Лев толстой как основатель трезвенного движения. Научная литература

Толстой Лев Николаевич

Так что же нам делать

Л.Н.Толстой

ТАК ЧТО ЖЕ НАМ ДЕЛАТЬ?

И спрашивал его народ, что же нам делать? И он сказал в ответ: у кого есть две одежды, тот отдай неимущему; в у кого есть пища, делай то же. (Луки III, 10, 11).

Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут.

Но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут.

Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.

Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло.

Если же око твое будет худо, то все тело будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?

Никто не может служить двум господам; ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом не радеть. Не можете служить богу и мамоне.

Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа во больше ли пищи и тело одежды?

Итак, не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться?

Потому что всего этого ищут язычники; в потому что отец ваш небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом.

Ищите же прежде царствия божия в правды его, и это все приложится вам. (Мтф. VI, 19 - 25, 31 - 34).

Ибо легче верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в царствие божие. (Мтф. XIX, 24; Луки XVIII, 25; Марка X, 25).

Я всю жизнь прожил не в городе. Когда я в 1881 году переехал на житье в Москву, меня удивила городская бедность. Я знаю деревенскую бедность; но городская была для меня нова и непонятна. В Москве нельзя пройти улицы, чтобы не встретить нищих, и особенных нищих, не похожих на деревенских. Нищие эти не нищие с сумой и Христовым именем, как определяют себя деревенские нищие, а это нищие без сумы и без Христова имени. Московские нищие не носят сумы и не просят милостыни. Большею частью они, встречая или пропуская вас мимо себя, только стараются встретиться с вами глазами. И, смотря по вашему взгляду, они просят или нет. Я знаю одного такого нищего из дворян. Старик ходит медленно, наклоняясь на каждую ногу. Когда он встречается с вами, он наклоняется на одну ногу и делает вам как будто поклон. Если вы останавливаетесь, он берется за фуражку с кокардой, кланяется и просит; если вы не останавливаетесь, то он делает вид, что это только у него такая походка, и он проходит дальше, так же кланяясь на другую ногу. Это настоящий московский нищий, ученый. Сначала я не знал, почему московские нищие не просят прямо, но потом понял, почему они не просят, но все-таки не понял их положения.

Один раз, идя по Афанасьевскому переулку, я увидал, что городовой сажает на извозчика опухшего от водяной и оборванного мужика. Я спросил:

Городовой ответил мне:

За прошение милостыни.

Разве это запрещено?

Стало быть, запрещено, - ответил городовой. Больного водянкой повезли на извозчике. Я взял другого извозчика и поехал за ними. Мне хотелось узнать, правда ли, что запрещено просить милостыню, и как это запрещено. Я никак не мог понять, как можно запретить одному человеку просить о чем-нибудь другого, и, кроме того, не верилось, чтобы было запрещено просить милостыню, тогда как Москва полна нищими.

Я вошел в участок, куда свезли нищего. В участке сидел за столом человек с саблей и пистолетом. Я спросил:

За что взяли этого мужика?

Человек с саблей и пистолетом строго посмотрел на меня и сказал:

Вам какое дело? - Однако, чувствуя необходимость разъяснить мне что-то, он прибавил: - Начальство велит забирать таких; стало быть, надо.

Я ушел. Городовой, тот, который привез нищего, сидя в сенях на подоконнике, глядел уныло в какую-то записную книжку. Я спросил его:

Правда ли, что нищим запрещают просить Христовым именем?

Городовой очнулся, посмотрел на меня, потом не то что нахмурился, но как бы опять заснул и, садясь на подоконник, сказал:

Начальство велит - значит, так надо, - и вновь занялся своей книжкой.

Я сошел на крыльцо к извозчику.

Ну, что? взяли? - спросил извозчик. Извозчика, видно, заняло тоже это дело.

Взяли, - отвечал я.

Извозчик покачал головой.

Как же это у вас, в Москве, запрещено, что ли, просить Христовым именем? - спросил я.

Кто их знает! - сказал извозчик.

Как же это, - сказал я, - нищий Христов, а его в участок ведут?

Нынче уж это оставили, не велят, - сказал извозчик.

После этого я видал и еще несколько раз, как городовые водили нищих в участок и потом в Юсупов рабочий дом.

Раз я встретил на Мясницкой толпу таких нищих, человек с тридцать. Спереди и сзади шли городовые. Я спросил:

За прошение милостыни.

Выходило, что по закону в Москве запрещено просить милостыню всем тем нищим, которых встречаешь в Москве по нескольку на каждой улице и шеренги которых во время службы и особенно похорон стоят у каждой церкви.

Но почему же некоторых ловят и запирают куда-то, а других оставляют? Этого я так и не мог понять. Или есть между ними законные и беззаконные нищие, или их так много, что всех нельзя переловить, или одних забирают, а другие вновь набираются?

Нищих в Москве много всяких сортов: есть такие, что этим живут; есть и настоящие нищие, такие, что почему-нибудь попали в Москву и точно в нужде.

Из этих нищих бывают часто простые мужики и бабы в крестьянской одежде. Я часто встречал таких. Некоторые из них заболели здесь и вышли из больницы и не могут ни кормиться, ни выбраться из Москвы. Некоторые из них, кроме того, и загуливали (таков был, вероятно, и тот больной водянкой). Некоторые были не больные, но погоревшие, или старые, или бабы с детьми; некоторые же были и совсем здоровые, способные работать. Эти совсем здоровые мужики, просившие милостыню, особенно занимали меня. Эти здоровые, способные к работе мужики-нищие занимали меня еще и потому, что со времени моего приезда в Москву я сделал себе привычку для моциона ходить работать на Воробьевы горы с двумя мужиками, пилившими там дрова. Два эти мужика были совершенно такие же нищие, как и те, которых я встречал но улицам. Один был Петр, солдат, калужский, другой - мужик, Семен, владимирский. У них ничего не было, кроме платья на теле и рук. И руками этими они зарабатывали при очень тяжелой работе от 40 до 45 копеек в день, из которых они оба откладывали, - калужский откладывал на шубу, а владимирский на то, чтобы собрать денег на отъезд в деревню. Встречая поэтому таких же людей на улицах, я особенно интересовался ими.

