Любовь не превозносится гордится бесчинствует. «Любовь не мыслит зла

ДВЕНАДЦАТЬ НОВЕЛЛ О ЛЮБВИ
или ИЗБРАННЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ПОСЛАНИЕМ АПОСТОЛА ПАВЛА

Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая или кимвал звучащий.
Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, - то я ничто.
И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится,
не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине;
все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.
Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся,
и языки умолкнут, и знание упразднится.
Первое Послание к Коринфянам апостола Павла

Тема этого номера - необычная и по содержанию, и по форме. Здесь нет интервью и статей, не содержится справок и информационных врезов. Для разговора о христианском восприятии любви вряд ли подходят приемы традиционной журналистики. И поэтому тема наша состоит из двенадцати историй, произошедших в разное время: некоторые несколько веков и даже тысячелетий назад, а некоторые - буквально «вчера». Их разделяет не только время, но и авторство, и сюжет. И сама широта восприятия слова «любовь», которое часто отождествляется с отношениями мужчины и женщины. Далеко не все новеллы, написанные для этой темы пятью православными людьми как своеобразные иллюстрации к потрясающему по силе Посланию святого апостола Павла, похожи на жития и иконы. И конечно же, выбранные нами истории, заключают в себе больше проявлений любви, чем их наименования. Любовь всегда глубока и просторна. Но именно в этом просторном и вместе с тем глубоком восприятии любви; в понимании того, как по-разному присутствует Бог в наших отношениях, заключается для Православия радостное и необычайно важное открытие.
То, что так сближает нас с Богом.
То, что своей жизнью, смертью и Воскресением засвидетельствовал пришедший на землю Христос.
То, что неслучайно становится для людей самым важным - независимо от того, верующие они или нет.
То, что Бог есть Любовь. А значит - когда и пока любим - и мы Божии, как бы ни был для нас труден путь от сомнения к вере.

Редакция

Любовь долготерпит

У моей крестной матери Татьяны был больной муж: он каждый день напивался, а если не выпивал, то глотал нембутал, а если не глотал нембутал, то забивал мастырку. При этом это был талантливейший, умнейший и остроумнейший человек, писатель, классик детской литературы Г. С. В истории болезни у него было написано: «Шизофрения в паранояльной форме, алкоголизм, полинаркомания, печатается в «Мурзилке», передается по радио, член Союза писателей». С. это комментировал так:
- Я сам - сумасшедший, а моя жена - «жена писателя».
И еще он говорил:
- Чтобы быть в этой стране сумасшедшим, надо иметь крепкую психику и железные нервы.
Если он выбирался из дома, то непременно попадал в какую-нибудь историю, и потому о нем говорили, как о гоголевском Ноздреве, что он - человек исторический. «Мать Татьяна» ходила за ним, как за малым ребенком, вечно приставляла к нему «телохранителей» из числа друзей. Но особенно ее тревожил этот каждодневный кайф, в котором пребывал ее муж, и больше всего она боялась, что он - не спасется.
- Генька, - говорила она, - сам апостол Павел писал, что пьяницы Царства Божиего не наследуют!
Она испробовала все - и лечила его, отдавая в больницу, но там он убалтывал санитаров, нянечек и даже медсестер, и они исправно поставляли ему и спирт, и таблетки; молилась за него и даже купила ему избу в деревне, чтобы он мог испытать на себе благотворное воздействие родной природы, вдохнуть сладкий и приятный дым отечества и отлежаться на печи. Но избу спалили пьяные рыбаки. Она пробовала приглашать в дом верных друзей, чтобы они помогли С. уничтожить запасы спиртного и ему «поменьше досталось». Она сама чуть было не стала жертвой «синдрома жены Нейгауза»: жена Нейгауза, как только видела у мужа водку, тут же самоотверженно старалась выпить как можно больше, чтобы та побыстрее иссякла. И так, бедная, спилась, зато он окончил свои дни вполне благополучно.
Вот и Татьяна мужественно применяла тот же метод, то есть, по сути, «клала душу свою за други своя», только сумела вовремя остановиться. И вообще она создавала в доме атмосферу нормальной жизни, где все шло своим чередом: приходили редакторши, которым С. надиктововал свои чудесные рассказы о путешествиях и зверях; собирались друзья, вечно кто-нибудь праздновал здесь свой день рожденья, годовщину свадьбы, защиту диссертации, открытие выставки, выход новой книги; то сосед забегал на минуту по какому-то делу, да так и оставался, заслушавшись и засмотревшись; то некий иногородний знакомец останавливался на ночлег; то странствующий монах получал приют. Создавалась странная ситуация, когда сюда, в этот теплый, хлебосольный дом, где Татьяна всех угощала в буквальном смысле - от души, устремлялись люди, внешне будто бы куда более обустроенные и благополучные, чем сами хозяева, чтобы получить здесь утешение и любовь, примириться с жизнью. С. после возлияний возлежал на диване, как древний патриций, вокруг него восседали гости, порой это были люди вроде бы вовсе не совместимые между собой, окажись они где-то в другом месте, и он рассказывал такие потрясающие истории, которые потом передавались из уст в уста, постепенно утрачивая свое авторство и уже воспринимаясь как плод мудрого народного творчества. С. был мастер рассказа, виртуоз парадокса.
Было время, когда Татьяна тайком разбавляла водку водой, причем пропорции последней все увеличивались и увеличивались, пока в рюмке С. не оказалась чистая вода. Он выпил и удивленно сказал:
- Ну надо же, до чего дошло - пью и не пьянею!
Потом Татьяна узнала, что в Белгородской области в поселке Ракитное живет удивительный православный старец, по молитвам которого совершаются чудеса. И повезла С. к старцу.
Он принял его с любовью, обнял и сказал:
- Что же вы, дорогой, так долго ко мне не приезжали!
И благословил их поселиться у местной старушки, каждый день приглашая на трапезу в свой священнический домик.
Целыми неделями, а порой и месяцами мои друзья жили около старца. С. общался с приезжающими сюда священниками и монахами и сам стал выглядеть столь благообразно, что иногда его в церковном дворе принимали за священника и просили благословения.
Но она сама была больна и нуждалась в операции. Однако она и представить себе не могла, как это вдруг она займется собой и ляжет в больницу, а свое «нетечко» оставит без присмотра. Но главное было даже, кажется, не в этом: в конце концов, можно было поселить с С. верного человека, который бы и позаботился, и покормил. Суть в том, что она настолько была поглощена любовью к своему мужу, настолько озабочена идеей его спасения, что психологически не могла переключить свою энергию и внимание с него на себя. Поэтому она все тянула с операцией, откладывала, тянула, тянула… И упустила время.
Он пережил ее на два года. Все это время он очень тосковал, почти и не пил - все лежал на своем диване, вспоминая жизнь. Он практически ослеп и воспринимал это как-то символически: дескать, вот, земная юдоль погасла, зато какие картины обозревает он теперь своим духовным оком! Мой муж, священник, часто навещал его, исповедовал и причащал, пока наш друг не отошел в вечность.
…А Татьяну я видела сразу после ее похорон во сне. Она выглядела радостной и веселой. Мы пришли в какую-то роскошную трапезную, если выражаться на светском языке - как бы в какой-то шикарнейший ресторан, но уж очень высокий и просторный, и она сказала, смеясь:
- Ну, Олеська, а теперь ты будешь меня угощать!
Проснувшись, я представила длинные церковные поминальные столы с горящими свечами и подумала, что именно о таком угощении и шла речь в моем сне. И еще я вспомнила, как она в своей земной жизни всегда угощала всех, всем раздавала от своих щедрот, от избытка своего сердца, от богатств любви - никто от нее не уходил пустым: без утешения, без гостинца, без подарка, без доброго словца, улыбки и шутки.

Любовь милосердствует

Вспомнилась мне одна история, которую невозможно забыть, - ну, что, скажите, заставляло шестилетнюю девочку втайне от родителей убегать по ночам подкармливать попавшую под поезд собаку с перебитыми лапами, лежащую под платформой (кто-то, сжалившись, бросил ее туда подыхать), заботиться о ней? Обеспеченный всем ребенок, богатый дом, любые увлечения - только захоти, своя собственная преданная собака - купили ей за огромные деньги, и вот таскает какой-то облезлой полумертвой дворняге сырки, печенье, мясо из холодильника, вещи свои на подстилку. Собака лизала ей руки, стараясь не выть слишком громко… И на что ей, девчонке, пришлось пойти ради этой… Ради этой любви! Престижный загородный дом на охраняемой территории, - пришлось договариваться с охраной, а попросту, платить за молчание. Но чтобы платить, надо, значит, как-то вытянуть у родителей деньги, то есть врать и врать каждый раз про какие-нибудь подарки подружкам или еще о чем-то, а когда и это не помогало, приходилось и воровать - знала ведь, где деньги лежат, подсматривала. Не говоря уж о том, каково это пробираться к платформе ночью, сидеть под ней, сжимаясь от грохота товарняка… А почему, скажете, ночью? Почему тайком? Да потому что знала же, что не пустят, не разрешат. Так в общем и вышло: когда прознали, куда их чадо бегает по ночам, пришли в неописуемый ужас: ребенок ежедневно рисковал попасть под поезд, сам мог превратиться в такую собаку! Послали прислугу на станцию. И нашли ту собаку и прибили ее - устранили, так сказать, саму причину… А чем все это кончилось? А кончилось тяжелым нервным расстройством девочки. Лежала, уйдя в себя, то вдруг плакала без причины… И ничем не могли отвлечь, утешить ее. Однажды в марте попросилась она на прогулку. Было много солнца, свежий, пахнущий летом ветер… Потом крупозное воспаление легких - скоротечное, как жизнь мотылька. И человечка не стало.
Я невольно задумывался над этой судьбой: что привело ее в эту жизнь? Ради чего это прожито? Неужели ради любви милосердия к этой несчастной бездомной собаке? Неужели…
Так мало прожито и так много дано.

Любовь не завидует

Мой старинный друг прозаик В. прожил бурную богемную жизнь. Он поменял несколько городов и даже стран, а также нескольких жен, одну из которых крепко побил из ревности плеткой, а сопернику выбил передний зуб, так что чуть было не угодил под суд, но обошлось, откупился. И, наконец, на закате дней он «возвратился на круги своя», осел на месте и усвоил образ «кающегося грешника». У него от прежней жизни есть чудесный сын Коленька, которого сам В. называет «даром небес», - кроткий, светлоликий юноша. Коленька с отрочества прислуживал в храме, а потом поступил в Московскую духовную семинарию и очень успешно там учился. При виде его сердце само начинало петь ему: «Аксиос! Аксиос!»* Да и вообще все говорило о том, что он вот-вот примет священный сан и будет чистым сердцем молиться за нас у Престола. К тому же и девушка у него была ему под стать - радостная, пригожая, вся как наливное румяное яблочко.
Он так и говорил о ней «моя девушка»:
- А можно я приду к вам с моей девушкой? А вы не можете моей девушке подарить свою книгу?
Познакомил ее с отцом, с родственниками, с друзьями отца - стало быть, свадьба не за горами, а там и до рукоположения рукой подать…
Так проходит месяц, другой, полгода, год…
Встречаю его на улице - идет, сияющий:
- Коленька, как жизнь?
- Слава Богу! Вот - в Духовную академию поступил…
- А девушка твоя как?
- А у нее прекрасно просто! Ей так повезло! Она замуж вышла - очень счастливо, очень хорошо. За друга моего, бывшего сокурсника. Замечательный человек, очень духовный и ведь как поет! Его уже и во диакона рукоположили. Он ее в паломничество с собой взял по святым местам - они только что вернулись из Греции, полные впечатлений: были у мощей Святителя Спиридона, и у Андрея Первозванного, и у Иоанна Русского. Я всю жизнь мечтал туда попасть, но они мне так доподлинно все описали, так живо, что я как будто сам там побывал, воочию все увидел и прикоснулся к святыням. До сих пор храню это блаженное чувство.
…Мой друг В., комментируя это, говорит: «Волен Бог и на терновнике вырастить виноград, и на репейнике - смоквы!».
Я все-таки спросила его:
- А, может, Коленьке та его девушка и не очень была нужна? Ну, может, не так уж любил он ее, просто - дружил?
- Да ты что, неужели ничего не поняла? Любил, конечно, колечко ей даже уже купил обручальное, со мной советовался, боялся - а вдруг не понравится? Да вот подарить не успел: все шептал тогда, потрясенный: «Не судьба, не судьба!». Ну и принес это колечко просто Матери Божией: то ли зарок Ей какой дал, то ли просто - утешения попросил…

Любовь не бесчинствует

Андрей Десницкий:

В состав Нового Завета входит одно очень необычное послание Павла. Читатели, как правило, совсем не запоминают его: оно самое маленькое, оно говорит о каких-то частных и давно прошедших вещах… но оно очень хорошо иллюстрирует слова другого Послания: «любовь не бесчинствует». Однако прежде чем начать рассказ, нужно, пожалуй, пояснить одно из значений этого слова - «бесчинство». Бесчинствовать - это ведь не обязательно хулиганить, это означает прежде всего - нарушать существующий социальный порядок (чин), превращать его в хаос.
Итак, послание к Филимону. Так звали одного знакомого апостола Павла, которого тот обратил к вере. А у Филимона был раб Онисим, который от него сбежал - мы не знаем, при каких обстоятельствах, до или после его обращения, но сбежал, возможно, прихватив что-то с собой. А потом Онисим встретился Павлу, тоже обратился в христианство и помогал ему в его служении, когда тот находился в тюрьме. Павел написал это письмо Филимону, прося принять обратно Онисима и простить его.
И зачем, казалось бы, включать такую переписку в Новый Завет? Что в ней такого важного и значительного? Люди, живые люди. Это письмо показывает нам, как складывались отношения между людьми в раннехристианской общине и как они соотносились с принятой тогда структурой общества. Иногда можно услышать недоумения: почему первые христиане никак не протестовали против жестоких обычаев своего времени, например, рабства? Ответ прост: они жили в мире, где никому просто не приходило в голову, что можно без них обходиться. Но они старались изменить себя, свое отношение к этим обычаям.
Беглый раб Онисим… По законам того времени Павел должен был отправить его в оковах к хозяину, а тот обладал правом наказать его по своему усмотрению, причем нередко таким наказанием была мучительная смертная казнь. Распятие - это у римлян было как раз для беглых рабов, чтобы впредь никто и подумать не смел о таком.
И Павел ничуть не нарушает закон - он отправляет Онисима к господину, дав ему сопроводительное письмо: «Прошу тебя о сыне моем Онисиме, которого родил я в узах моих: он был некогда негоден для тебя, а теперь годен тебе и мне; я возвращаю его; ты же прими его, как мое сердце. Ибо, может быть, он для того на время отлучился, чтобы тебе принять его навсегда, не как уже раба, но выше раба, брата возлюбленного». Да еще и дает официальные гарантии лично уплатить за всякий возможный ущерб, некогда причиненный Онисимом!
Если только Филимон не был совершенно бессовестным и неблагодарным человеком, он наверняка исполнил просьбу Павла, своего наставника. Можно полагать, что он даже отпустил Онисима как свободного человека обратно к Павлу - ведь тот писал, что Онисим нужен был ему там, в тюрьме, но он отправлял его обратно к хозяину, чтобы все состоялось в духе мира, любви и свободного выбора человека.
Павел мог поднять мятеж рабов, как это сделал Спартак, и пролить реки крови. Он мог прятать беглых рабов у себя и отправлять их туда, где их никто не найдет, как это будут потом делать американские аболиционисты. Он мог готовить социальную революцию, каких было немало в нашей истории - но он предпочел бесчинству революцию в человеческих сердцах.
Так, наверное, был сделан первый и самый главный шаг к отмене рабства: господин принял беглого раба как брата в Господе.

