классики мировой литературы. Толкование этой фигуры, ее загадочности, «безумия», мудрых раздумий, которые вложил в уста принца английский драматург, а эти реплики приобрели настоящую афористичность, о чем свидетельствует солидное количество людей, которые употребляют шекспировские фразы, не сознавая даже их происхождение. А что может быть лучшим подтверждением?
Произведение стало тем полем литературной брани, где сломано не одну тысячу копий. И все это - общие фразы. Важным является только то, что именно вызывает в наших душах, сердцах большая трагедия не менее большого мастера. «Нет ничего хорошего и ничего плохого: это лишь раздумья делают все таким», как сказал Гамлет. А эти слова ярко указывают на ценность собственных субъективных взглядов, ведь они формируют наше восприятие мира. Поэтому я, отдав дань каноничности изложения, остановлюсь на своих личных ощущениях и впечатлениях.
Вираж первой мысли: монологи и диалоги героев словно стоят выше общей композиции и сюжета произведения. Они будут иметь содержание и глубину даже вне контекста, и это, я считаю, является ключевым отличием. Мысль друга целиком сдалась в плен теме любви. Реалист Шекспир акцентирует внимание на этом потому, что Любовью правит время. Этими словами он наделяет ни кого другого, как короля, брата умершего! В них ощущается (мной, по крайней мере) страх того, что его злодеяния могут обратиться к нему той же самой монетой.
Также очень интересным есть легкий, будто дым, намек на предрассудки нравственности относительно поведения любимой: помните приказ Полония и Лаэрта Офелии? А несчастную ее судьбу? Возникает целиком резонная мысль: а или не сложилось бы все по-иному, если бы девушка слушалась своего сердца, а не родных? Вопрос риторический, на то, собственно, и трагедия. Пик третьей мысли: конечно же, бытие. Вопрос жизни и смерти, который, перефразируя слова одного философа, уже настолько замучен и похоронен под грудой стольких толкований, что, кажется, потерял свое первоначальное значение.
Итак, бытие, человеческая судьба, момент выбора, оценка событий нашего существования. Меня и до сих пор пронизывают слова о снах, «…которые сняться нам в смертном сне, когда покинем этот бренный мир…», о том «неизвестный край, откуда не возвратиться». Художник удивительно четко, лаконично и метко формулирует в этом известнейшем монологе Гамлета человеческие страхи и раздумья, которые охватывали каждого из смертных, но далеко не каждый мог их так выразить. В чем смысл нашего бытия? Нашей боли, страданий? Зачем мы в этом мире, который нас здесь удерживает? Ответ на такие вопросы ищут всю жизнь, а некоторые из нас сходят с этой дистанции раньше и, так сказать, собственноручно. А наша реальность в том, что мы на самом деле не знаем, или имеем право осуждать или останавливать тех, кто укорачивает себе возраст (здесь снова же таки возникает проблема выбора - Офелия свой сделала…), но иметь право и делать что-то - две разные вещи, которые, как оказывается, часто ходят врозь.
Вылет четвертой и, наверное, последней мысли: на протяжении чтения произведения (кстати, неоднократного) меня не покидало ощущения того, что я не охватываю и десятой части той глубины или той простоты мыслей. Постоянно какие-то размытые видения плыли между строками моей книги, а я все не могу их поймать. Но я понимаю, что они - и видение, и строки, да и вообще каждое слово произведения - так захватили меня, что я буду охотиться на них при каждом перечитывании и просмотре большой трагедии, до тех пор, пока не поймаю.