Почему те работают, а эти просят?

Встречая такого мужика, я обыкновенно спрашивал, как он дошел до такого положения. Встречаю раз мужика с проседью в бороде, здорового. Он просит; спрашиваю его, кто он, откуда. Он говорит, что пришел на заработки из Калуги. Сначала нашли работу - резать старье в дрова. Перерезали все с товарищем у одного хозяина; искали другой работы, не нашли, товарищ отбился, и вот он бьется так вторую неделю, проел все, что было, - ни пилы, ни колуна не на что купить. Я даю деньги на пилу и указываю ему место, куда приходить работать. Я вперед уже уговорился с Петром и Семеном, чтобы они приняли товарища и подыскали ему пару.

Смотри же, приходи. Там работы много.

Приду, как не прийти! Разве охота, - говорит, - побираться. Я работать могу.

Мужик клянется, что придет, и мне кажется, что он не обманывает, а имеет намерение прийти.

На другой день прихожу к знакомым мне мужикам. Спрашиваю, приходил ли мужик. Не приходил. И так несколько человек обманули меня. Обманывали меня и такие, которые говорили, что им нужно только денег на билет, чтобы уехать домой, и через неделю попадались мне опять на улице. Многих из них я признал уже, и они признали меня и иногда, забыв меня, повторяли мне тот же обман, а иногда уходили, завидев меня. Так я увидал, что в числе и этого разряда есть много обманщиков; но и обманщики эти были очень жалки; все это были полураздетые, бедные, худые, болезненные люди; это были те самые, которые действительно замерзают или вешаются, как мы знаем по газетам.

Когда я говорил про эту городскую нищету с городскими жителями, мне всегда говорили: "О! это еще ничего - все то, что вы видели. А вы пройдите на Хитров рынок и тамошние ночлежные дома. Там вы увидите настоящую "золотую роту". Один шутник говорил мне, что это теперь уже не рота, а золотой полк: так их много стало. Шутник был прав, но он бы был еще справедливее, если бы сказал, что этих людей теперь в Москве не рота и не полк, а их целая армия, думаю, около 50 тысяч. Городские старожилы, когда говорили мне про городскую нищету, всегда говорили это с некоторым удовольствием, как бы гордись передо мной тем, что они знают это. Я помню, когда я был в Лондоне, там старожилы тоже как будто хвастались, говоря про лондонскую нищету. Вот, мол, как у нас.

И мне хотелось видеть эту всю нищету, про которую мне говорили. Несколько раз я направлялся в сторону Хитрова рынка, но всякий раз мне становилось жутко и совестно. "Зачем я пойду смотреть на страдания людей, которым я не могу помочь?" - говорил один голос. "Нет, если ты живешь здесь и видишь все прелести городской жизни, поди, посмотри и на это", - говорил другой голос.