Любовь не раздражается

Любовь не мыслит зла

Андрей Десницкий:

Многие, наверное, помнят странный эпиграф к поэме М.Ю. Лермонтова «Мцыри»: «Вкушая, вкусих мало меда и се аз умираю». Но немногие знают, о ком было сказано это впервые. Эти слова 1-я Книга Царств вложила в уста Ионафана - не менее трагического персонажа, чем лермонтовский Мцыри.
Он был сыном царя Саула и настоящим героем - однажды именно его смелая вылазка, в ходе которой он вместе со своим оруженосцем перебил около двадцати врагов, принесла израильтянам победу над филистимлянами. Он, наверное, был бы более достойным царем, чем его отец Саул. И, конечно, Саул вполне был готов передать ему свой трон. Но вышло иначе…
Бог отверг царя Саула, избрав другого, более достойного царя - никому тогда еще не известного молоденького пастушка по имени Давид. Вышло так, что он попал во дворец Саула, стал его любимым слугой. Впрочем, Саул постепенно начал догадываться, что в этом парнишке было что-то такое, чего не было в нем самом, а значит, он был соперником и угрозой. Подозрительный царь даже пытался убить своего верного слугу, метнув в него копье, а в другой раз подослал к нему ночью убийц. Вполне можно было ожидать, что Ионафан если не поможет отцу в устранении конкурента, то по крайней мере, не станет препятствовать. Ведь это он взошел бы на престол после Саула!
Но вышло совсем иначе. «Ионафан же заключил с Давидом союз, ибо полюбил его, как свою душу» - Библия скупо описывает человеческие чувства, она предпочитает говорить о словах и поступках. Так что эти слова - одно из очень немногих упоминаний дружбы в библейском тексте. Зато поступки Ионафана описаны вполне подробно.
Он спас Давида от мести своего отца. Давиду грозила смертельная опасность, но он пока что не мог понять, то ли царь действительно решился его уничтожить, то ли все его поступки были продиктованы минутными вспышками гнева. Давид бежал из царского лагеря, но пока не уходил далеко, а оставался рядом, чтобы дождаться новостей и решить все наверняка.
В этом ему помог именно Ионафан, затеявший со своим отцом особый разговор о Давиде. К сожалению, примирение было уже невозможно, и оставалось только подать Давиду заранее обусловленный знак. Ионафан вышел в поле, чтобы потренироваться в стрельбе из лука, и только он знал, что Давид из укрытия внимательно следит за этими упражнениями. Выпущенные стрелы подбирал мальчик-слуга, и царский сын, подавая ему команды, тем самым предупреждал Давида: «Беги, беги быстрее»!
Ему наверняка так хотелось, чтобы отец и лучший друг примирились, но этого не случилось. Тогда он мог сделать выбор: пойти со своим отцом против конкурента и обеспечить себе престол - или открыто выступить против отца, как не раз делали царевичи на Востоке. Тогда, передав трон Давиду, он мог рассчитывать на второе место после него… Ведь он сам так и говорил ему при расставании: «Не бойся, ибо не найдет тебя рука отца моего Саула, и ты будешь царствовать над Израилем, а я буду вторым по тебе; и Саул, отец мой, знает это».
Он любил Давида, но любил и отца, и не оставил его даже в годы смуты и поражений. В результате Саул и Ионафан вместе погибли в бою с филистимлянами. И Давид, которому донесли о гибели Саула и всех его сыновей, вовсе не обрадовался тому, что теперь он сможет, наконец, занять израильский престол. Нет, прежде всего он сложил погребальный плач о погибшем царе Сауле и о своем верном друге Ионафане:
От крови раненых, от тел богатырей
лук Ионафана не отступал,
меч Саула впустую не отходил.
В любви и согласии жили Саул и Ионафан,
не разлучились и в смерти своей они;
быстрее орлов, сильнее львов они были…
Скорблю о тебе, мой брат Ионафан,
как ты был дорог для меня!
Превыше женской любви была твоя любовь.
Как пали могучие, оружие погибло!

Любовь не радуется неправде

Андрей Десницкий:

Сегодня мы знаем о чуде Воскресения - но когда Христос был распят, о нем еще никто не знал. Все ученики Его были поражены, смерть на Кресте казалась концом всех надежд. Апостолы разбежались, и верный и пылкий Петр трижды отрекся от него из страха перед гонителями… И только фарисеи могли праздновать победу: они же говорили, что этот проповедник из Назарета никакой не Мессия! Его позорная и страшная смерть доказала это как нельзя лучше.
Но в этот страшный момент нашлись два человека из «лагеря» фарисеев, которые не торжествовали вместе со своими товарищами и даже рисковали высоким общественным положением, чтобы воздать Иисусу последнюю почесть - достойно похоронить Его израненное тело. Все четверо евангелистов называют одного из них: Иосифа из Аримафеи, - а Иоанн добавляет и второго, Никодима.
Кем же они были?
Иосиф был членом верховного совета, того самого Синедриона, который осудил Христа. Правда, в том самом заседании он не участвовал - может быть, предчувствуя его исход, просто не решился придти. Евангелисты не скупятся на добрые слова по отношению к нему: «ученик Иисуса, но тайный из страха от Иудеев; знаменитый член совета, который и сам ожидал Царствия Божия; человек добрый и правдивый».
Никодима Иоанн называет фарисеем и «одним из начальников иудейских»; он описывает, как тот приходил к Иисусу ночью, тайно, чтобы никто не узнал. Никодим знал твердо: этот странный Проповедник, что бы ни говорили о нем коллеги, от Бога, потому что никто не сможет творить таких чудес, если Бог не будет с ним.
Но Никодиму с Иосифом было, что терять, и потому приходилось прятаться. Они не могли, как простые рыбаки, бросить все и пойти за Ним - слишком много бы пришлось бросить. Положение, богатство, уважение, возможность спокойно заниматься изучением Писания - всего этого бы они лишились, пойдя за ним, и таким бы не сошло это с рук, как сходило рыбакам.
Правда, Никодим один раз попробовал заступиться за Иисуса. Когда фарисеи уже начинали совещаться, как бы им казнить Иисуса, Никодим спросил у своих товарищей: «Судит ли закон наш человека, если прежде не выслушают его и не узнают, что он делает?» Но ответ был краток: «Ты сам не из Галилеи ли? Рассмотри и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк». Спорить дальше было бесполезно, да и небезопасно.
Но сейчас… Надежды не сбылись, но и бояться уже было нечего, все самое страшное совершилось сейчас на Кресте, и они это видели. Что теперь вся их репутация, почет, спокойствие значили перед этим измученным и мертвым телом? И вот именно тогда, когда разбежались все остальные, фарисеи Иосиф и Никодим отправились к Пилату, чтобы им отдали тело казненного преступника - немалая дерзость. Но Пилат согласился, и Христа похоронили в родовой гробнице Иосифа.
Так исполнилось еще одно пророчество о смерти Спасителя, из книги Исайи: «Ему назначали гроб со злодеями, но Он погребен у богатого, потому что не сделал греха, и не было лжи в устах Его». Думали ли об этом Иосиф с Никодимом? Кто знает, может быть, да, а может, и нет. Но в любом случае: они не смогли радоваться убийству Безвинного, они отдали последний долг любимому Учителю - и так их имена навсегда сохранились в Евангелии, а родовая гробница Иосифа Аримафейского стала главной святыней христианского мира, к которой идут и идут паломники со всех концов земли.
Порой, чтобы войти в историю, нужно просто остаться человеком.

Любовь сорадуется истине

Владимир Гурболиков:

В детстве я знал только одного «Фому» - из диковатого детского стихотворения. Он был упрям, и погиб в водах африканской реки, съеденный крокодилом. Но даже из крокодильей пасти доносилось: «Не пра… Я не ве»… То есть, неправда, я не верю. Вот такой Фома-неверующий. А почему звался этот мальчик именно Фомой, я тогда не знал: Евангелие в начале семидесятых было в советских семьях редкостью. А тому, из-за кого в историю вошла поговорка о Фоме-неверующем, довелось выдержать испытание, может быть, более страшное, нежели смерть в крокодильих зубах.
Он жил в древней Иудее, во времена, когда люди ожидали прихода Мессии. И Фоме посчастливилось встретиться с Иисусом из Назарета, стать Его учеником и - слушая слова Учителя и видя великие чудеса, Сотворенные Им, - он уверовал, что следует за Христом, Спасителем мира. Но вера Фомы подверглась страшному испытанию. Однажды ночью его любимого Учителя схватили, осудили скорым и неправедным судом и казнили самой страшной казнью из тех, которые применялись в Римской империи - распятием на кресте. Христос не раз говорил Фоме и другим ученикам, что это должно произойти, но ужас перед произошедшим и горечь потери затмили для апостолов память о Его словах. Тот, Кого почитали Богом, не совершил чуда, не уничтожил своих гонителей, не сошел с креста. И единственное, что удалось сделать, - это уговорить префекта Иудеи Понтия Пилата разрешить похоронить израненное мертвое Тело в могильной пещере.
Возможно, Фома острее и глубже других пережил это горе и крушение надежд. Потому что когда на утро дня, следующего за субботой (теперь мы называем этот день воскресеньем) сначала женщины, ходившие на могилу, а потом и сами апостолы стали говорить о Воскресении Христа, единственный, кто отказался поверить радостному чуду, был он. Диким было бы думать, что Фома не хотел этого Воскресения. Он оставил все, что имел, чтобы следовать за Ним; Он единственный среди апостолов, зная, что иудеи угрожают Учителю смертью воскликнул всего за десяток дней до Распятия: «Пойдем и мы умрем с Ним»! Вероятно, он боялся поверить в ложное воскресение, страшился, что его друзьям является не Живой Иисус, а призрак. Что они радуются миражу, а не Истине. «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его (там у Христа должна была остаться огромная рана от удара римским копьем - В. Г.), не поверю», - говорил он другим апостолам.
И чудо произошло: Христос явился Фоме. Это было в момент, когда все апостолы собрались вместе, в одном доме, за запертыми дверями. «Пришел Иисус, когда двери были заперты, - пишет апостол и евангелист Иоанн Богослов, - стал посреди них и сказал: мир вам! Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои, и не будь неверующим, но верующим». И тогда, наконец, Фома воскликнул: «Господь мой и Бог мой!». Тогда он убедился, наконец, в Истине Воскресения, смог разделить радость Встречи. Эта радость более не покидала его всю жизнь. Он пустился в странствия, проповедуя христианство повсюду. Он дошел до далекой Индии, где через все последующие столетия сохранилась, несмотря ни на что, Весть о Христе и память о святом апостоле Фоме. Он не страшился гонений и смерти, которая настигла его в далеком краю. Любовь его, требовавшая уверения в правде Воскресения, навсегда стала радостной и бесстрашной. И вспоминая о нем, я, не видевший Христа воочию, слышу слова, которые сказал Бог своему недоверчивому, но любящему ученику. Слова, обращенные и ко мне: «Ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие». И частица Фоминой радости и надежды наполняет сердце, и ею живу…

Любовь все покрывает

В том старом доме на Маросейке, где жили раньше, все знали семью их. Хотя семьей в полном смысле назвать это было трудно. Жорка, муж, известный гуляка. Жена Татьяна или Танька, как отзывались о ней соседки. И двое детей их: Ленька и Людочка. Жорка часто скандалил, с ним старались не связываться. Не знавший меры в пристрастии к бутылке и женским прелестям, в какой-то день совсем наступил на совесть, стал приводить к себе женщин - одна «красивше» другой - где он только их брал таких. Все знали, что Жорка честно сказал жене, своей Таньке: вот, буду жить с другой женщиной, чтобы ты знала заранее, а детям скажи, если хочешь, что это как родственница. Этих «родственниц» будет бессчетно, и все привыкнут, и во всех пересудах Жорку и баб его перемелят языком вполне беззлобно, зато вся злая молва достанется Таньке.
И было за что. Мало того, что не смогла удержать мужика и мужа, мало того, что терпит его любовниц, обстирывает и готовит на них, так еще ведь и оправдывает перед детьми такого отца!
Это было истинной правдой: когда дети видели упавшего в лужу отца, она бежала к нему, тащила его на себе, объясняя им, что папа их очень устал, что ему сейчас очень плохо, что надо ему помочь и тогда ему станет лучше… Когда дети дрожали от отцовского буйства и ругани, она уводила их в дальнюю комнату, потому что «папа чем-то сильно расстроен, у него не все получается в жизни, и не дай вам Бог испытать, когда болеет душа»… Дошло до того, что она жалела его любовниц, когда он колотил их. Перевязывала, утешала, поила чаем. Сидели на кухне, обнявшись, плакали…
Время шло, росли дети. Ленька поступил в училище. Людочка перешла в шестой класс. Жорка продолжал жить по-старому, как ему вздумается, хоть теперь и не с той же силой. Поубавился малость. Не менялась одна лишь Танька, все такая же; и стоило завести разговор об их девятой квартире, как тут же неслось: «Все Танька эта! все Танька! она все!..»
Как она умерла, отчего, никто не знал. Была и нету. Ленька в армии был. Людочка в Крым по путевке уехала. Жорка неделю дома не ночевал. Вернулся, увидел ее - вся в чистом, лежала словно что-то хорошее снилось…
Так и похоронили.
Только однажды, осенним днем, увидели: стоит посреди двора Георгий. Непривычно тихий, трезвый; стоит и все ищет чего-то, как будто первый раз здесь, на окна смотрит, на крышу, на небо… Стоит час, другой, под дождем. Не уходит. Подходили, звали его. Не идет. Хорошо Людочка пришла с занятий, увела его. И говорит, говорит что-то ей… Долго не могли понять, потом разобрали: «Все потерял… все потерял!» - говорит. Другой человек стал. Пить бросил, никаких скандалов, любовниц…
Ленька вырос, переехал в Митино. Людочка замуж вышла за офицера. А отец их здесь свое доживает. Одна у него теперь забота: на Танькину могилку ходить.
Дети помогают, приходят часто, и никто не упрекнул ни в чем, не сказал ему ни разу худого слова.