Другие сочинения по этому произведению
Вечность проблем трагедии «Гамлет» История создания трагедии В. Шекспира «Гамлет» Трагедия Шекспира "Гамлет" «Быть или не быть?» - главный вопрос пьесы «Гамлет» В. Шекспира Гамлет - идеальный герой своего времени Проблемы добра и зла в трагедии Шекспира «Гамлет» Любил ли Гамлет Офелию Монолог «Быть или не быть?» - высшая точка раздумий и сомнений Гамлета Проблема выбора в трагедии Уильяма Шекспира "Гамлет" Характеристика образа Гертруды в трагедии Шекспира «Гамлет» Характеристика образа Полония в трагедии Шекспира «Гамлет» Личность Гамлета Характеристика образа Лаэрта в трагедии Шекспира «Гамлет» Трагедия «Гамлет» (1600-1601) Добро и зло в трагедии Шекспира «Гамлет» Вечные трагедии человечества (По трагедии У. Шекспира "Гамлет") «Гамлет»: проблемы героя и жанра Гамлет как носитель гуманистических идей эпохи возрождения Трагичен ли образ Гамлета В чем трагедия Офелии «Гамлет» одно из самых великих произведений мировой драматургии Трагедия “Гамлет” Конфликт трагедии «Гамлет» Чем близок нам Гамлет сегодня Главные образы трагедии В. Шекспира «Гамлет» Мои размышления над образами Печорина и Гамлета Проблема выбора в трагедии «Гамлет» Место действия и время трагедии «Гамлет» Характеристика образа Клавдия в трагедии Шекспира «Гамлет» \"Он человек был - человек во всем; ему подобных мне уже не встретить\" (по трагедии Шекспира \"Гамлет\") Гамлет - личность обращенная к будущему Вечные трагедии человечества Легенда о Гамлете из датской летописи и ее переосмысление Шекспиром Датский римлянин образ Горацио тень Гамлета Творчество Шекспира отличается своей масштабностью - чрезвычайной широтой интересов и размахом мысли Поэтическая трагедия «Гамлет» Зазеркалье принца Гамлета потусторонний мир в трагедии Трагедия «Гамлет» ее философско моральные мотивы Гамлет наш современник Этот мир «Гамлета» значение второстепенных героев Мастерство драматургической композиции трагедии «Гамлет» Образ Гамлета. Предварительные замечания Вызов, брошенный всему миру (по трагедии У. Шекспира «Гамлет») «Гамлет» трагедия главного героя Гамлет и его высокое понятие о чести Гамлет сценический и Гамлет внутренний В чем для нас тайна Гамлета Невидимые лица трагедии. Отец Гамлета Гамлет и Дон Кихот Новый взгляд в будущее (по трагедии У. Шекспира "Гамлет")И полный текст) – самая трудная для истолкования по причине чрезвычайной сложности ее замысла. Ни одно произведение мировой литературы не вызывало такого количества разноречивых объяснений.
Гамлет. Художественный фильм 1964
Гамлет, принц датский, узнает, что его отец не умер естественной смертью, а был предательски отравлен собственным братом Клавдием, женившимся на вдове покойного и унаследовавшим его престол. Гамлет клянется отдать всю жизнь делу мести за отца – и вместо этого на протяжении четырех актов размышляет, корит себя и других, философствует, не предпринимая ничего решительного, пока, в конце V акта, не убивает, наконец, злодея чисто импульсивно, когда узнает, что тот отравил его самого.
Что же является причиной такой пассивности и видимого безволия Гамлета? Критики усматривают ее в природной мягкости души Гамлета, в чрезмерном «интеллектуализме» его, убивающем якобы способность к действию, в его христианской кротости и склонности к всепрощению.
Все эти объяснения противоречат самым ясным указаниям в тексте трагедии. Гамлет по натуре своей вовсе не безволен и не пассивен: он смело бросается вслед за духом отца, не колеблясь, убивает предателя Полония, спрятавшегося за ковром, проявляет чрезвычайную находчивость и мужество во время плавания в Англию. Дело не столько в натуре Гамлета, сколько в том особенном положении, в которое он попадает.
Студент Виттенбергского университета, весь ушедший в науку и размышления, державшийся вдали от придворной жизни, Гамлет внезапно открывает такие стороны жизни, какие ему раньше «и не снились». С его глаз словно спадает пелена. Еще до того как он удостоверился в злодейском убийстве своего отца, ему открывается ужас непостоянства матери, вышедшей вторично замуж, «не успев износить башмаков», в которых она шла за гробом первого мужа, ужас фальши и развращенности всего датского двора (Полоний, Розенкранц и Гильденстерн, Озрик и др.). Гамлету открывается и нравственная слабость прежней возлюбленной, дочери Полония Офелии, которая не в состоянии его понять и помочь ему, так как во всем повинуется жалкому интригану – своему отцу.