Как-то уж так повелось, что в мире с чьей-то легкой руки закрепился стереотип: мы не можем жить без алкоголя, а русские - это горькие пьяницы, пьянство - их традиция, которая заложена в крови, в генах и передается по наследству.
Да чего греха таить, мы и сами порой не прочь похвалиться этим, якобы врожденным, «достоинством». А впрочем, все выглядит иначе. Совсем в недалеком прошлом -25-35 лет тому назад - мы были по сравнению с другими пьющими народами самыми непьющими и пьянство никогда не было у нас таким уж распространенным явлением.
Примечателен в этом плане ответ лауреата Ленинской премии академика Ф.Г. Углова корреспонденту журнала «Смена» (№ 10, 1985). На вопрос «Насколько серьезно такое ваше утверждение: «Алкоголизм несет гибель и деградацию, разрушение всех моральных устоев, физическое и психическое вырождение». Читаешь - мороз по коже! Не слишком ли, имея тысячелетний опыт «пития на Руси», вы сгущаете краски? Не сочтите за глупую шутку, но вроде бы все мы выпиваем, и ничего - развиваемся, не стоим на месте?» Федор Григорьевич ответил: «Во-первых, откуда вы взяли, что мы пьем столько лет? Это очевидная ложь. Да, мне приходится слышать: зачем вести борьбу с пьянством, если русские пили и будут пить и пьянство - чуть ли не русская болезнь. Весьма опасная ложь! Есть наша история, и есть статистика. И мы имеем статистические данные, начиная с 1750 года, хотя есть цифры и более ранние. Среднее потребление алкоголя на душу населения в России было самым низким среди крупных стран мира.
Во-вторых, если взять такой показатель, как средний мировой уровень потребления алкоголя, то в России и этот показатель всегда был в 2-5 раз меньше, нежели в других странах. Эти данные собраны за двести последних лет. Факт, что Россия никогда не была первой в потреблении алкоголя, неопровержим!
В-третьих, нелишне вспомнить историю нашего Отечества. Почти 500 лет, с XIII по XVIII век, Россия находилась в кольце агрессии со стороны Германии, Литвы, Турции, Швеции, Польши. В те годы мирное время было короткой передышкой. Где же тут русским людям пить? Да и кто мог себе позволить пить крепкие напитки? Князья, бояре, богатые люди, а народ, миллионы простых людей не знали алкоголя, а если и позволяли себе, то только в престольные праздники».
Пьянство никогда не поощрялось на Руси.
Еще в «Житии» Феодосия Печерского, основателя Киево-Печерской лавры, упоминается о том, что психически больных считали действительно больными, монастырь заботился об «убогих калеках» и о «бесноватых», в то время как пьяницами пренебрегали, они преследовались религией: «Бесный страждет неволею и добудет вечныя жизни, а пьяный... добудет себе вечныя муки».
Алкогольные напитки знали еще древние славяне. Так в летописях, былинах, песнях можно встретить описание пиров и воспевание напитков. «Руси есть веселие пити, не может без того быти», - читаем в одной из древнерусских летописей слова киевского князя Владимира. Но пьянство среди русичей в былые времена было мало распространено. Изготовление спиртных напитков было делом дорогостоящим, а это значит, что простым людям они были не по карману. Бедняки причащались от случая к случаю, по большим праздникам, да и напитки употребляли слабоградусные: пиво, брагу, мед. Вспомним былинное: «мед-пиво пили». Вот почему алкогольные напитки в народе назывались «княжескими».
Злоупотребление крепкими напитками в массовых масштабах в России наблюдается только с XVI века, когда начала распространяться хлебная водка и царь Иван Ш сделал попытку монополизировать производство и продажу алкогольных напитков (1552 год). Были учреждены «царевы кабаки» - сначала первый большой кабак для опричников в Москве, а при Иване Грозном - и по всей России. В них продавались вино, мед, пиво, водка. Пить цареву водку считалось большой честью. Затем эти кабаки были реорганизованы в «кружечные дворы» - не более одного в городе или в дворцовом селе. В 1652 году для ограничения пьянства, его последствий было установлено: «Продавать водку по одной чарке человеку, а больше той указанной чарки одному человеку не продавать, и на кружечные дворы и близко двора питухам сидеть и питье давать им не велено».
Во время постов, а также по воскресеньям, средам и пятницам вино не отпускалось вовсе.
При Петре I алкоголикам вешали на шею чугунную медаль с надписью «За пьянство». Вес ее был 23 фунта.
Пагубное влияние на распространение пьянства в России оказала введенная в 1795 году откупная система. Откупщик обязывался покупать у казны водку, а потом продавать ее населению. Так назначенный сверху продавец спиртного (целовальник) сменился частным лицом (откупщиком), который, получив монополию на продажу водки, занялся спекуляцией, спаивал население, выкачивая из него последние гроши. Тем более что указом Екатерины II откупщикам позволялось открывать кабаки - сколько угодно и где угодно. Царице принадлежат слова: «Пьяным народом легче управлять».
Спаивание народа вызвало большое недовольство масс. По стране прокатилась мощная волна антиалкогольных бунтов. Начали создаваться общества трезвости, принимавшие решения о воздержании от употребления вина.
В связи с широким распространением пьянства в России в середине XIX века возникает стихийное движение народных масс за трезвость, организуются неофициальные общества трезвости. Но не поддержанное государством это стихийное движение быстро заглохло...
Первое в России общество трезвости официально было учреждено в 1874 году в селе Дейкаловка Полтавской области.
Распространение пьянства в царской России стало общественным бедствием, ибо несло в себе опасность духовного и физического вырождения народа. Но оно было выгодно царскому правительству, помещикам и капиталистам. Недаром прогрессивные деятели XIX века называли бюджет царской России «пьяным бюджетом». В.М. Бехтерев писал по этому поводу: «Не может подлежать сомнению влияние алкоголя на вырождение населения, на развитие хилости потомства вообще и на увеличение детской смертности в семьях алкоголиков. Проистекающий отсюда вред должен сказаться на увеличении смертности населения и ослаблении его здоровья вообще». Именно В. М. Бехтерев призывал к настойчивой борьбе с алкоголизмом в интересах сохранения здоровья населения.
В конце прошлого столетия началось массовое антиалкогольное движение русской интеллигенции - учителей, врачей, писателей. Во главе их стоял великий русский писатель, обличитель всех язв русской жизни Лев Николаевич Толстой, который был убежден, что «большинство злых дел совершается в пьяном состоянии». Л.Н. Толстой говорил: «Мне кажется, когда я вижу пьющего человека, что он играет острым оружием, которым может каждую минуту обрезаться... Пьяный человек делает много того, что он никогда бы не сделал трезвый». Толстой был яростным противником пьянства, не пил сам и всячески боролся с этим злом. Его перу принадлежит 13 статей на антиалкогольные темы. «Вино губит телесное здоровье людей, - писал он, - губит умственные способности, губит благосостояние семей и, что всего ужаснее, губит душу людей и их потомство, и, несмотря на это, с каждым годом все больше и больше распространяется употребление спиртных напитков и происходящее от него пьянство. Заразная болезнь захватывает все больше и больше людей: пьют женщины, девушки, дети. И взрослые не только не мешают этому, но, сами пьяные, поощряют их. И богатым, и бедным представляется, что веселым нельзя иначе быть, как пьяным или полупьяным, представляется, что при всяком важном случае жизни: похоронах, свадьбе, крестинах, разлуке, свидании - самое лучшее средство показать свое горе или радость состоит в том, чтобы одурманиться и, лишившись человеческого облика, уподобиться животному.
И что удивительнее всего, это то, что люди гибнут от пьянства и губят других, сами не зная, зачем они это делают. В самом деле, если каждый спросит себя, для чего люди пьют, он никак не найдет ответа. ...И не вкусно вино, не питает, и не крепит, и не греет, и не помогает в делах, и вредно телу и душе - и все-таки столько людей его пьют, и что дальше, то больше. Зачем же пьют и губят себя и других людей? «Все пьют и угощают, нельзя же и мне не пить и не угощать», - отвечают на это многие, и, живя среди пьяных, эти люди точно воображают, что все кругом пьют и угощают. Но ведь это неправда. Если человек вор, то он будет водиться с ворами, и будет ему казаться, что все воры. Но стоит ему бросить воровство, и станет он водиться с честными людьми и увидит, что не все воры. Так же и с пьянством» (Собр. соч: В 22 т. - М, 1984 - Т. 17. - С. 136-137).