Любовь всего надеется

Человек с чистым сердцем может получить столь непреложную весть о своем пути, которую не может поколебать никакое сомнение в ее кажущейся иррациональности. И лишь потом, когда уверения сердца воплощаются, мы с радостью празднуем победу Божиего Промысла в нашей жизни.
Вот история моих родителей. В декабре сорок первого года шестнадцатилетний папа ехал на поезде из Москвы с такими же, как и он, курсантами, в артиллерийское училище в Омск. В том же вагоне моя бабушка увозила в эвакуацию своих дочерей - мою одиннадцатилетнюю маму и мою девятилетнюю тетку Лену. Было холодно и страшно. Но молоденькие курсанты, занимавшие тот же отсек, пели, шутили и курили. Говорили о поэзии. Читали стихи. Мама тоже - умная девочка - что-то прочитала. Потом получает она записочку от одного из этих молодых людей. На газетном срезе нацарапано карандашом: «Вернусь с победой - ты будешь моей женой». Мама тоже взяла карандашик и написала печатными буквами: «Дурак». С тем и отдала бумажку курсантику.
Меж тем пора было укладываться спать. В плацкартном вагоне было холодно, много народа, яблоку негде упасть. Короче - бабушка уложила Лену прямо в валенках, ногами к проходу. А когда они проснулись, оказалось, что кто-то ночью украл у девочки валенки. Тогда бабушка отрезала рукава своей шубы, зашила их и надела Лене на ноги.
…Через 14 лет папа, фронтовик, инвалид войны, молодой поэт, студент Литературного института, сидел преспокойно дома с женой и тещей. Ужинали и рассказывали всякие истории, связанные с войной. И папа вспомнил, как он ехал в училище и у них в вагоне со спящей девочки сняли валенки, и тогда, чтобы обуть ее босые ноги, ее мать отрезала рукава от шубы… Бабушка изменилась в лице, посмотрела на него каким-то новым взглядом и ахнула. И стала описывать этих курсантов, которые шутили и читали стихи… Тогда уже папа как-то странно посмотрел на нее, молча встал, где-то порылся и извлек крошечную бумажку - газетный срез. Он развернул ее и протянул молодой жене. Она прочитала «Вернусь с победой - и ты будешь моей женой». А чуть ниже - со стыдом разобрала свои собственные карандашные печатные буковки…

Любовь все переносит

Владимир Гурболиков:

Моя прабабушка Серафима дожила почти до девяноста лет, и мне казалось, что она будет жить вечно. Я не мог представить себе иного: старушка с глазами небесно-василькового цвета сопровождала мое детство, и не было на свете ничего более вечного, чем ее седина и наши долгие разговоры. И потому, когда она заболела, я не сразу понял, что происходит. Я уже заканчивал первый класс, играл на скрипке и сам читал толстые книжки, но ни болезненная желтизна, ни какая-то особенная, новая грусть в ее взгляде не встревожили меня. Прабабушка надолго сумела меня “обмануть”, чтобы первый класс мой закончился без волнений. Она терпела боль, украдкой принимала сестру и делала обезболивающее. Она не позволяла себе лечь. Она вела себя так, будто все по-прежнему. И лишь одно было особенным в последние недели тогдашнего мая: блины.
Каждый раз, возвращаясь из школы, я шел вслед за нею на нашу кухню, и там ждала меня стопка горячих, солнечных блинов, которые я ел, поливая сгущенным молоком. Ел до отвала, и мы вместе с прабабушкой, смеясь, вели съеденному счет: двенадцать, тринадцать, четырнадцать… А потом обязательно пили чай. Как прежде, как всегда, весь май.
Она легла в постель сразу после того, как я принес из школы дневник с годовыми отметками. И я опять ничего не понял, ожидая ее выздоровления, день за днем просиживая за книгой где-нибудь неподалеку. Пока не пришла пора ехать за город, в дом отдыха с мамой. И в последние минуты расставания прабабушка Серафима, лежавшая уже круглые сутки, вдруг засобиралась, села, и протянула ко мне руки, чтобы проститься. И я увидел, что в ней что-то происходит, хотя она и не заплакала, а я сам заплакал. Но вновь не поверил в ту разлуку, к которой готовилась прабабушка моя Серафима, улыбавшаяся сквозь боль и уговаривавшая меня ехать.
Она очень меня любила. Будь я взрослым, может быть, она выразила это как-то иначе. Хотя спустя тридцать пять лет именно те блины ее - за месяц до смерти - помнятся, словно вчера это было: двенадцать, тринадцать, четырнадцать…
Если бы и я умел любить так, как она!

Любовь никогда не престает,
хотя и пророчества прекратятся,
и языки умолкнут, и знание упразднится

У меня погиб старший сын, девятнадцатилетний Петя, студент Московского Авиационного института, удивительно похожий на своего погибшего семью годами раньше отца. Из всех потерь, которые уже были: муж, мама, любимая тетя - это самая тяжелая. Петя поехал с ребятами после сданного экзамена позагорать в Серебряный Бор, отошел от своих и пропал. Петю искали четыре дня, обзванивая больницы, морги, милицию. На пятый день нашли - избитого, в речке. За что, кто? Так и неясно: с моего чистого, по-детски открытого Пети, который кроме своей физики-математики, наивных юношеских стихов да гитары, ничего и не знал еще, и взять-то было нечего. Когда его нашли, избитого, на нем были только трусики и крестик… Помню, вот я стою около морга, где лежит мой ребенок, надо идти, что-то делать, подписывать какие-то бумаги, а я не могу сдвинуться с места, и сама жизнь истекает из меня, а ты этому уже даже и не сопротивляешься, потому что сама эта жизнь обесценена произошедшим.
И еще помню - отпевание. Петя был верующим мальчиком, уже давно ходил в храм сам, без меня, подчиняясь своим внутренним побуждениям, вот и за неделю до того злополучного дня поисповедовался и причастился. Потом ребята мне рассказывали, что единственная Петина драка произошла, когда он полез с кулаками на компанию каких-то молодых идиотов, которые стали говорить что-то дерзкое и глупое против Бога. Кто-то смолчал, кто-то стал спорить, а Петя полез драться. Синяк тот я помнила, о причине его он мне так и не рассказал, и я, упершись в его твердое нет, решила, что, неверное, начались какие-нибудь тайны, связанные с девочками… То ли потому, что Петю любили, то ли потому что знали, что он мальчик верующий, на отпевание пришли очень много его друзей, я даже не подозревала, что у него их так много. Конечно, оттого, что столько людей пришло разделить с тобой твою боль, становится легче. Но все равно - это очень тяжело, даже просто физически, стоять у гроба своего ребенка, и только то, что в твоей руке рука младшего сына, а за спиной родители, заставляет тебя держаться. И вот тут, в храме, в какой-то момент, когда я даже не столько молилась, сколько пыталась молиться, я вдруг с отчетливой ясностью поняла, что моя любовь к Пете, так же как и его ко мне, никуда не делась. Что я ее чувствую, причем с той первозданной силой, какую нам редко дано испытать в обычной жизни. И стало вдруг очевидно, что для этой любви нет границ, существующих между нашим и тем миром. Мне кажется, что именно с этого момента, в храме, ко мне и начала возвращаться жизнь.
Многие, кто прошел через подобные потери, успокаиваются, когда видят во сне близких, верующие знают историю про вдову Клеопатру, обращавшуюся к мученику Уару, когда у нее умер единственный сын. Я никаких снов не видела и не ждала. Я не дерзаю задавать вопросы: «Почему и зачем уходят лучшие, дети?» Я вообще думаю, что неправильно пытаться заглядывать за эту черту - есть удивительная глубина в жестокой правде емкой русской поговорки: «Бог дал - Бог взял». Честно говоря, смущаюсь, когда слышу рассуждения о том, кому уготовано Царствие Небесное, а кому нет: если речь не идет о святых, то не дано нам этого знать.
Но что я знаю точно, так это то, что когда я молюсь за своего Петю, я могу прикоснуться к той огромной любви, которая не имеет границ, я чувствую ее. И вот эта очевидность происходящего для меня легко перечеркивает и свидетельства о смерти, и монументальность кладбищенских оград.
Авторы: Андрей ДЕСНИЦКИЙ, Мария ГОРОДОВА, Максим ЯКОВЛЕВ, Владимир ГУРБОЛИКОВ, Олеся НИКОЛАЕВА

Имеют ли какое значение духовные дарования без любви? (1–3). Высокое существо любви (4–7). Вечное неизменное существование любви, и только ее одной (8–13)

1Кор.13:1-3. Без любви и самые высшие духовные дарования не принесут никакой пользы тому, кто ими обладает.

1Кор.13:1. Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий.

Здесь дар языков Ап. ставит на первом месте, потому что идет от самого малоценного к полезнейшему. – «Языками человеческими и ангельскими», т. е. если я хвалю Бога или обыкновенным человеческим языком, или возвышаясь в этом случае до ангельского хваления... Последнее, конечно, нужно понимать как «духовное» хваление, потому что ангелы – духи, и языка не имеют (бл. Феодорит, Феофилакт). – «Любви». Для обозначения понятия «любви» в греческом языке есть два слова: αγάπη и έρως. Последнее обозначает страстную любовь, которая ищет себе удовлетворения в любимом существе. Напротив, первое слово обозначает такую любовь, которая много бескорыстнее первой, которая стремится к тому, чтобы дать счастье любимому существу. У Ап. Павла здесь αγάπη означает главным образом любовь к ближнему, но так как основа этой любви находится в любви к Богу, то и любовь к ближнему принимает характер несвоекорыстия, чистоты и свободы, – качества, какие свойственны любви к Богу. – Возможно ли было иметь дар языков и не иметь в то же время любви? Возможно. И теперь бывает, что человек, который стал на путь веры, скоро замыкается в самом себе, предается мистическим созерцаниям, охладевая в то же время к обязанностям деятельной христианской любви. Он вдается в особую сентиментальность, много говорит о величии христианства, как настоящий поэт, и в то же время является совершенно равнодушным к страданиям своих несчастных собратий. Такой человек идет постепенно назад в духовном отношении и становится похожим на кусок «меди», который при ударе издает звонкий шум, или на «кимвал» – простую медную чашу, которая на востоке иногда употреблялась как музыкальный инструмент. Души в меди и кимвале – нет!

1Кор.13:2. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто.

Ап. идет от одного дарования к другому, высшему. – «Пророчество» – см. 1Кор.12:10. – «Знаю все тайны». Это разъяснение к выражению: «дар пророчества». Пророк знал тайны Божественного домостроительства о нашем спасении, но, конечно, далеко не все. Ап. представляет теперь возможным существование пророка, знающего «все» тайны. И такой человек, по его убеждению, был «ничто», если не имел в себе любви! – «Имею всякое познание». Это дар «знания» – см. 1Кор.12:8. Если бы кто имел такой дар в «полном» его объеме, но не имел любви, то опять такой человек был бы «ничто». – «И всю веру» – это – дар чудодейственной веры. См. 1Кор.12:9. – «Переставлять горы», т. е. уничтожать всякие препятствия, стоящие на пути, как бы велики они ни были. – Итак, человек может все высказать, все знать, все мочь, но все это для него лично не приносит никакой пользы, если он не имеет в себе любви. Для Церкви, для общества верующих эти дары полезны, но самих, обладающих ими, они не спасают (ср. Мф. 7:22, 23).

1Кор.13:3. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.

Ап. переходит к действиям, которые, по-видимому, основаны на любви. – «Раздам все имение» – это «дар вспоможения» (см. 1Кор.12:28) в его высшем проявлении. – «Отдам тело мое на сожжение», т. е. пойду на мученическую смерть за Христа. – О возможности таких фактов свидетельствует история христианства. Напр. об одном пресвитере «Жития Святых» сообщают, что он, идя на мученическую смерть за Христа, не хотел простить одного своего врага, который просил у него прощения. Ясно, что такой человек не имел в себе «любви» и, может быть, по этой причине не выдержал испытания и отрекся от Христа уже перед самым возведением на эшафот. – «Нет мне в том никакой пользы». В очах Божиих такие действия не имеют никакой цены, потому что совершающий их думает только о себе и ищет славы у людей.

1Кор.13:4-7. Итак, любовь есть самый лучший путь потому, что без нее и самые высокие дарования не приносят пользы самому, ими обладающему. Теперь Ап. доказывает высшее достоинство любви обратным путем. Любовь – говорит он, – без которой все остальное – ничто, приносит с собою все, что делает человека добродетельным. Она – мать всех добродетелей.

1Кор.13:4. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится,

«Любовь долготерпит». Ап. перечисляет пятнадцать свойств любви. «Долготерпение» обнаруживается в отношении к разным оскорблениям, какие причиняются человеку ближними. – «Милосердствует» (χρηστεύεται), т. е. постоянно стремится оказать услугу ближнему. – «Любовь не завидует». Отсюда начинается перечисление восьми отрицательных определений понятия любви (до выражения 6-го стиха: «а сорадуется истине»). Эти определения раскрывают содержание понятия «долготерпения» и имеют между собою тесную связь. Так, кто имеет зависть к преимуществам, какими обладает другой, – тот превозносится , говоря о своих собственных достоинствах, гордится , т. е. весь наполнен чувством самодовольства, презирает других (ср. 1Кор.4:6).

1Кор.13:5. не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла,

«Не бесчинствует». Под «бесчинством» (ασχημοσύνη) нужно разуметь отсутствие вежливости, учтивости, которое замечалось у некоторых коринфян, напр., в том, что они не давали иногда говорить на богослужебных собраниях людям, обладавшим более полезными для Церкви дарованиями, говоря все время сами. И вообще указанные сейчас четыре определения любви имеют в виду злоупотребление духовными дарованиями. Следующие четыре более относятся вообще к христианской жизни. – «Не ищет своего». У всякого из нас есть свои права, но любящий ближнего совсем забывает об этих правах и заботится только о том, чтобы другие были удовлетворены. Счастье состоит в том, чтобы давать и в том чтобы служить (Друммонд. Самое великое в мире, стр. 21). Некоторые коринфяне думали иначе (см. гл. VI и VIII).

«Не раздражается». Мы склонны смотреть на вспыльчивый, раздражительный нрав как на невинную слабость... А между тем эта невинная, по нашему, слабость занимает срединное место в анализе любви у Ап. Павла. И это понятно: ничто не может в такой степени ожесточить жизнь, посеять вражду, разрушить священнейшие семейные узы, лишать мужчин их мужеского, спокойного достоинства, женщин – истинной женственности, детей – ласкового чистосердечия, как, так называемые, погрешности характера, угрюмый, вспыльчивый, раздражительный нрав (Друммонд). – «Не мыслит зла», т. е. не вменяет другим в вину сделанное ей зло. В основе такого отношения к ближним лежит убеждение в том, что никто не хочет намеренно повредить кому либо; любящий доверяет другим людям.

1Кор.13:6. не радуется неправде, а сорадуется истине;

«Не радуется неправде». Бывает, что люди враждебной нам партии совершают некоторые промахи, которые налагают на них известное пятно. Христианин не радуется, когда замечает такие промахи в других. – «А сорадуется истине». Отсюда начинается перечисление пяти положительных свойств любви. Истина здесь, как и любовь, олицетворяется. Они – как родные сестры; если истина торжествует, то с нею радуется и любовь. Даже и в том случае, когда эта истина расходится с нашими любимыми мнениями, любовь приветствует ее.

1Кор.13:7. все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.