Все это обобщается Гамлетом в картину испорченности мира, который представляется ему «садом, поросшим сорняками». Он говорит: «Весь мир – тюрьма, с множеством затворов, темниц и подземелий, причем Дания – одна из худших». Гамлет понимает, что дело не в самом факте убийства его отца, а в том, что это убийство могло осуществиться и остаться безнаказанным лишь из-за равнодушия, попустительства и угодничества всех окружающих. Весь двор и вся Дания оказываются соучастниками этого убийства, и Гамлету для свершения мести пришлось бы ополчиться против всего мира.
В монологе «Быть или не быть?» он перечисляет бичи, терзающие человечество:
Плети и глумленье века,
Гнет сильного, насмешку гордеца,
Боль прéзренной любви, судей медливость,
Заносчивость властей и оскорбленья,
Чинимые безропотной заслуге.
Если бы Гамлет был эгоистом, преследующим исключительно личные цели, он быстро расправился бы с Клавдием и вернул бы себе престол. Но он мыслитель, озабоченный общим благом и чувствующий себя ответчиком за всех. Гамлет должен бороться с неправдой всего мира. Таков смысл его восклицания (в конце I акта):
Век расшатался; и скверней всего,
Что я рожден восстановить его!
Но такая задача непосильна даже для могучего человека, и потому Гамлет надолго уходит в свои размышления, погружаясь в глубины своего отчаяния. Именно в этом и заключается душевная трагедия Гамлета (то, что критикой XIX в. было названо «гамлетизмом»).
Герой шекспировской трагедии сам оплакивает свое душевное состояние и корит себя за бездействие. Он ставит себе в пример юного Фортинбраса, который «из-за былинки, когда задета честь», ведет на смертный бой двадцать тысяч человек, или актера, который, читая монолог о Гекубе, так проникся «вымышленной страстью», что «весь стал бледен», между тем как он, Гамлет, словно трус, «отводит словами душу». Мысль Гамлета настолько расширилась, что сделала невозможным непосредственное действие. В этом корень скептицизма Гамлета и его внешнего пессимизма.
Но вместе с тем такая позиция Гамлета необычайно заостряет его мысль, делая его зорким и беспристрастным судьей жизни. Вглядывание в действительность, в сущность человеческих отношений становится как бы жизненным делом Гамлета. Он срывает маски со всех лжецов и лицемеров, с которыми встречается, разоблачает все старые предрассудки.
Часто высказывания Гамлета полны горького сарказма и, как может показаться, мрачной мизантропии, например когда он говорит Офелии: «Если вы добродетельны и красивы, ваша добродетель не должна допускать бесед с вашей красотой... Уйди в монастырь: к чему тебе плодить грешников?» Или когда он заявляет Полонию: «Если принимать каждого по заслугам, то кто избежит кнута?» Однако сама страстность его выражений свидетельствуют о горячности его сердца, страдающего и отзывчивого.
Гамлет, как показывает его отношение к Горацио, способен к глубокой и верной дружбе; он горячо любит Офелию, и порыв, с каким он бросается к ее гробу, глубоко искренен. Он любит свою мать, и в ночной беседе, когда он терзает ее упреками, у него проскальзывают нотки трогательной сыновней нежности. Он подлинно деликатен (перед роковым состязанием на рапирах) с Лаэртом, у которого прямодушно просит прощения за недавнюю резкость. Последние слова его перед смертью – приветствие Фортинбрасу, которому он завещает престол ради блага своей родины. Особенно характерно, что, заботясь о своем добром имени, он поручает Горацию поведать всем правду о нем.
Высказывая исключительные по глубине мысли, Гамлет является не философским символом, не рупором идей самого Шекспира или его эпохи, а конкретным лицом, слова которого, выражая его глубокие личные переживания, приобретают через то особую убедительность.
Загрузка...