Желавшие поступить в созданное Львом Толстым в 1887 году первое в России влиятельное общество трезвости должны были подписать следующую декларацию, написанную рукой самого Льва Николаевича: "Ужасаясь перед тем страшным злом и грехом, которые происходят от пьянства, мы нижеподписавшиеся порешили: во-первых, для себя никогда не пить пьяного – ни водки, ни вина, ни пива, ни мёда и не покупать и не угощать ничем пьяным других людей; во-вторых, по мере сил внушать другим людям, и особенно детям, о вреде пьянства и о преимуществах трезвой жизни и привлекать людей в наше согласие. Просим всех согласных с нами заводить себе такой же лист и вписывать в него новых братьев и сестёр и сообщать нам. Братьев и сестер, изменивших своему согласию и начавших опять пить, просим сообщать нам об этом. Первые записавшиеся братья и сёстры:…".

Первым в "Согласие против пьянства" записался сам Л.Н.Толстой, за ним последовали выдающиеся русские живописцы И.Е.Репин, Н.Н.Ге-младший, известный путешественник Н.Н.Миклухо-Маклай и многие другие (всего под декларацией Л.Н.Толстого подписались более семисот сорока человек). Одним из единомышленников русского классика, разделявшим его трезвеннические взгляды, являлся известный казанский общественный деятель, автор неоднократно переиздававшейся брошюры "Вино для человека и его потомства – яд" А.Т.Соловьёв, о котором Л.Н.Толстой сказал в одном из разговоров, что "мы с А.Т. первые в России начали за последнее время борьбу с пьянством". Высоко ценивший трезвеннический энтузиазм А.Т.Соловьёва граф оказал ему активное содействие в антиалкогольной издательской деятельности, рекомендовав брошюру Александра Титовича известному издателю И.Д.Сытину. В дальнейшем – в 1892 году – А.Т.Соловьёв и его сподвижники основали ставшее впоследствии знаменитым "Казанское Общество Трезвости", а в 1905 году на его базе была создана первая местная право-монархическая организация – Казанский отдел "Русского Собрания", которую также возглавил А.Т.Соловьёв.

28 апреля 1913 года прошёл Первый всероссийский праздник трезвости, охвативший несколько сот городов и деревень Российской Империи. Причём, в Казани, благодаря "Казанскому Обществу Трезвости", первые трезвеннические праздники отличались особым размахом и торжественностью.
На смену откупной системе распространения алкогольных напитков пришла акцизная. Право изготавливать спиртные напитки предоставлялось помещикам и заводчикам. На рынке водочные изделия облагались акцизным сбором (налогом). Эта реформа совпала с временами развития промышленного производства водки. Цены на спиртное снизились, началось невиданное доселе употребление алкоголя. Это наложило свой отпечаток на отношение к спиртному, ускорило формирование алкогольных привычек.
В 1894 году правительство вновь установило государственную винную монополию. И хотя она была введена якобы для сокращения пьянства, на самом же деле преследовались исключительно финансовые цели.
Потребление алкоголя стало обретать все более общий характер. Тем более что винная монополия не исключала домашнего приготовления спиртного. В отдельных случаях (свадьбы, поминки) разрешалось варить пиво, брагу, медовые и другие напитки. При этом семья была обязана выпить все в течение 3-4 дней, что часто порождало многолюдные попойки. Потребление алкоголя по случаю таких событий (да и без поводов) постепенно превратилось в социальную норму, сформировало своеобразную «культуру» «питейного» дела.
В стране начали злоупотреблять суррогатами алкоголя: пили лак, политуру, денатурат. Широкий размах приняло самогоноварение, что наносило огромный ущерб экономике государства, так как изводилось огромное количество зерна.
Настойчивую борьбу против распространения пьянства и алкоголизма вели русские врачи.
Очень серьезным и опасным врагом оказался алкоголь для Октябрьской революции. Зато великую роль в ее защите сыграла трезвость. Алкоголь выступил сообщником контрреволюции. «Петроград, - писал управделами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевич, - был затоплен шквалом пьяных разгромов». У Ленина в связи с этим событием есть такие строки: «...буржуазия идет на злейшие преступления, подкупая отбросы общества и опустившиеся элементы, спаивая их для целей погромов...» (Пол. собр. соч. - Т. 35. - С. 156). Специальный комитет по борьбе с погромами вынужден был ввести в Петрограде осадное положение и применить против погромщиков красный террор. 100 «абсолютно надежных членов партии - для несения службы комиссаров» составили ядро комитета, главной силой которого были гельсингфорские моряки. Все они руководствовались клятвой: «Смерть тому, кто не выполнит товарищеского зарока не пить!» Погромы были быстро ликвидированы.
Первым декретом Советской власти был Декрет о мире, вторым - Декрет о земле, но мало кто знает, что третьим декретом от 8 ноября 1917 года был Декрет о «сухом законе» в нашей стране.
Еще в 1914 году Госдумой России был принят «сухой закон», который просуществовал 11 лет и был отменен в 1925 году. Затем к этому закону вернулись в 1985 году, в годы перестройки, повлекшей за собой еще более тяжелые последствия: токсикоманию, наркоманию и др.
Но мировая практика свидетельствует, что введение «сухих законов» неизбежно порождало массовое самогоноварение, контрабанду и нелегальную продажу спиртных напитков. То же самое случилось и в России после введения в 1914 году запрета на продажу спиртных напитков. В 1924 году, накануне отмены запрета на продажу спиртных напитков, в стране было зарегистрировано 233 446 очагов самогоноварения.
«Сухие законы», как запретные меры, бессильны до тех пор, пока не пробудится общественное мнение.
«Избавится человек от пьянства не тогда, когда он будет лишен возможности пить, а тогда, когда он не станет пить, хотя бы в его комнате стояло бы вино и он чувствовал его запах». В этих словах Льва Николаевича Толстого - вся сложность воспитания убежденного трезвенника.
Борьба с алкоголизмом является одной из важнейших проблем современности. В книге «У опасной черты» С.Н. Шевердин, как бы подытоживая историю развития питейных традиций человечества, пишет, что в истории всех народов, которым привелось в связи с началом земледелия и гончарного производства неожиданно познакомиться с хмельными напитками, проявляется следующая закономерность. Первоначально - в течение нескольких тысячелетий - опьянение и опьяняющие жидкости почитаются. Потом возникает специальное производство алкогольных напитков - большее, чем нужно для обрядов. Появляется возможность для наживы и торговли вином. Становится возможным и пьянство, нарушающее установленную регламентацию. Только тогда и начинается борьба - с заметным опозданием, потому что употребление алкогольных жидкостей крепко укоренилось и освятилось. Из законодательных актов против алкогольных эксцессов, по-видимому, наиболее древний закон китайского императора Ву Вонга (1220 год до н.э.). Итак, алкоголепотреблению - 7-8 тысяч лет. Борьба же с пьянством в два с лишним раза моложе. Притом это борьба только с эксцессами злоупотребления, а не с самим опьянением. Да и велась она разными, далеко не лучшими методами. У некоторых народов методы борьбы были очень жестокими, но результатов они давали мало. В Спарте, например, специально спаивали рабов, а потом в безобразном состоянии выставляли их на публичное обозрение, пытаясь таким образом вызвать отвращение к вину. В Древнем Риме был закон, по которому разрешалось умеренно употреблять вино только лицам, достигшим тридцатилетнего возраста. Женщинам пить вино запрещалось совсем.
В 1536 году французский король Франциск I издал закон, по которому пьяницы приговаривались в первый раз к тюремному заключению, во второй раз - к розгам, в третий - к публичному сечению. Если и это не помогало, виновному отрезали уши и изгоняли за пределы Франции.
В Древнем Египте перед пирующими ставили человеческий скелет, дабы напомнить о смерти...
Наряду с этим опьянение долгое время почиталось и отнюдь не какими-то отсталыми невеждами. Можно привести множество восторженных признаний вину, прозвучавших в устах выдающихся мыслителей, гуманистов, поэтов прошлого, которых недопустимо даже заподозрить в сознательном одурманивании народа. Например, шотландский народный поэт Роберт Берне (1759-1796) писал в песне, знаменательно озаглавленной «Всесилье бутыли»:
Так пусть не стоят наши кружки пустые,
Мы выпьем, наполним и снова подымем
За то, чтобы вечно забота с нуждою
Смывались бесследно живою водою!
Да, великий поэт, восхваляя прелести опьянения и веселья (особенно в своей знаменитой балладе «Джон Ячменное Зерно»), еще не знал обратной стороны медали этих «прелестей». Мы же познали ее. Эпидемия алкоголизма и наркомании с наибольшей силой вспыхнула в последние 20-25 лет. Вспыхнула и приобрела такой размах, что закрывать на эту проблему глаза больше нельзя.