«Все покрывает», т. е. все извиняет, покрывая своим плащом все недостатки ближнего. Но при этом, конечно, во имя справедливости, любовь в необходимых случаях берет уже на себя все неприятные последствия, какие могут возникнуть из такого отношения к проступкам людей. – «Всему верит», т. е. доверяет всегда людям, надеясь на то, что лучшие чувства ни в ком не могут заглохнуть навсегда. Это доверие и служит основою для покрывания чужих недостатков и пороков. – «Всего надеется». Бывает, что для веры в поправление человека уже не остается места в душе любящего: печальная действительность разрушает эту веру. Но и тогда, с падением веры или уверенности в исправлении ближнего, сердце любящего не покидает надежда на то, что добро должно в конце концов победить. – «Все переносит». Любовь, в этом уповании на исправление человека, не устает и терпеливо сносит все огорчения.

1Кор.13:8-13. Духовные дарования исчезают, а любовь остается вечно – вот основная мысль этого отдела. Даже важнейшие после любви добродетели – вера и надежда потерпят некоторые изменения, и только любовь будет всегда неизменна.

1Кор.13:8. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.

«Любовь никогда не перестает». Эти слова заключают в себе тему следующего отдела. – «Пророчества прекратятся». Здесь, конечно, разумеется «дар пророчества», какой имели многие христиане первого и второго веков (1Кор.12:10 и «Учение 12-ти Апостолов»). С тех пор этот дар в своем первоначальном виде уже не существует и, можно сказать, превратился в «дар проповедничества». Со временем же, именно с наступлением царства славы, и в этой последней форме своей он окажется излишним. Кому, в самом деле, нужно будет проповедовать в будущей жизни? Добрые уже достигнут блаженства, а злые потеряют способность к исправлению. – «Языки умолкнут» – точнее: «успокоятся». Кончится это состояние лихорадочного возбуждения, которое казалось так привлекательным для коринфских христиан. Можно полагать, что этот дар языков превратился скоро в религиозную поэзию и музыку, но и этим искусствам не будет места в славном царстве Мессии. – «Знание упразднится», т. е. знание как особый дар, получаемый только некоторыми лицами, прекратит свое существование, потому что, как сказано у пророка (Иер. 31:34), все будут знать Господа от мала до велика.

1Кор.13:9. Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем;

Ап. указывает основание того, почему указанные дары должны окончить свое существование. Пророчество могло раскрывать только отдельные черты картины будущего, равно как и обладавшие даром знания могли понимать только отдельные стороны истории домостроительства нашего спасения. А между тем для того чтобы понимать хорошо какой-нибудь отдельный пункт, необходимо с ясностью представлять себе целое: только полное познание есть истинное познание, а этого полного познания в настоящей жизни человек добиться не может. – О даре языков. Здесь Ап. не говорит: прекращение его, как предполагающего состояние экстатическое, для него не может быть и предметам вопроса. Кто действительно постоянно находится в Боге, живет в Боге – так будут жить все верующие в царстве славы, а некоторые живут уже и теперь, – тот не нуждается в этом особом средстве, какое представляет собою экстаз, для того чтобы по временам приходить в общение с Богом.

1Кор.13:10. когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится.

Прекращение дарований не влечет за собою оскудения духа церковного. Напротив, Церковь достигнет тогда совершенства во всем. Будущее знание будет отличаться от «дара знания» и широтою своею и легкостью приобретения, потому что мы будем видеть все как бы из центрального пункта, откуда все, весь предмет виден вполне ясно.

1Кор.13:11. Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое.

Ап. разъясняет путем сравнения, почему несовершенное должно уступить место совершенному. Как растет человек, так возрастает и Церковь. Там и здесь одинаково действует закон развития и превращения. Как скоро развиваются способности к более высокой форме деятельности, прежнее само собою отпадает. В выражениях: «говорил, мыслил» и «рассуждал» Ап. делает намеки на три, упомянутые выше дара – «дар языков» (говорил), «дар пророчества» (мыслил – точнее: чувствовал, стремился (φρονεῖν) и «дар знания» (рассуждал). Дар языков уподобляется первому лепетанью младенца, который выражает этим свою радость, какую внушает ему ощущение того, что он живет. Дар пророчества, которое устремляется взором к далекому будущему, соответствует пламенному стремлению отрока, который мечтает о будущем, как о поре радости и счастья. Наконец дар познания, который стремится познать божественную истину, соответствует наивным представлениям ребенка о внешнем мире. – «Оставил младенческое». Как юноша с некоторою гордостью отрекается от своих детских воззрений, так с чувством внутреннего удовлетворения зрелый человек отрекается от грез своего детства и юности, чтобы осуществлять задачу своей жизни, какую он для себя поставил. Также будут смотреть и христиане на духовные дарования, когда для них (христиан) наступит славная пора царствования со Христом.

1Кор.13:12. Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познáю, подобно как я познан.

Объясняя употребленное им в 11-м ст. сравнение, Ап. говорит, что в настоящей жизни мы постигаем божественное только в его отражении, как лицо свое видим в зеркале. Но у нас зеркала хорошо отражают лицо, а в древности они не давали ясного отражения, потому что делались из металла («сквозь тусклое стекло» – перевод неправильный. Выражение: δι εσόπτρου значит: посредством зеркала, в зеркале). – «Гадательно» (εν αινίγματι) т. е. в темных, неясных очертаниях, которые дают только приблизительное представление о вещах. Это определение относится ближе всего к дару пророчества. Дух Божий вызывал в душе пророка такие образы и картины, в каких выражалась божественная мысль. Чтобы понять эти образы, пророку приходилось устремлять на них всю силу своего внимания (ср. 1 Петр. 1 и сл.). Такое объяснение подтверждается сходством употребленного Апостолом выражения с выражением кн. Чисел о Моисее, которому Бог давал видеть себя явно (έν ειδει), а не в неясном очертании (не в гадании – δι αινιγμάτων – Чис. XIÏ6–8).

«Теперь знаю я отчасти». Эти слова имеют ближайшее отношение к «дару знания». Вместо «знаю» нужно бы сказать: «познаю» (γινώσκω), что обозначает собою постепенность и затруднительность в достижении знания о вещах божественных. – «А тогда позна́ю». Употребленный здесь глагол (επιγνώσωμαι) обозначает познание как уже вполне приобретенное. – «Подобно как я познан». Ап. приравнивает даже это будущее познание о Боге к тому, какое Бог имеет о нас: оно будет иметь характер непосредственности, полной ясности. Однако, конечно, полного тождества между нашим познанием и Божиим быть не может (И. Злат.).

1Кор.13:13. А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше.

«А теперь пребывают». Ап. впереди говорил, что духовные дарования должны со временем покончить свое существование. Теперь он указывает на то, что никогда не уничтожится и к приобретению чего, следов., стоит стремиться. Это – три важнейшие добродетели христианства – вера, надежда и любовь. Эти три добродетели («сии три»), а не те три дара – языков, пророчества и знания – имеют вечное существование. Конечно, «вера» и «надежда» не могут остаться все в одном состоянии: первая перейдет в ви́дение (2Кор. 5:7), а вторая – в обладание (Рим. 8:24). Но во всяком случае духовное развитие человека и в состоянии прославления не может мыслиться как совершенно законченное – оно будет продолжаться «от славы в славу» (2Кор. 3:18), а для этого необходима и вера и надежда, и эти переходы от веры в видение будут множество раз повторяться в будущей жизни. – «Но любовь из них больше», т. е. выше всех в этой троице добродетелей именно потому, что она сама – божественна. О Боге нельзя сказать, что Он верит и надеется, но можно сказать, что Он – любит. Любовь принадлежит самому существу Его. Любовь – это цель, а вера и надежда – средства, ведущие к достижению этой цели. «Любовь, – говорит Шлаттер (Der Glaube im N. T. 3. S. 373), – больше чем вера, потому что относится к ней как целое к части, как завершение к началу, как плод к корню».

«Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем. Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое. Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан. А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (13:8-13).

Тема, заключающая тринадцатую главу 1-го послания к Коринфянам — любовь никогда не перестает. Любовь никогда не кончится, она длится вечность.

Многие из коринфян не сводили глаз с того, что не стоило внимания. Они были слишком озабочены временным и мало заботились о вечном. Вместо того, чтобы быть солью мира в Коринфе, они переняли вкус окружающей их культурной среды. Вместо того, чтобы пропитать Коринф духом благочестия, они позволили коринфскому неблагочестивому духу пропитать церковь. Вместо того, чтобы слушаться Божьего Духа, который Он дает, они заразились материализмом, гордостью, враждебностью, эгоизмом, духом компромиссов, потворством, ненавистью, половой распущенностью, завистью и, фактически, всеми другими грехами, которые только можно себе представить. Они были призваны быть светом, но делали дела мрака. Они были призваны быть праведными, но жили в грехе. Вместо того, чтобы христианизировать Коринф, церковь сама стала языческой. Среди многих недостатков коринфских верующих величайшим был недостаток любви. Если «любовь покрывает множество грехов» (1 Пет. 4:8), то отсутствие любви вызывает множество грехов. Безлюбовность коринфян была велика, как и их грехи. В чем они нуждались больше всего — это была великая любовь и великая праведность. То, что самым совершенным образом характеризует Самого Бога, должно характеризовать и Его детей.

В 13:8-13 первого послания к Коринфянам Павел доказывает, что любовь — поскольку она никогда не кончается, -это величайший Божий дар, Его дар, стоящий выше всех иных даров. Если любовь не кончается и в вечности, то духовные дары, наоборот, временны, частичны и несовершенны.

Духовные дары временны

«Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» (13:8).

Основное значение слова перестает (от пипто) — падать, в смысле окончательного падения. Это слово употреблялось для описания цветов или листьев, которые падают на землю, вянут и гниют. Слово никогда относится к времени, а не к частоте, и мысль этого стиха «состоит в том, что никогда, ни в какое время божественная любовь не упадет, не завянет и не сгниет. Она вечна по своей природе. Она никогда не прекратится.

Любовь не может прекратиться, потому что она имеет Божью природу и разделяет с Богом вечность. В небесах мы не будем нуждаться не только в вере и надежде, но и в дарах учения, проповедования, вспоможения, пророчества, различия духов, знания, мудрости, языков, чудотворений, исцелений, веры, милосердия или руководства. Ни один из этих даров не будет иметь смысла на небесах — и ни один из них не будет иметь там места. А любовь — это сам воздух небес, и она навсегда пребудет таковой.

Важно отметить, что слова никогда не перестает не имеют отношения к успеху. Любовь — это не волшебный ключ, который помогает христианам отпереть любую дверь и гарантирует им успех любого стремления. Любовь — это не духовная формула, которая, если ее верно применять, автоматически исполняет наши желания и приводит к тому, что люди считают успехом. Любовь не всегда побеждает, по крайней мере, не в обычном смысле этого слова. Иисус Христос был воплощенной любовью, и все же Ему, с Его совершенной любовью не удалось приобрести каждого, привлечь на Свою сторону. Над Ним насмехались, Его злословили, отвергали, отталкивали, — и, в конце концов, распяли. Павла можно было бы назвать апостолом любви, и все же нельзя сказать, чтобы повсюду, где бы он ни служил, успех шел за ним по пятам. Его преследовали, арестовывали, били, заточали в темницы, и, подобно его Господу, казнили за то, что он говорил и делал с любовью.

С другой стороны, если христианам когда-нибудь и где-нибудь что-то в жизни и служении и удается, то этот успех приходит к ним всегда через любовь. Поскольку любовь не подавляет волю другого человека, мы не всегда можем добиться наших целей, какими бы любящими, духовными и бескорыстными мы ни были. Но ни одно богоугодное дело не может быть выполнено без любви. Любовь не всегда связана с успехом, но истинный духовный успех всегда связан с любовью.

Однако, Павел говорит здесь не об успехах или неудачах любви, но о ее постоянстве, о ее вечности, — как о божественном качестве. Любовь никогда не перестает в том смысле, что она переживает любые неудачи, длится дольше, чем они. Для христианина любовь — это жизнь, а и то, и другое -вечны. Любовь — это главная черта жизни, которую дает Бог, потому что любовь — это главная черта Самого Бога. «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1 Иоан. 4:16). Это — главное для Павла, и он надеялся, что и коринфяне каким-нибудь образом смогут понять и принять эту истину, а затем и последовать ей. Павел хотел, чтобы коринфяне имели успех в любви, чтобы им удалось стать подобными Богу.

Подчеркивая превосходную природу любви, Павел подкрепляет свою точку зрения, сравнивая вечность любви с ограниченностью во времени трех духовных даров: пророчества, языков и знаний. Каждый из этих даров в конечном счете прекратится и исчезнет, но любовь останется.

Хотя здесь Павел говорит нам о том, что все эти три дара однажды прекратят свое существование, он употребляет три разные глагола, чтобы описать их прекращение. Если пророчества прекратятся, то языки умолкнут, а знания упразднятся.

Словами прекратятся и упразднятся переводится греческое слово катаргео, означающее «быть сведенным до бездействия», или «отменить, упразднить». Дары пророчества и знаний однажды сделаются бездейственными. Оба эти глагола в стихе 8, как и глагол прекратится в стихе 10, стоят в страдательном залоге; это значит, что нечто или некто заставит их прекратиться. Как мы увидим ниже, этим «чем-то» является наступление «совершенного» (стих 10).

Слово умолкнут — это перевод греческого слова пауо, что означает «остановиться, прийти к концу». В отличие от глагола катаргео, этот глагол употреблен здесь в греческом среднем залоге, который, когда употребляется по отношению к лицам, указывает на намеренное, добровольное действие по отношению к самому себе. Когда этот залог употребляется по отношению к неодушевленным объектам, он указывает на возвратное, самопричиненное действие. Причина действия лежит внутри, она — «встроенная». Бог дал дару языков изнутри присущее ему «встроенное», останавливающее устройство. «Этот дар остановится сам собой» — говорит Павел. Подобно электрической батарейке, этот дар снабжен ограниченным количеством энергии, и ему дано ограниченное время жизни. Когда запасы его сил исчерпались, его деятельность автоматически прекратилась. Пророчества и знания будут остановлены чем-то, находящимся вне их самих, но дар языков остановится сам. Эта терминологическая разница бесспорна.

Остается вопрос о том, когда и как эти дары прекратятся. О пророчествах и знании сказано, что они придут к концу, «когда же настанет совершенное» (стихи 9-10), и мы поговорим о «что» и «когда» этого совершенного, когда мы дойдем до этих стихов.

Исчезновение же языков, однако, не упоминается там, где речь идет о наступлении совершенного. Они прекратятся раньше. Вот почему они не останавливаются тем же самым, что остановит два другие дара. Как я уже говорил довольно подробно, рассматривая 12:8-10, я считаю, что этот дар прекратится вместе с апостольским временем.