Стыд не только держит в известных границах физические проявления, но является одним из основных начал нравственной жизни человека, делая его чутким к мнению других и охраняя от всего, что постыдно в нравственном отношении. Это состояние прекрасно понимал Лев Николаевич Толстой. В своей статье «Для чего люди одурманиваются» он пишет: «…Не во вкусе, не в удовольствии, не в развлечении, не в веселье лежит причина всемирного распространения гашиша, опиума, вина, табака, а только в потребности скрывать от себя угрызения совести… Трезвому совестно то, что не совестно пьяному… Если человек хочет сделать поступок, который совесть воспрещает ему, он одурманивается. Девять десятых преступлений совершается так: «Для смелости выпить»… Мало того, что люди сами одурманиваются, чтобы заглушить свою совесть, зная, как действует вино, они, желая заставить других людей сделать поступок, противный их совести, одурманивают их, чтобы лишить их совести.

Все французские солдаты на севастопольских штурмах были напоены пьяными. Всем известны люди, спившиеся совсем вследствие преступлений, мучивших их совесть. Все могут заметить, что живущие безнравственно люди более других склонны к одурманивающим веществам. Разбойничьи, воровские шайки, проститутки — не живут без вина.

Одним словом, нельзя не понять, что употребление одурманивающих веществ в больших или малых дозах, периодически или постоянно, в высшем или низшем кругу — вызывается одной и той же причиной — потребностью заглушить голос совести для того, чтобы не видеть разлада жизни с требованием сознания.
Кто мог бы поддержать авторитет страны. И наоборот -может не пустить за рубеж тех. кто возвеличил бы славу Родины, если эти люди чем-то лично не нравятся начальнику с атрофированными чувствами патриотизма и совести.

Другое чувство, легко утрачиваемое пьяницами -это чувство страха. Страх у нормального человека выражается в замедлении и последующем ускорении деятельности сердца, затруднении дыхания и сокращении мелких сосудов. Это составляет характерную черту данного чувства, которое у пьяниц исчезает. Причиной этого является паралич сосудов, вызываемый алкоголем. В объективном отношении чувство страха принимает у них форму растерянности. Наблюдается картина, которую Дарвин определил у детей: смесь страха, робости и застенчивости — нечто недифференцированное, сходное с пугливостью неприрученного животного. Это говорит о том, что здесь выступают низшие недифференцированные формы чувств и указывают на глубокое психическое притупление и извращение, наступающее у человека .
Ослабление страха может, по мнению психиатров, повлечь за собой важные последствия. Если вспомнить, что страх в своих высоких проявлениях превращается в боязнь зла и в опасение последствий зла, то становится понятным здравоохранительное значение этого чувства в вопросах нравственности.

Алкогольные «напитки» по мере их употребления, по мере воздействия на мозг и его функции приводят к резкому изменению характера человека. Очень рано появляется раздражительность, резко выраженные душевные волнения, которые исчезают так быстро и неожиданно, как это можно видеть только у больных. К такого рода явлениям относятся обидчивость, мнительность, растерянность и т.д. Проявление этих волнений является показателем понижения умственной и повышения эмоциональной возбудимости.