В первую очередь дар говорения на языках был даром знамений, и, как это было и с другими дарами знамений (с дарами чудотворений и исцелений), дар языков прекратил свое действие, когда Новый Завет был завершен. Бог никогда не прекращал творить чудеса, Он и сегодня продолжает исцелять чудесным образом и осуществлять другие сверхъестественные действия, согласно Своей суверенной воле. Но в Библии содержатся записи только о трех периодах истории, когда человеку давался дар совершения чудес. Первый из этих периодов был во времена Моисея и Иисуса Навина, второй — во время служения Илии и Елисея, а третий — во время служения Иисуса и апостолов. Каждый из этих трех периодов длился не более семидесяти лет и затем резко кончался. Единственный следующий период, когда будет возможно творить чудеса, наступит во времена тысячелетнего царства, и источники этих чудес описываются как «силы будущего века» (Евр. 6:5). Последнее чудо, описанное в Новом Завете, когда Бог использовал в качестве инструмента человека, произошло примерно в 58-м году (Деян. 28:8). С этого времени и примерно до 96 года, когда Иоанн завершил написание Откровения, ни единого чуда такого рода не упомянуто.

В новозаветное время чудеса служили цели подтвердить Слово, — как оно было дано Иисусом и апостолами, — предложить царство Израилю и дать представление о царстве или его образчик, пробу; чтобы люди могли заранее почувствовать, каким оно будет. Когда Израиль отвернулся от Христа и Его царства, стало невозможно «отпадших, опять обновлять покаянием» (Евр. 6:6), и тогда Евангелие было предложено язычникам. Учение Христа и апостолов было подтверждено Израилю: «знамениями и чудесами, и различными силами, и раздаянием Духа Святого по Его воле» (Евр. 2:3-4). Интересно, что, хотя, послание к Евреям было написано либо в 67-м, либо в 68-м году, апостол в нем говорит об этом подтверждении в прошедшем времени (ебебаиоте, — прошедшее время аорист, изъявит), как будто знамения, чудеса и силы уже прекратились к тому времени. Эти дары были неразрывно связаны со служением апостолов (2 Кор. 12:12).

У дара языков было и еще одно предназначение. Павел напоминает коринфянам, что «В законе написано: «иными языками и иными устами будут говорить народу сему; но и тогда не послушают Меня, говорит Господь» (1 Кор. 14:21; ср. Иса. 28:11-12). Другими словами, поскольку. Израиль отказался слушать, когда Бог говорил ему ясным языком, и верить Его словам, пророк предсказывал, что придет такой день, когда Он будет говорить им на языке, который они не смогут понимать, — и это будет свидетельством против них, свидетельством, что они отвергли Его. Но уже в те времена это предназначение, состоявшее в том, чтобы служить юридическим знаком осуждения Израиля, перестало применяться. И это — второе свидетельство того, что дар языков окончился вместе с апостолами.

Дар языков давался как знак не для верующих, но «для неверующих» (1 Кор. 14:22), особенно — для неверующих иудеев. С разрушением Храма римским генералом Титом в 70 году н.э. иудаизм потерял свое прежнее значение и прекратил свое существование, оставшись тенью религии. С разрушением Храма была нарушена система жертвоприношений и отпала необходимость в еврейском священничестве. С этого дня стало невозможно исполнять требования Ветхого Завета. Когда это разрушение произошло, — примерно через 15 лет после того, как Павел писал это послание, -необходимость дара языков как юридического знамения Израилю потеряла свое значение. Сегодня нет нужды в знаке, что Бог отвернулся от Израиля и повернулся лицом к миру.

В-третьих, дар языков прекратился, потому что он был неполноценным средством назидания. Когда их правильно истолковали, языки имели способность назидать, но это назидание было ограниченным (1 Кор. 14:5; 12-13; 27-28). Главная цель 14-ой главы этого послания — показать, что языки были второсортным средством общения (стихи 1-12), неполноценным средством евангелизации (стихи 20-25). Дар языков обеспечивал ограниченное и неполноценное назидание, а пророчество в любом отношении было превосходнее этого дара (стихи 1, 3-6, 24, 29, 31, 39). Пять слов, сказанных на понятном языке, с умом и по порядку, дороже, чем «тьма слов на незнакомом языке» (стих 19).

В-четвертых, дар языков прекратился, потому что его предназначение — служить знамением, подтверждающим авторитет апостольской власти и учения, кончилось, когда создание Нового Завета было полностью завершено. Подлинное говорение на языках означает, что Бог дает говорящему прямое откровение, хотя и завуалированное, всегда нуждающееся в переводе или в истолковании, зачастую даже для самого говорящего (1 Кор. 14:27-28). Однако, когда завершилось создание Нового Завета, откровение Божьего Слова закончилось, так, что к нему ничего нельзя добавить, и от него ничего нельзя отнять (Откр. 22:18-19), и дар языков окончательно выполнил свое предназначение.

В-пятых, разумно считать, что дар языков прекратился, потому что люди, говорившие на языках, упоминаются только в ранних книгах Нового Завета. В самом деле, большинство книг Нового Завета этот дар не упоминают. Павел говорит об этом даре только в одной книге, а у Иакова, Петра, Иоанна и Иуды вовсе нет упоминаний этого дара. И ссылок на него не появляется в книге Деяний после 19:6. Из самой записи Нового Завета кажется ясным, что дар языков не только перестал быть темой споров, но прекратил свое существование задолго до окончания апостольской эпохи. Нигде в посланиях не содержится заповеди, предписывавшей верующим говорить на языках в качестве духовного упражнения или обязанности.

И, в заключение, дар языков, очевидно, прекратился, потому, что после окончания апостольского времени он появлялся только периодически в течение всех девятнадцати веков церковной истории — и в каждом из случаев его появление сомнительно. Ни в одном из писаний отцов церкви нет ни одной ссылки на этот дар. Клементий Римский написал послание коринфской церкви в 95 году, всего около четырех десятилетий после того, как Павел писал 1-е послание Коринфянам. В этом послании Клементия обсуждаются различные трудности, с которыми тогда сталкивалась церковь, но нет ни одного упоминания дара языков. Очевидно, что к тому времени прекратилось и употребление этого дара, и злоупотребление им. Юстиний Мученик, великий отец церкви второго столетия, посетил многие из церквей своего времени, и все же в его объемистых писаниях он ничего не говорит о даре языков. Этот дар не упоминается даже среди духовных даров, которые он перечислял в нескольких списках. Ориген, блестящий исследователь истории церкви, который жил в третьем столетии, не сделал ни одного упоминания о даре языков. В своей полемике против Цельсуса он приводит ясные аргументы, что дары знамений апостольского времени были временными дарами, которых христиане его дней не имели. Хрисостом, возможно, величайший из авторов, писавших после создания Нового Завета, жил с 347 до 407 года. В своем сочинении о 12-ой главе 1-го послания к Коринфянам он устанавливает, что дар языков, как и другие чудесные дары, не только прекратил свое существование, но его даже невозможно правильно и точно определить. Августин в своих комментариях к 2:4 Деяний писал: «В древние времена Святой Дух снизошел на тех, кто верил, и они стали говорить языками. Это были знаки, принятые в то время, ибо тогда надлежало быть таким знамениям от Святого Духа. Это совершалось для ознаменования, и это исчезло».

Историки и теологи ранней церкви единодушно придерживались мнения, что языки прекратились после апостольского века. Единственное исключение, о котором нам известно, было в рамках движения под руководством Монтануса, еретика второго столетия, который верил в то, что Бог продолжает давать откровение ему и после завершения Нового Завета.

Очевидно, что никакого говорения на языках в христианстве не наблюдалось до 17-го и 18-го столетия, когда этот дар стал появляться в некоторых римско-католических группах в Европе (среди севенолов) и у шейкеров Новой Англии. Отличительным признаком движения ирвинитов, существовавшего в 19-ом столетии в Лондоне, были небиблейские заявления об откровениях свыше и «говорение на языках». В течение 1800 лет дар языков, как и другие чудесные дары, в жизни и учении правоверного христианства был неизвестен. Затем, на пороге 20-го столетия, дар языков стал главным признаком в движении святости, большая часть которого со временем развилась в современное пятидесятничество. Харизматическое движение, которое началось в шестидесятые годы нашего столетия, вынесло практику говорения на языках за рамки традиционного пятидесятничества и перенесло ее во многие другие вероисповедания, церкви и группы, и католические, и православные, пытаясь заполнить пустоту в духовной жизни этим ложным, переживанием.

Многие участники харизматического движения защищают правомочность говорения на языках в наше время, утверждая, что оно соответствует Библии, являясь частью тех знамений последних дней, о которых говорил Иоиль (2:28-32), которого в своей проповеди на Пятидесятницу цитировал Петр (Деян. 2:17-21). Но, если исследовать эти отрывки как следует, станет ясным, что это пророчество ни к Пятидесятнице, ни к современности не применимо. Из того, что написано у Иоиля во второй главе до этого места, видно, что время, к которому относится сказанное в указанных стихах, это время второго пришествия Христа. Пятидесятница была только предвестником этого события, когда Господь «пришедшего от севера (удалил от них)» (стих 20), как раз перед тем, как утвердится тысячелетнее царство и Божий избранный народ повернется к Нему (стихи 21-27; ср. Иезек. 36:23-38). Только «после того» (стих 28) появятся знамения на небе и на земле.

Этих знамений на Пятидесятницу не было, ни крови, ни превращения солнца во тьму и луну — в кровь, ни столпов дыма. И в наши времена ничего подобного не случилось. Петр не говорил, что Пятидесятница полностью осуществила предсказания Иоиля, поскольку вполне очевидно, что это было не так. Петр говорил, что ограниченные чудесные знаки, имевшие место незадолго до того, как он начал свою проповедь, были некоторым представлением, предвещающим гораздо более великие знаки и чудеса, чреватые гораздо более серьезными последствиями, которые произойдут в «последние дни» (Деян. 2:17). Нет никакого библейского объяснения тому, что в наши времена заново появляются дары языков или любые из других чудесных даров.

Кроме того, некоторые участники харизматического движения также считают, что «дождь ранний и поздний», о котором говорится» у Иоиля (2:23), является символом излияния Святого Духа, на Пятидесятницу, и, в соответствующем порядке, в наши времена. Но тот «ранний дождь», о котором говорил Иоиль, был не символическим, а реальным ливнем, который бывал осенью, а «поздний дождь» — тот, что приходил весной. Иоиль просто хотел сказать, что Бог сделал так, чтобы в царстве рос обильный урожай, — что становится вполне ясным из последующих стихов (24-27). Джордж Н.Х.Петере, исследователь Библии, живший в прошлом столетии, сказал. «Крещение Пятидесятницы — это залог осуществления в будущем, свидетельство о том, что Святой Дух еще совершит в грядущем веке». Современный теолог Хельмут Тиелике, описывая чудеса первого столетия, включая и дар языков, сравнивает их с «молнией на горизонте царства Божия».

Дары частичны

«Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем. Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится» (13:9-10).

Дар языков прекратился вскоре после того, как Павел писал это послание, но дары пророчества и знания еще не прекратились, потому что совершенное еще не настало. Подобно дару языков и другим дарам, эти два дара являются временными, но все же они не такие временные, как дар языков. В отличие от даров знания и пророчества, дар языков не существовал ни до, ни после апостольского времени. В этом проявляется уникальное предназначение, отличающее его от всех остальных даров. В этом рассуждении о любви Павел рассматривает дар языков как дар, уже умолкнувший, потому что после стиха 8 он больше не упоминается.

Первое, что Павел подчеркивает в стихах 9 и 10, это частичность знаний и пророчества: мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем. Эти два дара представляют и все остальные дары, которые прекратятся, когда настанет совершенное, потому что к тому времени исчезнет причина дальнейшего существования любого из даров.

Божьи дары совершенны, но те, кому они даются, в своих возможностях ограничены. Павел причисляет и себя к этому «мы». Даже апостолы знали отчасти и пророчествовали отчасти. Павел уже предостерегал коринфян, что «кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать» (1 Кор. 8:2). Для Павла главной целью и самой большой радостью в жизни было «познание Христа Иисуса», и все же, даже незадолго до конца своей жизни, он настаивал: «Говорю так не потому, чтобы я уже достиг, или усовершился, но стремлюсь, не достигну ли и я, как достиг меня Христос Иисус» (Фил. 3:8, 12).

Сафар спрашивал Иова: «Можешь ли ты исследованием найти Бога? Можешь ли совершенно постигнуть Вседержителя? Он превыше небес, — что можешь сделать? глубже преисподней, — что можешь узнать? Длиннее земли мера Его и шире моря» (Иов. 11:7-9). Несколько позже и сам Иов заявляет: «Вот, это части путей Его; и как мало мы слышали о Нем! А гром могущества Его кто может уразуметь?» (26:14) Давид благоговейно пел: «Много соделал Ты, Господи, Боже мой: о чудесах и помышлениях Твоих о нас — кто уподобится Тебе! — хотел бы я проповедовать и говорить: но они превышают число» (Пс. 39:6). Бог знает нас в совершенстве, но для нас возможно только несовершенное представление о Нем.

Господи! Ты испытал меня и знаешь. Ты знаешь, когда я сажусь и когда встаю; Ты разумеешь помышления мои издали. Иду ли я, отдыхаю ли, Ты окружаешь меня, и все пути мои известны Тебе. Еще нет слова на языке моем, — Ты, Господи, уже знаешь его совершенно. Сзади и спереди Ты объемлешь меня, и полагаешь на мне руку Твою. Дивно для меня ведение Твое, — высоко, не могу постигнуть его! (Пс. 139:1-6)

Римлянам Павел писал: «О, Бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисповедимы пути Его! Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему?» (Рим. 11:33-34).

Через Божье Слово и просвещение от Святого Духа мы можем иметь богатство «совершенного разумения, для познания тайны Бога и Отца и Христа», но даже наше истинное знание является не абсолютным, потому что только в Нем «сокрыты все сокровища премудрости и ведения» (Кол. 2:2-3). Бог предоставляет всю эту истину, которую нам надо знать. «Знаем также, что Сын Божий пришел и дал нам (свет и) разум, да познаем (Бога) истинного и да будем в истинном Сыне Его Иисусе Христе» (1 Иоан. 5:20). От «Божественной силы Его даровано нам все потребное для жизни и благочестия, чрез познание Призвавшего нас славою и благостию» (2 Пет. 1:3). Господь предоставляет все знания, которые нужны нам для того, чтобы знать Его и служить Ему, — по сути дела больше, чем любой человек когда-либо мог бы вместить. И все же, записанное Божье Слово не исчерпывает истины о Нем.

Бесконечное откровение о бесконечном Боге было бы и нелепым, и бесполезным. Во-первых, конечное сознание не могло бы объяснить бесконечную истину, не могло бы вместить ее в себя. Во-вторых, ум человека не только ограничен, но и испорчен. До тех пор, пока наше сознание не станет совершенным, мы не будем в состоянии «(познать), подобно как (мы познаны)» (1 Кор. 13:12). Итак, мы ждем, когда придет время и опыт совершенства.

Когда настанет совершенное, у нас больше не будет нужды ни в знании, ни в мудрости, ни в учении, ни в проповеди или истолковании. Нам уже не будет нужна Библия. Нам больше не будет нужно записанное Слово, потому что мы окажемся в вечном присутствии и понимании Слова живого.