Чувство страха и чувство стыда глубоко изменяется у пьяниц, утрачивая самые существенные свои части. Другие чувства изменяются не столь сильно, но все же лишаются некоторых своих свойств и вследствие этого утрачивают тонкость и полноту, становятся грубыми и шаблонными. Сообразно этому изменяется и мимика. Изменения эти могут быть столь значительны, что по физиономии такого человека трудно определить, какие чувства в нем преобладают и каковы его настроения. Это служит одной из причин частых недоразумений в отношениях между пьяницами. Интересно отметить, что даже собаки замечают эти особенности физиономии пьяниц и злятся на них больше, чем на трезвых. Отмечают следующие изменения чувств пьяниц: — радость часто лишена своего чистого характера, но принимает форму немотивированного легкомыслия и беззаботности.

Нередко она выражается веселостью, то есть внешними факторами, содержащими в себе значительное количество двигательных проявлений, но мало глубокого внутреннего содержания.

— чувство чести и собственного достоинства теряет свой высокий характер и почти исключительно принимает форму гордости, зазнайства и самомнения, которое формируется общеизвестными афоризмами алкоголиков: «пьяный, а умнее другого трезвого» или «пьян да умен — два угодья в нем».

— расположение, любовь, ласка легко переходят в неприятные, а иногда циничные, отталкивающие проявления.

— гнев нередко принимает форму зверской гневливости и злости. Превращение гнева в злость является существенным событием в психологии пьяниц и указывает на болезненное изменение характера. По своей природе гнев есть душевное волнение человека, вызванное нападением на него; злость же есть стремление делать зло, вред. Гнев может быть справедливым или извинительным, злость же — дурное чувство чисто животного происхождения — указывает на болезненное изменение характера пьяницы. Появление этого чувства у пьяниц часто совпадает с мрачностью. Два психологических состояния: злость и мрачность — ведут к дальнейшему изменению характера, так как легко присоединяются к другим душевным волнениям.

Наблюдения над пьющими показывают, что свойственная им раздражительность имеет свои особенности, которые обусловлены тем. что волнения возникают совершенно изолированно, чего мы не наблюдаем у непьющих людей. Объясняется это тем, что душевные волнения человека всегда сложны; наряду с одним чувством (например, гневом) у него появляется целая гамма других, более тонких и возвышенных чувств, опасения за последствия этого гнева и т.д.

У пьяницы же чувство появляется изолировано, по-видимому, из-за отсутствия тонких ассоциативных чувств, и, возникнув, охватывает человека безраздельно. Вот почему общение с таким человеком затруднено, он не внемлет ни рассудку, ни логике. Душевные волнения пьющих существенно отличаются от волнений нормальных людей не только в количественном, но и в качественном отношении. Так например, гнев иногда принимает форму злобы, страх — ревности, стыд -смущения или гнева.

Пьющие, как правило, отличаются ленью, любят проводить время праздно. Если они обеспечены, то без стеснения не работают и много спят или находятся в компании людей, так же, как и они, предающихся пьянству. Цинизм принимает у них самые разнообразные и нередко отвратительные формы.

Под влиянием даже небольшой дозы вина происходит в первую очередь ослабление чувств и только позже ослабление физической силы. Это значит, что под действием алкоголя тонкая человеческая сила превращается в грубую, животную.

В значительной степени и очень рано алкоголь разрушает интеллект пьющих людей. Врачи даже в легких случаях находят у них снижение интеллектуальных функций. Восприятие внешних впечатлений носит у них поверхностный характер. Память ослабевает. Задания выполняются небрежно. Концентрация внимания при выполнении задания сниженная; время реакции замедленно. Отмечаются быстрая утомляемость и затруднения при решении сложных вопросов. Способность к творческой работе снижается или совсем утрачивается. Круг интересов суживается, теряется внимание к работе, к семье. Лживость является характерной чертой пьющих. Падение интеллекта настолько значительно, что дает право говорить о ясно выраженном алкогольном слабоумии.

Если принять во внимание количество длительно пьющих, которые не входят в категорию пьяниц и алкоголиков, если учесть рождаемость дефективных и умственно отсталых детей от таких родителей, то мы вправе говорить об оглуплении любого народа, среди которого пьянство получило большое распространение. А вместе с оглуплением происходит нравственная деградация, рост преступности, идет моральное разложение.

По теме

Больной, страдающий химической зависимостью, редко живет в полной изоляции. Обычно у него есть семья. Когда развивается химическая зависимость, близкие волей-неволей становятся вовлеченные происходящее, не оставляют больного без помощи, начинают бороться

Каждый день в графском доме для большой семьи Толстых накрывался стол с простыми и сытными блюдами из русской и французской кухни. Да к тому же в хлебосольную Ясную Поляну часто съезжались гости. О том, когда, что и как ели и готовили в доме писателя, рассказывает Юлия Вронская, заведующая отделом международных проектов музея «Ясная Поляна».

Юлия Вронская Софья Толстая Илья Толстой

Когда в 1862 году 18-летняя Софья Берс вышла замуж за 34-летнего графа Льва Толстого, на яснополянской кухне уже «командовал парадом» повар Николай Михайлович Румянцев. В молодости он был крепостным музыкантом-флейтистом у князя Николая Волконского. Когда у Румянцева выпали зубы, его перевели в кухонные мужики. Для него это была, конечно, трагедия. Да и готовить бывший музыкант научился не сразу. Судя по дневникам Софьи Андреевны, она не всегда оставалась довольной стряпней повара Николая. В один из дней она записала: «Обед был очень дурен, картошка пахла салом, пирог был сухой, левашники, как подошва... Ела один винегрет и после обеда бранила повара». Но со временем Румянцев стал отменным кулинаром. Илья Львович, сын Толстых, вспоминает о его левашниках как о фирменном блюде. Повар начинял пирожки вареньем и надувал их с углов воздухом, за что левашники получили название «Вздохи Николая».

Так вот, когда Софья Андреевна только осваивалась в доме, однажды она зашла на кухню и увидела, что фартук повара был несвежий, посуда не очень чистая… Графиня тут же сшила для Николая белую куртку, колпак, фартук и приказала повару соблюдать чистоту на кухне. А еще Толстую шокировало, из какой посуды ела графская семья. Она сетовала, что, пока в дом не привезли ее приданого - серебряных столовых приборов, они были вынуждены есть простыми железными ложками и вилками. С непривычки юная графиня даже колола себе рот - настолько приборы были неудобны!

Софья Андреевна практически не готовила сама, но всегда только она расписывала, что нужно приготовить на день.

- Главный человек в доме - мама, - писал в своих воспоминаниях Илья Львович Толстой. - От нее зависит все. Она заказывает Николаю-повару обед, она отпускает нас гулять, она всегда кормит грудью кого-нибудь маленького, она целый день торопливыми шагами бегает по дому…

Правда, бывали случаи, когда ей самой все же приходилось становиться к плите - это происходило, когда повар напивался допьяна. Графине помогала жена Николая. Однажды они вдвоем готовили гуся, и Софья Андреевна писала: «Как же мне к концу готовки стал противен этот гусь. Я даже его и есть не могла!» Протрезвев, Николай просил прощения у Софьи Андреевны, и она, конечно же, прощала его.

Р асписание приемов пищи в доме Толстых было очень интересным. В шесть-семь утра (кто во сколько вставал) пили чай или кофе. Сытный завтрак, по нашим меркам, был очень поздним - в час дня. В это время завтракали все домашние, а Лев Николаевич выходил к столу даже позже.

Каждый день утром он ел одно и то же: яйца, овсяную кашу и простоквашу. Яйца вообще были любимым блюдом писателя. Он обожал их в разном виде.

Выпускная яичница, яйца в томате, омлет, пополам сложенный, яичница с шампиньонами, взбитая яичница с укропом, яйца всмятку, суп с омлетом... Софья Андреевна, составляя списки на закупку продуктов, помечала: Льву Николаевичу купить 20 яиц покрупнее, всем остальным - обыкновенные.

Июль, 1908 год. Лев Толстой в кругу семьи и гостей. Автор фото Карл Булла

В шесть вечера Толстые обедали, а в восемь ужинали или просто пили чай с бисквитами, медом и вареньем.

Валентин Федорович Булгаков, друг и последний секретарь Толстого, вспоминал:

В час дня завтракали домашние. Часа в два или два с половиной, вскоре после окончания общего завтрака, когда посуда оставалась еще не убранной со стола, выходил в столовую Лев Николаевич, словоохотливый, оживленный, с видом успевшего что-то сделать и довольного этим человека. Кто-нибудь звонил или бежал сказать, чтобы подавали Льву Николаевичу завтрак, и через несколько минут Илья Васильевич Сидорков (слуга в доме Толстых) приносил подогревшуюся к этому времени овсянку и маленький горшочек с простоквашей - каждый день одно и то же. Лев Николаевич, разговаривая, ел овсянку, потом опрокидывал горшочек с простоквашей в тарелку и, топорща усы, принимался отправлять в рот ложки простокваши…

Вечерний чай - другое дело. Свечи на столе зажигались не всегда, и сидящие за столом довольствовались обычно скудным рассеянным светом, шедшим от расположенных вдали, в других углах комнаты, керосиновых ламп. Было уютно и просто. Садились где кто хотел. Угощение обычное: сухое (покупное) чайное печенье, мед, варенье. Самовар мурлыкал свою песню. И даже Софья Андреевна не распоряжалась, предоставив разливание чая кому-нибудь другому и подсев к столу сбоку в качестве одной из «обыкновенных смертных».

У Толстого был очень хороший аппетит. Он мог выпить в день до трех бутылок кефира, несколько чашек кофе, съесть пять яиц, приличное количество овсянки, рисового пюре, пирогов. Софья Андреевна постоянно переживала за здоровье мужа, его больной желудок. «Сегодня за обедом, - писала она в дневниках, - я с ужасом смотрела, как он ел: сначала грузди соленые... потом четыре гречневых больших гренка с супом, и квас кислый, и хлеб черный. И все это в большом количестве».

1901 год. Дочь Толстого, Александра Львовна, назвала свое фото так: «За веселым завтраком»

Толстой был невозможным сладкоежкой. Софья Андреевна покупала сухофрукты, финики, орехи, курагу. И, конечно же, на чайном столе всегда красовалось и издавало божественный аромат знаменитое яснополянское варенье.

Варили его из яблок, крыжовника, абрикосов, дыни, вишни, сливы, персика. В крыжовенное и яблочное варенье всегда добавляли лимон и ваниль. В своих воспоминаниях граф писал о себе 11-летнем: «Я очень любил варенье, никогда не отказывался от него, и даже сам ухитрялся достать, когда мне не давали. Помню, раз мне дали немного варенья, но мне хотелось еще. Мне сказали, что нельзя. Я сам потихоньку пошел в буфет, где стояло незапертое варенье, и стал его таскать из банки в рот прямо рукой. Когда наелся, так у меня варенье было и здесь, и здесь, и здесь», - показывал он на себе, рассказывая эту историю детям.

Двор у дома. Экономка Дунечка варит варенье. Фото Софьи Андреевны Толстой

Все фрукты выращивали в оранжерее прямо в усадьбе. Когда в 1867 году оранжереи горели, Лев Толстой писал: «Я слышал, как трещали рамы, лопались стекла, на это было жутко больно смотреть. Но еще больнее было оттого, что я слышал запах персикового варенья».