Совершенное — это не завершение Писания

Так что же такое совершенное, которое должно наступить? Некоторые христиане считают, что совершенное уже наступило, потому что создание Писания завершилось. Но невозможно себе представить, чтобы Павел в этом послании мог иметь в виду завершение Писания, говоря о наступлении совершенного, — ведь для коринфян такое представление не имело бы никакого смысла. Нигде в этом послании о завершении Писания Павел не упоминал и не ссылался на него. Коринфским верующим должно было прийти в голову, что Павел имел в виду самое простое и ясное значение слова «совершенное» — они должны были воспринять его как ссылку на духовное и моральное совершенство, совершенство, к которому Господь призвал весь Свой народ: «Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Матф. 5:48). Павел говорил о совершенной святости, о том, что однажды мы действительно станем тем, чем Бог считает нас уже сейчас, — к кому Он нас причисляет.

Если совершенное относилось бы к завершению Писания, тогда пророчества и знания уже прекратились бы, и всем верующим с тех пор пришлось бы обходиться без этих двух даров, принадлежащих к самым важным дарам, необходимым для провозглашения, истолкования и понимания Писания. Получение нового откровения — это только одна из частей дара пророчества. В большинстве случаев этот дар употреблялся только для того, чтобы провозглашать, толковать то, что уже было дано в откровении. Если бы дары знания и пророчества прекратились с завершением Нового Завета, церковь оказалась бы в крайне бедственном положении.

Кроме того, нам известно, что во времена тысячелетнего царства пророчества не только не прекратятся, но будут особенно активными: «изолью от Духа Моего на всякую плоть, -говорит Господь об этом времени, — и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; старцам вашим будут сниться сны, и юноши ваши будут видеть видения» (Иоиль 28; Деян. 2:27). А до наступления царства, во времена великой скорби, Бог воздвигнет двух свидетелей, которые «будут пророчествовать тысячу двести шестьдесят дней, будучи облечены во вретище» (Откр. 11:3).

Еще одна причина того, что совершенное не может относится к завершению Писания, содержится в утверждении Павла, что тогда мы увидим «лицем к лицу» (1 Кор. 13:12). Писание дает чудесное и достоверное описание Бога, но оно не позволяет нам увидеть Его «лицем к лицу». Петр говорит, что даже в его дни многие верующие не видели Его (1 Пет. 1:8). Библия не дает увидеть Бога «лицем к лицу». Ни один христианин, ни до завершения Нового Завета, ни после этого, не узнал Господа, как он «был познан» (1 Кор. 13:12). Мы любим Того, Кого мы не видели.

К тому же невероятно, что пророчества могли бы прекратиться после завершения Нового Завета и вновь вернуться во времена великой скорби и тысячелетнего царства. Главное значение глагола «катаргео» — быть отмененным совершенно и окончательно, а не на время. А во-вторых, перерыв в пророчестве находился бы в противоречии с тем, что хочет в этом отрывке сказать Павел. Для него здесь главное — показать вечность любви, которая превосходит дары, лишенные вечности, являющиеся временными.

Совершенное — это не восхищение

Многие толкователи придерживаются мнения, что наступление совершенного — это восхищение церкви. Но если знание и пророчества прекратились, они не могут возобновиться после восхищения и во время великой скорби и тысячелетнего царства. Павел ясно дает понять, что когда эти дары прекратятся, они прекратятся раз и навсегда. Но, очевидно, что и во времена великой скорби, и во времена тысячелетнего царства эти дары будут действовать.

Совершенное — это не наступление зрелости церкви

Сравнительно новое толкование этого отрывка состоит в предположении, что слово совершенное относится к созреванию или усовершенствованию церкви. Это верно, что слово совершенное часто имеет значение зрелости или усовершенствования. Но усовершенствование такого рода можно приравнять к восхищению, что исключает возможность толковать это место таким образом. Когда работа Господа с Его церковью будет завершена, Он восхитит ее; и вопрос о пророчестве во время великой скорби и тысячелетнего царства так и остается нерешенным.

Совершенное — это не Второе пришествие

Некоторые считают, что совершенное относится ко второму пришествию Христа. Но слово совершенное в греческом языке — среднего рода, что исключает возможность, что это слово могло бы относится к человеку. Кроме того, и это мнение сталкивается с проблемой возобновления пророчества и широкого распространения проповедования и учения Слова во времена царства. «Ибо земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море» (Иса. 11:9), и «в тот день глухие услышат слова книги, и прозрят из тьмы и мрака глаза слепых» (29:18; ср. 32:3-4). Иеремия говорит нам о пастырях, которых Господь поставит, чтобы служить Его народу в тот день: «и они уже будут бояться и пугаться, и не будут теряться, говорит Господь» (Иер. 23:4). Во времена тысячелетнего царства проповедников и учителей будет в избытке.

Совершенное — это состояние вечности

Исключая все остальные возможности одну за другой, приходим к выводу, что единственное, чем может быть совершенное, — это состояние вечности, которое ждет верующих на небесах.

В этом случае не возникает затруднений ни со средним родом слова совершенное, ни с тем фактом, что знание и пророчества не прекратятся ни в период жизни церкви, ни во времена великой скорби, ни в эпоху тысячелетнего царства. Это допущение согласуется с тем, что Павел подчеркивал вечность любви, и с его замечанием р том, что тогда мы увидим «лицом к лицу» — ведь это случится лишь, когда мы будем прославлены, когда нас осветит слава Самого Бога (Отк. 21:23). И, в заключение, только в небесах мы (познаем), подобно как (мы познаны) (1 Кор, 13:12).

Для верующих Ветхого Завета состояние вечности начинается с первым воскресением, когда они будут воскрешены, чтобы навсегда остаться с Ним (Дан. 12:2). Для христиан состояние вечности начинается либо со смертью, когда они соединяются с Господом, или во время восхищения, когда Господь возьмет Своих к Себе. Для святых времен великой скорби и тысячелетнего царства состояние вечности наступит со смертью или с прославлением.

Дары несовершенны

«Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое. Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (13:11-12).

Здесь Павел показывает, что произойдет, когда «настанет совершенное». Все христиане в своей земной жизни, по сравнению с тем, какими они станут на небесах, — дети.

Возможно, Павел сравнивал свое настоящее духовное состояние с тем состоянием, в котором он был в детстве, когда был младенцем. Ребенок мужского пола у евреев считался мальчиком до тех пор, пока не становился бармицвах («сыном закона»), после чего его начинали считать мужем. Только что он был мальчиком — и мгновенно превращался в мужа. Наше совершенство во Христе будет чем-то вроде бармицвах, потому что и мы внезапно, полностью и навсегда перейдем в состояние духовной взрослости, зрелости. В этот миг со всем младенческим будет покончено. Вся незрелость, все младенческое, все несовершенное и все ограничения знаний и понимания навсегда исчезнут.

В этой же настоящей жизни, даже имея завершенное Божье Слово и просвещение от Святого Духа, мы видим как бы сквозь тусклое стекло. В нашем теперешнем состоянии видеть больше мы не способны. Но, когда мы войдем в присутствие Господа, мы увидим Его лицем к лицу. Сейчас мы можем знать только отчасти, а тогда (познаем), подобно как (мы познаны).

Любовь вечна

«А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (13:13).

Возвращаясь к временному, к земной жизни христиан, Павел отмечает три величайшие духовные добродетели: веру, надежду и любовь. По сути дела и вера, и надежда входят в любовь, которая «всему верит» и «всего надеется» (стих 7). Вера и надежда в небесах не будут иметь смысла -ведь вся истина там будет известна, и все доброе там будет нашим, поэтому они не равны любви.

Любовь из них больше не только потому, что она вечна, но и потому, что даже в этой временной жизни, которую мы сейчас живем, любовь превосходна. Любовь уже сейчас больше всего остального: не только потому, что она переживет все остальные добродетели и достоинства, какими бы необходимыми и прекрасными они ни были, но и потому, что она по самой своей природе больше, ведь она — самая богоподобная. О Боге нельзя сказать, что Он есть вера и надежда, но «Бог есть любовь» (1 Иоан. 4:8).

Дары, служения, вера, надежда, терпение — всему этому однажды придет конец, потому что однажды все это потеряет смысл и предназначение. Но в тот совершенный день, когда мы увидим нашего Господа «лицом к лицу», любовь для нас только начнется. Но наша теперешняя любовь, та, что мы проявляем сейчас, любовь видимая и живущая, имеет крайне важное значение. Иметь любовь — важнее, чем иметь любые другие добродетели или дары, потому что любовь — это те узы, которыми Господь связывает нас со Своим вечным «Я».

Андрей Рублев. Святой апостол Павел

Апостол Павел не входил в число Двенадцати апостолов. Так случилось, что человек, который в юности участвовал в преследовании христиан, стал одним из величайших учителей Христианства.

Как известно из книги Деяний, на пути в Дамаск он неожиданно услышал голос «Савл! Савл! Что ты гонишь меня?» и на три дня ослеп. Его привели в Дамаск, и там он был исцелен христианином Ананием и крестился.

Павлом были созданы многочисленные христианские общины на территории Малой Азии и Балканского полуострова. Послания апостола Павла составляют значительную часть Нового Завета и являются одними из главных текстов христианского богословия.

Павел - еврей средиземноморской диаспоры, родился в Тарсе, главном городе Киликии. Год рождения 5 –10. Еврейское имя Павла – Савл.
Отец Павла был фарисеем, и сам Павел был воспитан в традициях фарисейского благочестия. Павел обладал статусом римского гражданина, что говорит о высоком статусе его семьи. Он изучал Тору.

За распространение веры Христовой апостол Павел перенес много страданий и был как гражданин не распят, а обезглавлен в Риме при Нероне в 64 году (по другой версии - в 67-68 гг.). На месте его погребения ученики оставили памятный знак, который позволил императору Константину разыскать это место и построить там церковь Сан-Паоло-фуори-ле-Мура.

Все слышали слова о любви, которая не превозносится, не ищет своего, все терпит… Это слова о любви как о христианской добродетели. Они написаны апостолом Павлом в 1-м Послании к Коринфянам, глава 13:

«1. Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий.

2. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви,– то я ничто.

3. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, – нет мне в том никакой пользы.

4. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится,

5. Не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла,

6. Не радуется неправде, а сорадуется истине;

7. все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.

8. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.

9. Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем;

10. Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится.

11. Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое.

12. Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан.

13. А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше.»

Уверена, что многие слышали о том, что в Библии написано, что мужья должны любить своих жен как часть своего тела. Об этом написано апостолом Павлом в 5 главе Послания к Ефесянам:

«22. Жены повинуйтесь своим мужьям, как Господу

23. Потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же спаситель тела.

24. Но как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем. 25.

25. Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее,

26. Чтобы освятить ее, очистив банею водною посредством слова;

27. Чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна.

28. Так должны мужья любить своих жен, как свои тела: любящий свою жену любит самого себя.»

«Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, Не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла» (13:4-5).

Предыдущий отрывок (стихи 1-3) описывает ту пустоту, к которой приводит отсутствие любви; а в стихах 4-5 мы находим наиболее исчерпывающее библейское описание полноты любви. Павел пропускает свет любви сквозь призму, и мы видим пятнадцать из ее цветов и оттенков, всю гамму красок любви. Каждый из лучей представляет собой одну из граней, одно из свойств любви агапе. В отличие от большинства английских переводов, содержащих несколько прилагательных, в греческом оригинале перечисляемые здесь качества любви описываются при помощи глаголов. Таким образом, исходный текст сосредотачивается не на том, чем любовь является, а на том, что она делает или не делает. Любовь агапе — активная, а не абстрактная или пассивная. Она не просто чувствует долготерпение, она его осуществляет. Она не просто имеет добрые чувства, она делает добрые дела. Она не только признает истину, она радуется истине. Любовь является полноценной только тогда, когда она действует (ср. 1 Иоан. 3:18).

Павел пропускает любовь сквозь призму не для того, чтобы дать ее научный анализ, но чтобы нам было легче понять и применить на деле всю полноту и все богатство ее значения. Мы не можем по-настоящему начать понимать, что такое любовь, пока мы не начнем осуществлять ее в своей жизни, впрочем, это же относится и ко всему, содержащемуся в Божьем Слове. Главная цель Павла состоит не просто в том, чтобы научить коринфян, дать им указания на этот счет, а в том, чтобы изменить их жизненные привычки. Он хотел, чтобы коринфяне тщательно и честно измерили свою жизнь, сравнивая ее с этими качествами любви.

Изменяя сравнение, можно сказать, что Павел рисует портрет любви, а позирует ему для портрета Иисус Христос, ведь именно Он в совершенстве воплотил в Своей жизни все эти добродетели любви. Итак, эта прекрасная картина любви — Его портрет.

Любовь долготерпит

Любовь отличается терпением или долготерпением, -буквально употребленное здесь слово макротумео можно было бы перевести как «самообладание». Это слово в Новом Завете встречается часто и используется почти исключительно в смысле того терпения, которое необходимо иметь в отношениях с людьми, а не в смысле терпеливости по отношению к обстоятельствам или событиям жизни. Терпение любви — это способность не огорчаться и не сердиться, когда кто-нибудь причиняет тебе неудобства или обманывает тебя, снова и снова. Христом, один из отцов ранней церкви, сказал: «Терпение — слово, применяемое по отношению к человеку, которому причинили зло и который мог бы с легкостью отомстить за себя, но который никогда этого не сделает. Терпение никогда не отвечает злом на зло».

Как и сама любовь агапе, то терпение, о котором говорится в Новом Завете, было добродетелью, распространенной только среди христиан. В мире древней Греции жертвенная любовь и терпение, не мстящие за себя обидчику, рассматривались как слабость, недостойная благородного человека, мужчины или женщины. К примеру, по учению Аристотеля, великая добродетель греков состояла в том, что они отказывались терпеть оскорбления или несправедливости и давали сдачи в ответ на малейшую обиду. Мстительность считалась добродетелью. Мир всегда был склонен делать героев из тех, кто отвечает ударом на удар, кто отстаивает свое благополучие и свои права, ставя их превыше всего остального.

Но любовь — Божья любовь — занимает прямо противоположную позицию. Прежде всего, она заботится о благополучии других, а не о себе, и гораздо охотнее согласится быть обманутой, чем обманывать самой, не говоря уже о мести. Любовь не платит злом за зло. Христианин, который следует примеру Христа, никогда не мстит тому, кто его обидел, оскорбил или причинил ему боль. Он отказывается воздавать «злом за зло» (Рим. 12:17) и, если его ударили в правую щеку, он подставляет и левую (Матф. 5:39).

Павел говорил, что терпение было свойством собственного сердца (2 Кор. 6:4) и что оно должно быть отличительной чертой каждого христианина (Еф. 4:2). Последние слова Стефана, которые он промолвил перед смертью, были словами великодушного прощения: «Господи! не вмени им греха сего» (Деян. 7:60). Коленопреклонный, погибая под сокрушительными ударами камней, мучаясь от боли и умирая, он заботился не о самом себе, а о своих убийцах. Он был долготерпеливым — терпеливым до самой последней крайности.

Наивысший пример долготерпения — это, конечно, Сам Бог. Именно терпеливая любовь Бога сохраняет мир, не давая ему рухнуть. Это Его терпение позволяет сохраняться до времени, необходимому для жизни людей (2 Пет. 3:9). Умирая на кресте, отверженный теми, кого Он пришел спасти, Иисус молился: «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают» (Лук. 22:34).

Роберт Ингерсолл, хорошо известный атеист прошлого столетия, зачастую посреди своих выступлений, направленных против Бога, останавливался и говорил: «Даю Богу пять минут на то, чтобы поразить меня насмерть за эти слова». И затем тот факт, что никто не поразил его насмерть, он использовал как доказательство того, что Бога не существует. Теодор Паркер об этих заявлениях Ингерсолла сказал: «И этот джентльмен думал, что он за пять минут мог истощить терпение вечного Бога?»

С тех пор, как Адам и Ева впервые ослушались Бога, Его постоянно обижали и отвергали те, кого Он создал по Своему образу и подобию. Даже Его избранный народ, через который Он дал откровение, которому было «вверено слово Божие» (Рим. 3:2), отвергал и презирал Его. И все же в течение тысяч лет вечный Бог был долготерпимым. Если святой Создатель так бесконечно терпелив со Своими мятежными созданиями, насколько же Его несвятым созданиям следует быть терпеливыми друг с другом?

Одним из первых политических противников Авраама Линкольна был Эдвин М. Стэнтон. Он называл Линкольна «низким хитрым клоуном» и «оригинальным гориллой». «С какой стати ездить в Африку, чтобы посмотреть на горилл? -говорил, он. — Совсем недалеко, в Спринфильде штата Иллинойс, так легко найти гориллу!» Линкольн никогда не отвечал на злословие, но, когда он стал президентом и ему понадобился военный секретарь, он выбрал Стэнтона. Когда его друзья недоумевали по этому поводу, не понимая, почему он это сделал, Линкольн отвечал: «потому что Стэнтон лучше всего подходит для этой должности». Годами позже, когда тело убитого президента было выставлено для прощания, Стэнтон, взглянул в гроб, сказал сквозь слезы: «Вот лежит лучший из всех, когда-либо правивших людьми, -лучший, которого когда-либо видел мир». Его враждебность была, наконец, сломана, ее преодолело долготерпение Линкольна, отказывающегося мстить за оскорбления. Терпеливая любовь побеждает.

Любовь милосердствует

Если терпение согласно принять от людей все, что угодно, то милосердие готово им все, что угодно отдать. Милосердие — двойник терпения. Быть милосердным (хрестеуомаи) означает быть добрым, полезным и великодушным. Милосердие — это активная добрая воля. Оно не только чувствует великодушие — оно великодушно. Оно не только желает благополучия другим — оно работает для того, чтобы достигнуть этой цели. Когда Христос заповедал Своим ученикам, — и нам в том числе, — любить своих врагов, Он имел в виду, что мы должны не просто испытывать по отношению к ним добрые чувства, но и быть добрыми: «И кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» (Матф. 5:40-41). Окружающий нас мир настолько жесток, что он дает любви почти неограниченные возможности проявлять доброту такого рода.

И снова наивысшим образцом в этом отношении может служить Сам Бог. «Или пренебрегаешь богатство благости, кротости и долготерпения Божия, — напоминает нам Павел, -не разумея, что благость Божия ведет тебя к покаянию?» (Рим. 2:4). Титу Павел писал: «Когда же явилась благодать и человеколюбие Спасителя нашего, Бога, Он спас нас не по делам праведности, которые бы мы сотворили, а по Своей милости, банею возрождения и обновления Святым Духом, Которого излил на нас обильно чрез Иисуса Христа, Спасителя нашего» (Тит. 3:4-6). Петр говорит, что мы должны «возлюбить чистое словесное молоко», чтобы «от него возрасти… во спасение», поскольку мы «вкусили, что благ Господь» (1 Пет. 2:2-3). Своим ученикам Иисус говорит: «Ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Матф. 11:30). Слово, которое здесь переводится как «легко», — это то же самое слово, которое в 1 Кор. 13:4 переводится как милосердствует. Любя тех, кто принадлежит Ему, Иисус делает Свое иго «милосердным» или добрым. Он заверяет нас, что то, что мы призваны нести ради Него, нести возможно (ср. 1 Кор. 10:13).

Первое испытание христианской доброты, как и каждого аспекта любви, происходит дома. Муж — христианин, который ведет себя по-христиански, добр к своей жене и к детям. Братья и сестры, ведущие себя по-христиански, добры друг к другу и к своим родителям. Они не просто испытывают добрые чувства по отношению друг к другу; они делают друг для друга добрые, полезные дела, до самопожертвования из любви, если необходимо.

Для коринфян стать милосердными означало отказаться от своих завистливых и злорадных чувств, сойти с позиций эгоизма и гордости и вместить в себя дух любящего милосердия и доброты. Кроме всего прочего, это должно было позволить им служить истинно и эффективно своими духовными дарами в Духе, вместо того, чтобы поверхностно и непродуктивно подделывать эти дары по плоти.

Любовь не завидует

Перед нами первое из негативных описаний любви. Любовь не завидует. Любовь и зависть взаимно исключают друг друга. Где есть одна из них, другой уже быть не может. Шекспир назвал зависть «зеленой болезнью». Ее называли также «врагом чести» и «печалью глупых». Иисус говорил о зависти, как о «завистливом глазе» или, как переведено в Версии Короля Джеймса, о «злом глазе» (Матф. 20:15).

Зависть (или ревность) имеет две формы. Первая форма говорит: «и я хочу того, что есть у кого-то другого». Если у других автомобиль лучше, чем у нас, и мы хотим такой автомобиль. Если их хвалят за что-нибудь, что они делают, и мы хотим, чтобы нас похвалили, так же или еще больше. Уже зависть этого рода достаточна плоха. Но есть и вторая форма зависти, еще хуже. Она говорит: «я не хочу, чтобы у них было то, что у них есть» (см. Матф. 20:1-16). Зависть второго рода более, чем эгоистична: она желает зла другим людям. Она завистлива на глубочайшем, самом испорченном и самом разрушительном уровне. Это та зависть, которую Соломон раскрыл однажды в женщине, выдававшей себя за мать новорожденного младенца. Когда ее собственный сын, только родившись, умер, она тайком подложила его подруге, спящей рядом с нею, а себе взяла ее младенца. Подлинная мать обнаружила подмену и, когда спор этих двух женщин дошел до царя, царь предложил такой способ разрешения спора: он приказал разрубить младенца пополам и одну половину отдать одной женщине, а вторую — другой.

Подлинная мать стала умолять царя пощадить ребенка, даже если для нее самой это означало потерять его. А та женщина, которая на самом деле матерью не была, скорее готова была отдать ребенка на смерть, чем уступить его подлинной матери (3 Цар. 3:16-27).

Одна из тяжелейших битв, которые приходится вести христианину, это битва против зависти. Всегда найдется кто-нибудь, кто немного лучше вас, или имеет возможность стать немного лучше, чем вы. Все мы сталкиваемся с искушением завидовать, когда кто-нибудь другой делает что-нибудь лучше, чем мы. Первая реакция по плоти — пожелать этому человеку зла.

Значение корня слова «зелоо», которое переведено здесь как завидовать, это — «иметь сильное желание». От этого же корня мы производим слово «zeal» (рвение, усердие). В Писании это слово употребляется и в положительном, и в отрицательном смысле. В 1 Послании к Коринфянам, 13:4, значение этого слова явно отрицательное, вот почему и в 12:31 его следует рассматривать как утверждение факта («а вы теперь ‘ревнуете о больших, или более ярких дарах»), а не как заповедь, повелевающую искать «больших даров», ведь оба эти слова, находясь в непосредственной близости друг от друга, составляют часть одного и того же контекста. Греческое слово, переведенное как «ревнуйте», это то же самое слово, что здесь переводится как не завидует. Один из основных принципов герменевтики состоит в том, что идентичные термины, появляющиеся в одном и том же контексте, и переводить следует идентично.

Когда любовь видит людей популярных, имеющих успех, красивых или талантливых, она радуется за них, никогда не завидуя им и не ревнуя. В то время, как Павел был в заточении, по-видимому, в Риме, некоторые из более молодых проповедников, работавших там, где он когда-то служил, старались превзойти апостола из зависти. Они до того завидовали известности Павла и его достижениям, что своей критикой думали «увеличить тяжесть уз» апостола, страдавшего тогда в заточении. Но Павел не обижался на то, что эти люди были на свободе, что они имели успех, и, даже, на то, что они ему завидовали. Хотя он и не преуменьшал их грех, он не платил завистью за их зависть, но просто был рад тому, что кто-то проповедовал Евангелие, какими бы мотивами он при этом ни руководился (Фил. 1:15-17). Он знал, что весть сильнее вестника и что она может превзойти ограниченность слабых и завистливых проповедников, чтобы достичь Божьей цели.

Зависть — это немалый грех. Его нельзя считать грехом умеренным или безвредным. Именно к этому чувству зависти к Богу, вспыхнувшему в груди Евы от гордости, и взывал с успехом сатана. Еве захотелось стать такой, как Бог, иметь то, что Он имел, и знать то, что Он знает. Зависть была составной частью первородного греха, от которого и произошли все остальные грехи. Следующий грех, отмеченный в Библии, это — убийство, к которому Каина привела его зависть к Авелю. И братья Иосифа продали его в рабство тоже потому, что позавидовали ему. Даниил был брошен в львиный ров из-за зависти своих товарищей-чиновников. Зависть побудила старшего брата возмутиться из-за того, что отец оказал такое внимание блудному сыну. Можно было бы привести намного больше примеров подобного рода в Библии.

«Жесток гнев, неукротима ярость; но кто устоит против ревности?» (Пр. 27:4). Доходящая до крайности зависть (или ревность) обладает такой порочностью, в которой ни один другой грех не мог бы с ней потягаться. «Но если в вашем сердце вы имеете горькую зависть и сварливость, -говорит Иаков, — то не хвалитесь и не лгите на истину: Это не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная, бесовская, Ибо, где зависть и сварливость, там неустройство и все худое» (Иак. 3:14-16). Эгоистическая «сварливость» масло в огонь которой подливает зависть, зачастую бывает умна и имеет успех. Но «мудрость» ее — бесовская, и ее успех — разрушителен.

Полным контрастом многим рассказам о зависти, содержащимся в Писании, звучит рассказ о любви Ионафана к Давиду. Давид был не только более великим и популярным воином, чем Ионафан, но и представлял собой угрозу для трона, который, если бы не случилось ничего непредвиденного, должен был достаться Ионафану. И все же мы узнаем из Писания только о безграничном уважении Ионафана к Давиду, о его любви к своему другу, для которого он был готов пожертвовать не только престолом, но и жизнью, «ибо любил его (Давида), как свою душу» (1 Цар. 20:17). Отец Ионафана, Саул, потерял свое благословение и свой престол из-за зависти, в первую очередь, к Давиду. Ионафан с готовностью отказался от своего трона и получил большее благословение, потому что он не хотел ничего иметь из зависти.

Елиазар из Дамаска должен был наследовать состояние Авраама, потому что у Авраама не было сына (Быт. 15:2). Однако, когда родился Исаак, и Елиазар потерял право на наследство, он не перестал быть верным слугой и Аврааму, и Исааку, и любовь его к ним ни разу не поколебалась» (см. Быт. 24). Любящий человек никогда не завидует. Он рад успехам других, даже если их успехи для него самого невыгодны.

Любовь не превозносится

А когда любящий человек сам имеет успех, он не хвалится этим успехом. Любящий человек не превозносится. Слово «перпереуомаи» («превозноситься») нигде больше в Новом Завете не употребляется; оно означает -говорить самодовольно, тщеславно. Любовь не выставляет напоказ своих успехов. Хвастовство — это одна из сторон зависти. Зависть хочет того, что есть у кого-то другого. А тот, кто хвастается, пытается вызвать зависть у других, пытается заставить их позавидовать тому, что есть у него. Если зависть стремится подавить других, то хвастовство пытается превознести нас самих. Ирония состоит в том, насколько же нас тянет хвастаться самим.

Коринфские верующие были специалистами пускать пыль в глаза в духовном отношении; они постоянно соперничали друг с. другом в борьбе за внимание публики. Они требовали самых престижных должностей и самых эффектных духовных даров. Они хотели все говорить разом, особенно в состоянии экстаза. По большей части их говорение на языках было поддельным, но их хвастовство этим поддельным даром было подлинным. Они ничуть не заботились о гармонии, порядке, товариществе, назидании или о чем-нибудь другом, имевшем ценность. Они заботились только о том, чтобы пощеголять, выставить себя напоказ. «Итак что же, братия? Когда вы сходитесь, и у каждого из вас есть псалом, есть поучение, есть язык, есть откровение, есть истолкование» (1 Кор. 14:26). Каждый из них делал свое дело и старался делать его как можно громче, совершенно не обращая внимания на то, что при этом делали другие.

Чарльз Трамбалл дал однажды обет; «Боже, если Ты дашь мне силу, каждый раз, когда у меня появится возможность самому ввести новую тему для разговора, я буду говорить о Иисусе Христе». Для него был только один предмет, действительно достойный разговора. Если на первом месте в наших мыслях Иисус Христос, мы не можем превозносить самих себя.

К.С. Льюис называл хвастовство «величайшим злом». Хвастовство — это изображение в миниатюре гордости, лежащей в корне всех грехов. Хвастовство ставит на первое место нас самих. Любой другой, в том числе и Бог, должен для нас поэтому отступить на второй план. Невозможно широко расхваливать себя, не подавляя тем самым других. Когда мы хвастаемся, мы можем быть «наверху» только в том случае, если другие — «внизу».

Иисус был воплощенным Богом, и все же Он никогда, никаким образом, не превозносился. «Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, и… по виду став как человек; смирил Себя» (Фил. 2:6-8). Иисус, у Которого были все основания превозноситься, никогда этого не делал. И, наоборот, мы, не имеющие причин превозноситься, склонны к хвастовству. Только любовь, приходящая от Иисуса Христа, может спасти нас от того, чтобы выставлять напоказ свои знания, способности, дары или достижения, реальные или мнимые.

Любовь не гордится

Коринфские верующие думали, что они достигли совершенства. Павел уже предостерегал их «не мудрствовать сверх того, что написано, и не превозносились один перед другим. Ибо кто отличает тебя? Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил? Вы уже пресытились, — продолжает он саркастично, -вы уже обогатились, вы стали царствовать без нас. О, если бы вы и в самом деле царствовали, чтобы и нам с вами царствовать!» (1 Кор. 4:6-8). С еще большим сарказмом он говорит: «Мы (апостолы) безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии (ст. 10). Несколькими стихами ниже апостол пишет уже более прямо: «Как я не иду к вам, то некоторые у вас возгордились» (ст. 18).

Все то доброе, что имели коринфяне, пришло от Господа, и поэтому у них не было причин хвалиться или гордиться. И все же они были полны сомнения и самодовольства, чванились своими знаниями христианского учения, своими духовными дарами и знаменитыми учителями, которых они имели. В своей гордости они дошли до того, что даже стали хвалиться тем, что они были такими плотскими, мирскими, что они поклонялись идолам и были безнравственными аж до инцеста, чего не было даже среди язычников (5:1). Они гордились вместо того, чтобы покаяться; они хвалились вместо того, чтобы плакать (ст. 2). А любовь, как раз, наоборот, не гордится.