Толстой был довольно экономным хозяином, но иногда любил делать детям сюрпризы. И в 1879 году, вернувшись из Москвы, он поставил на стол огромный короб, в котором оказались разные плоды: гранаты, ананасы, кокосовые орехи, мандарины… Когда он доставал из ящика очередной фрукт, дети громко вскрикивали, потому что такую экзотику им видеть еще не приходилось! Софья Андреевна писала: «Лев Николаевич принес ножичек и, разрезая гранаты и другие фрукты, делил их детям. Это было очень трогательно и весело. Дети долго помнили и рассказывали этот эпизод».

В Ясной Поляне очень любили гостей. Одним из частых гостей усадьбы был писатель Иван Тургенев, но он всегда заказывал простую русскую еду, например, манный суп с укропцем, пирог с рисом и курицей, гречневую кашу.

В возрасте 50 лет граф стал вегетарианцем - он полностью отказался от мяса, но не от яиц и молочных продуктов. Новый образ жизни Толстого привлекал к нему людей, которые тоже экспериментировали с питанием. Однажды в Ясную приехал некий господин, который питался по новой диете - он ел раз в два дня. И навестить семью писателя его угораздило именно в такой день, когда есть ему не полагалось. Как назло, стол в этот день ломился от яств. Чудак сидел в стороне, а когда его приглашали к столу, скромно отвечал: «Спасибо, я ел вчера!»

Что касается спиртных напитков, то в семье Толстых любили самодельные настойки, рецепты которых сохранились в «Поваренной книге» Софьи Андреевны. Например, здесь есть травник семьи Толстых и померанцевая настойка, на стол также подавали сотерн (французское белое десертное вино), белый портвейн. Есть даже исторический анекдот об отношении Льва Николаевича к алкоголю, по которому точно можно сказать, что в этом плане граф ханжой не был. Этот анекдот приводит в своих воспоминаниях Иван Бунин: «Однажды я захотел подольститься ко Льву Николаевичу и завел разговор о трезвом образе жизни. Вот всюду возникают теперь эти общества трезвости... Он сдвинул брови: - Какие общества? - Общества трезвости... - То есть это когда собираются, чтобы водки не пить? Вздор. Чтобы не пить, незачем собираться. А уж если собираться, то надо пить!»

Кулинарные рецепты в «Поваренную книгу» записывали сама графиня и ее младший брат Степан Берс. Всего в ней 162 рецепта. Чуть ли не каждый рецепт в «Поваренной книге» связан с семейными традициями, имеет свою историю. В ней мы находим: «Яблочный квас Марии Николаевны» - младшей сестры Льва Николаевича; «Эликсир от зубной боли Пелагеи Ильиничны» - П. И. Юшковой, тетки Толстого по линии отца; «Лимонный квас Маруси Mаклаковой», близкой знакомой семьи Толстых; «Пастилу яблочную Марии Петровны Фет», жены поэта Афанасия Фета и т.д.

В рукописи встречается имя Ханны Тардзей. Сергей Львович Толстой в «Очерках былого» писал, что эту молодую англичанку, дочь садовника Виндзорского дворца, родители выписали для него, Тани и Илюши. Бонна любила стряпать.

Особенно удавался ей сливочный пудинг, который готовили на Рождество. Блюдо обливали ромом, поджигали и, как пылающий факел, вносили в гостиную.

В 1870 году Толстые едут в Сальские степи, где Лев Николаевич лечится кумысом. Ему становится лучше. И Софья Андреевна, конечно же, записывает рецепт приготовления этого напитка в свою «Поваренную книгу».

Особенно интересна судьба анковского пирога. Название этого лакомства связано с доктором медицинских наук, домашним врачом семьи Берс Николаем Богдановичем Анке. Он передал рецепт пирога теще Толстого Любови Александровне Берс, а та, в свою очередь, - дочери. Софья Андреевна научила готовить анковский пирог повара Николая. И с тех пор ни одно торжество в семье Толстых не обходилось без этого блюда. По словам Ильи Толстого, «именины без анковского пирога то же самое, что Рождество без елки, Пасха без катания яиц».

Фото из архива музея-усадьбы «Ясная Поляна»

Рецепты из «Поваренной книги» Софьи Андреевны Толстой

Матлот

Возьми какую угодно рыбу или даже разнородных рыб, разрежь и положи в кастрюлю, где находится растопленное масло, подрумяненное, потом положи перцу, соли, лаврового листа и муку; залей красным вином пополам с бульоном, закрой кастрюлю и дай рыбе преть на легком огне, пока она сварится. Потом выкладывай на блюдо каждый кусок рыбы на ломтике поджаренного белого хлеба и облей все соусом.

Утка с грибами

Закипятить воду, бросить грибы в кипяток и дать вскипеть раза три ключом, потом вынуть грибы на решето; изжарить в масле покрошенных луковиц и положить в кастрюлю, где находятся грибы, влить несколько сметаны, посолить, всыпать перцу, перемешать, переложить в глиняную кастрюлю грибы и положить, не жалея масла; и утку, несколько поварившуюся, поставить в печь и дать грибам пожариться до тех пор, пока они и утка не поспеют; а чтобы грибы не запекались, прибавить немного бульона.

Пирог Анке

1 фунт муки, 1/2 фунта масла, 1/4 фунта толченого сахару, 3 желтка, 1 рюмка воды. Масло, чтоб было прямо с погреба, похолоднее.

К нему начинка:

1/4 фунта масла растереть,

2 яйца тереть с маслом; толченого сахару 1/2 фунта, цедру с 2 лимонов растереть на терке и сок с 3 лимонов. Кипятить до тех пор, пока будет густо, как мед.

Степанова пирожное

1 фунт муки, ½ фунта сливочного масла, ½ фунта сахару, 3 желтка, рюмку воды, посолить. Из оного сделать тесто; выделывать стаканом крути из этого теста и посыпать их рубленым миндалем. Затем положить их на лист, смазать яйцом и поставить в печь, не очень жаркую.