Уильям Карей, которого называют отцом современной миссионерской работы, был блестящим лингвистом; он взял на себя ответственность перевести отрывки из Библии не менее, чем на 34 различных языка и диалекта. Вырос он в Англии в простой семье, и в молодости ему пришлось работать сапожником. Позже, в Индии, над ним часто издевались из-за его «низкого» происхождения и из-за его прежней должности. Однажды на званом обеде один сноб, обращаясь к нему, спросил: «Мистер Карей, насколько я понимаю, когда-то вы занимались изготовлением обуви?» -«О, что вы, ваша светлость, — отозвался Карей, — я не изготовлял обувь, я ее только чинил».

Когда Иисус начал проповедовать, Он вскоре затмил служение Иоанна Крестителя. И все же Иоанн Креститель говорил о нем: «Он-то Идущий за Мною, но Который стал впереди меня; я недостоин развязать ремень у обуви Его» (Иоан. 1:27). И когда ученики Иоанна стали завидовать популярности Иисуса, Иоанн упрекнул их, говоря: «Ему должно расти, а мне умаляться» (Иоан. 3:30).

Подобно мудрости, любовь говорит: «гордость и высокомерие и злой путь и коварные уста я ненавижу» (Пр. 8:13) Другие притчи напоминают нам, что «придет гордость, придет и посрамление» (11:2), что «от высокомерия происходит раздор» (13:10), и что «погибели предшествует гордость, и падению — надменность» (16518; ср. 29:23)

Гордость и высокомерие рождают споры, которые не утихали в коринфской церкви. К таким делам любовь не причастна. Высокомерие задирает нос; любовь — возвышает сердце.

Любовь не бесчинствует

Любовь не бесчинствует. Эти слова имеют отношение к плотским манерам, к грубому поведению. Это — не такая серьезная вина, как похвала или высокомерие, но происходит она от того же самого источника — от отсутствия любви. Этот грех не заботится об окружающих достаточно, для того чтобы вести себя любезно или вежливо. Их чувства, их обидчивость для него ничего не значат. Нелюбящий человек небрежен, неосторожен с окружающими, подавляет их и часто бывает грубым.

Коринфские христиане были образцами бесчинного поведения. Можно даже сказать, что вести себя неподобающим образом — это было их отличительным признаком, «фабричной маркой». Почти все их поведение было грубым и безлюбовным. Даже когда они собирались, чтобы отметить Господнюю Вечерю, каждый из них думал только о себе и обижал других: «всякий поспешает прежде других есть свою пищу, так что иной бывает голоден, а иной упивается» (1 Кор. 11:21). Во время богослужений каждый из них старался превзойти другого в том, что касалось говорения на языках. Все говорили разом, и каждый старался быть лучше всех, перещеголять своих товарищей. Церковь делала все неправильно и не по порядку, обратное тому, чему учил их Павел и что он им советовал теперь снова (14:40).

Однажды Христос обедал в доме фарисея по имени Симон. Во время еды в дом вошла блудница; она вымыла ноги Иисуса своими слезами, вытерла их своими волосами, а затем помазала их драгоценным мирром. Симон, потрясенный и оскорбленный, сказал про себя: «если бы Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему, ибо она грешница». Тогда Иисус рассказал притчу о некоем человеке, который простил долги двум своим должникам: одному простил 500 динариев, а другому — 50. Он спросил Симона, который из двух должников будет более благодарить заимодавцу, — на что фарисей ответил: «думаю, тот, которому более простил. Он сказал ему: правильно ты рассудил. И обратившись к женщине, сказал Симону: видишь ли ты эту женщину? Я пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал; а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отерла. Ты целования Мне не дал; а она, с тех пор, как Я пришел, не перестает целовать у Меня ноги. Ты головы Мне маслом не помазал; а она мирром помазала Мне ноги. А потому сказываю тебе: прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много; а кому мало прощается, тот мало любит» (Лук. 7:36-47).

Главный образец любви в этой истории — это не любовь женщины, какой бы искренней и прекрасной эта любовь не была. Особенно примечательна любовь Христа, находящаяся в контрасте с отсутствием любви у Симона. И тем, что Он с такой любовью принял поступок женщины, проникнутый любовью, и той притчей, которую Он рассказал, Он показал Симону, что ни ее поступок, ни Его реакция на этот поступок не были неуместными, а что было действительно неуместным — так это отношение ко всему этому самого Симона. И то, что сделала женщина, и то, как отозвался на это Иисус, было вызвано любовью. А то, что подумал при этом Симон, к любви не имело никакого отношения.

Уильям Беркли переводит это место так: «Любовь не ведет себя бесстыдно ил» некрасиво». Любовь любезна. Любезность должна начинаться с товарищей по вере, но не должна на них кончаться. Многие христиане упустили возможность свидетельствовать о вере из-за того, что грубостью ответили неверующему, который сделал что-либо, что они считают неуместным. Иногда то, как мы ведем себя во имя праведности, более неуместно, чем кое-что из того, что мы критикуем, как это было с Симоном.

Любовь гораздо больше, чем просто любезность, внимательность и тактичность в отношениях с людьми, но никогда — не меньше этого. До той степени, до которой наш образ жизни нелюбезен и невнимателен к людям, он лишен любви и не является христианским. Самодовольная, ханжеская грубость со стороны христиан может оттолкнуть людей от Христа прежде, чем у них появится шанс услышать о благой вести. Вестник может оказаться преградой на пути вести. Когда люди не видят «кротости и снисхождения Христовых» (2 Кор. 10:1), отраженных в нас, уменьшается возможность того, что они смогут увидеть ясно Его Самого в Евангелие, которое мы им проповедуем.

Любовь не ищет своего

Однажды я разобрал надпись на надгробии в одной маленькой английской деревушке. Она гласит: «Вот скряга лежит: он богатству служил, весь век для себя одного он прожил; и как там, за гробом пришлось ему, до этого дела нет никому».

Надпись на простом гробовом камне во дворе собора святого Павла в Лондоне противоположна: «Посвящается памяти генерала Чарльза Джорджа Гордона, который во все времена и повсюду отдавал свои силы слабым, свое состояние бедным, свою доброту — страдающим, свое сердце — Богу».

Любовь не ищет своего. В этих словах, возможно, ключ ко всему. Зло, лежащее в корне падшей человеческой природы — в желании поступать по-своему. Р.К.Х. Ленски, хорошо известный толкователь Библии, сказал: «Исцели эгоизм — и ты вновь насадил сад Едема». Адам и Ева отвергли путь Бога, чтобы иметь возможность жить по-своему. «Я» заменило Бога. Это — противоположно праведности и противоположно любви. Любовь занята не своими собственными делами, а интересами других (Фил. 2:4).

И, снова, коринфские верующие могут послужить образцом того, какими любящим христианам быть не следует Они были эгоистичны до крайности. Они не делились своей едой на вечерях любви, они отстаивали свои права до того, что, по их мнению, было «лучшим даром», для самих себя Вместо того, чтобы использовать духовные дары на пользу другим, они старались использовать их для своей собственной выгоды. Поэтому Павел говорит им: «так и вы, ревнуя о дарах духовных, старайтесь обогатиться ими к назиданию церкви» (14:12). А они использовали свои дары не для того, чтобы возвысить церковь, а для того, чтобы попытаться возвыситься самим.

Рассказывают такую историю. Как-то раз к кладбищу подъехала машина. Шофер, который вел эту машину, попросил служащего, работающего смотрителем, подойти к машине, потому что его хозяин был слишком болен, чтобы ходить. В машине смотрителя ждала старая женщина, хилая, с запавшими глазами, в которых отражались годы страдания и страха. Она представилась и сказала, что в течение последних нескольких лет посылала на кладбище по пять долларов, с просьбой покупать на них цветы на могилу ее мужа. «Сегодня я явилась сюда собственной персоной, -сказала она, — потому что врачи дают мне всего несколько недель жизни, и я хотела увидеть могилу в последний раз». Служитель ответил: «Знаете ли, мне очень жаль, что вы посылали деньги на эти цветы». Она была захвачена врасплох: «Что вы этим хотите сказать?» — «Знаете ли, я — член общества, посещающего больных, находящихся в больницах и психиатрических заведениях. Они от души любят цветы. Они могут видеть их и вдыхать их запах. Цветы для них — лечение, потому что они — живые люди». Не сказав ни слова, женщина велела шоферу уехать прочь. Через несколько месяцев этот служитель с удивлением увидел, как к кладбищу подъехала та же самая машина, но за рулем на этот раз сидела сама женщина. Она обратилась к нему с такими словами: «Сначала меня обидело то, что вы мне сказали в последний раз, когда я здесь была. Но, поразмыслив, я поняла, что вы правы. Теперь я сама отвожу цветы в больницы. Это действительно приносит больным большую радость — да и мне тоже. Врачи не могут сказать, что меня вылечило, но я-то знаю. Теперь у меня есть кто-то, ради кого стоит жить».

Как всегда и в этом для нас совершенным примером является Христос. Он «не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить» (Матф. 20:28). Сын Божий прожил Свою жизнь для других. Бог воплощенный был воплощенной любовью. Он был совершенным воплощением любви, отдающей себя другим. Он никогда не искал собственного благополучия, но всегда искал благополучия других. .

Любовь не раздражается

Греческое слово «пароксуно», здесь переведенное как раздражается, означает вспылить, воспылать гневом. От этого же корня произошло английское слово «пароксизм», — судорога или внезапный взрыв чувств, ведущий к неожиданным действиям. Любовь охраняет себя от Того, чтобы раздражаться, сердиться или огорчаться из-за причиняемых ей обид. Она не раздражается.

Апостол при этом не исключает праведного возмущения. Любовь не может радоваться «неправде» (13:6). Если мы возмущаемся, когда плохо обращаются с несчастными или когда противоречат Божьему Слову, то это — праведное, негодование. Но поистине праведный гнев никогда не будет раздражаться из-за того, что обижает нас лично.

Когда Христос очищал храм от торговцев, Он гневался из-за того, что был осквернен дом Его Отца — дом богослужения (Матф. 21:11-12). Но в тех случаях, когда Его Самого чернили или оскорбляли, — а таких случаев было немало, -Он ни разу не впал в гнев и не занял оборонительную позицию.

Как и его Господь, Павел был недоволен только на то, что могло разгневать Бога. Он сурово упрекал за такие грехи, как ересь, безнравственность и неправильное использование духовных даров. Но он не сердился на тех, кто его бил, заточал в темницу, на тех, кто распускал о нем ложные слухи (см. Деян. 23:1-5).

Раздражительность, о которой говорит здесь Павел, имеет отношение к тем поступкам, которые направлены против нас самих или лично обидны. Любовь не сердится на других, когда они говорят или делают что-нибудь такое, что нам не нравится, или когда они не дают нам жить так, как нам хочется (ср. 1 Пет. 2:21-24). Любовь никогда не реагирует на поступки других, защищая себя или стараясь отомстить злом за зло. Раздражаться — это обратная сторона стремления жить по-своему. Человек, который настаивает на том, чтобы жить по-своему, легко раздражается, легко впадает в гнев.

У большого колониального проповедника и теолога Джонатана Эдвардса была дочь, обладавшая несдержанным нравом. Когда в нее влюбился один молодой человек и попросил у отца ее руки, доктор Эдварде ответил: «Нет», -«Но я ее люблю, и она меня любит», — запротестовал юноша. «Это неважно, — упорствовал отец. На вопрос о причине своего решения он ответил: «Она вас недостойна». -«Как же так? Она ведь христианка, не правда ли?» — «Да, она христианка, — сказал Эдварде, — но Божья благодать уживается и с такими людьми, с которыми никто другой не уживется».

Несомненно, главная причина и душевных, и физических болезней в нашем обществе состоит в том, что мы до такой степени поглощены своими правами и вытекающей отсюда безлюбовностью. Когда каждый дерется за свои собственные права, по-настоящему преуспеть не может ни один — и ни один не может быть счастливым. Когда каждый тянет к себе и никто не отдает, то каждый теряет, даже если получает то, чего хочет. Безлюбовность никогда не может выиграть по-настоящему и надолго, — она не может выиграть ничего действительно значимого. Она всегда тратит больше, чем приобретает.

Мы сердимся, когда другому достаются привилегии или признание, которых мы добиваемся для себя, потому что это наше «право». Но то, что мы ставим свои права выше своих обязанностей и любовной заботы о других, происходит от сосредоточенности на себе и от безлюбовности. Любящий человек больше заботится о том, чтобы делать то, что следует, и помогать, где только возможно, чем о том, чтобы иметь то, на что он, по его мнению, имеет право, что он заслужил. Любовь ничего не считает своим правом, а все -своей обязанностью.

Слова о том, что вы любите своего мужа или свою жену, неубедительны, если вы то и дело на них сердитесь или огорчаетесь из-за того, что они говорят или делают. Слова о том, что мы любим своих детей, неубедительны, если мы часто орем на них за то, что они раздражают нас или мешают нашим планам. И что толку в возражениях: «Да, я здорово вышел из себя, но ведь все это длилось всего несколько минут?» То же самое могла бы сказать и ядерная бомба: и ей не требуется больше времени, чтобы взорваться. За пару минут можно совершить огромные разрушения. Вспыльчивость всегда разрушительна, и даже маленькие «бомбы» вспыльчивости могут оставлять после себя глубокие и болезненные раны, особенно, когда они взрываются постоянно. Причина раздражительности — в безлюбовности, и единственное лечение от нее — любовь.

Любовь, которая выводит человека наружу, освобождает его от замкнутости на самом себе и обращает все его внимание на благополучие, других, — вот единственное исцеление от эгоцентризма.

Любовь не мыслит зла

Логизомаи (мыслит) — это бухгалтерский термин, который означает вычислять или подсчитывать; его используют, например, когда говорят о занесении поступлений в бухгалтерскую книгу. Цель этого занесения — сделать запись, к которой можно будет обратиться в случае надобности. В том, что касается бизнеса, такой обычай необходим, но в личных делах нет не только необходимости поступать подобным образом, — это вредно. Следить за тем, что сделано против нас, подсчитывать обиды — это верный путь к несчастью, и к нашему собственному, и к несчастью того, записи о ком мы копим.

То же самое греческое слово часто используется в Новом Завете для описания Божьего прощения тех, кто доверяется Иисусу Христу. «Блажен человек, которому Бог не вменит греха» (Рим. 4:8). «Бог во Христе примирил с Собою мир, не вменяя людям преступлений их» (2 Кор. 5:19). С тех пор, как Христос Своею кровью смыл грех, о нем больше нет записей. Грехи вычеркнуты, стерты, — они «загладились» (Деян. 3:19). Единственное, что занесено в Божьей небесной записи после имен искупленных, это слово «праведные», потому что мы считаемся праведными во Христе. Праведность Христа записана на наш счет, помещена нам в «приход». Никаких других записей там нет.