crimea-fun.ru

Персы читать. Эсхил - персы

Площадь перед дворцом в Сузах. Видна гробница Дария.

Все персидское войско в Элладу ушло.
А мы, старики, на страже стоим
Дворцов золотых, домов дорогих
Родимого края. Сам царь велел,
Сын Дария, Ксеркс,
Старейшим, испытанным слугам своим
Беречь эту землю свято.
Но вещей тревогой душа смущена,
Недоброе чует. Вернется ль домой
10 С победою царь, вернется ли рать,
Блиставшая силой?
Весь Азии цвет в чужой стороне
Воюет. О муже плачет жена.
А войско не шлет ни пеших гонцов,
Ни конных в столицу персов.
Отовсюду - из Суз, Экбатан, от ворот
Башен древних киссийских -
И в строю корабельном, и в конном строю,
И в рядах пехотинцев, потоком сплошным,
20 Уходили бойцы на битву.
Их вели в поход Амистр, Артафрен,
Мегабат и Астасп - четыре царя
При царе величайшем,
Персов славных вожди, начальники войск,
Стрелки-силачи на быстрых конях,
Суровы на вид, в бою горячи,
Непреклонны душой, отваги полны
И грозной удалью славны.
Затем Артембар, верхом на коне,
30 Масист и лучник меткий Имей,
Славный боец, затем Фарандак
И конник Состан за ними.
Других послал плодоносный Нил,
Могучий поток. Пошел Сусискан,
Пошел египтянин Пегастагон,
Пошел священного Мемфиса царь,
Великий Арсам, и Ариомард,
Владыка и вождь вековечных Фив,
И гребцы, что в болотах Дельты живут,
40 Несметной пошли толпою.
За ними - лидийцы, изнеженный люд,
У них под пятою весь материк.
А лидийскую рать в поход повели
Митрогат и Арктей, вожди и цари.
И от Сард золотых по воле владык
Колесницы с бойцами помчались вдаль,
То четверки коней, то шестерки коней,
Поглядишь - и замрешь от страха.
И Тмола, священной горы, сыны
50 На Элладу ярмо пожелали надеть -
Мардон, Тарибид, копьеметная рать
Мисийцев. И сам Вавилон золотой,
Отовсюду войско свое собрав,
Послал на войну - и в пешем строю
Стрелков, и суда, одно за другим.
Так Азия вся по зову царя
Взялась за оружье, и с места снялась,
И в Грецию двинулась грозно.
Так мощь и красу Персидской земли
60 Война унесла.
Вся Азия-мать о тех, кто ушел,
Тоскует в слезах, тревогой томясь.
Родители, жены считают дни.
И тянется, тянется время.

Строфа 1 Вторглось войско царя в страну соседей,
Что на том берегу пролива Геллы
Афамантиды, канатом плоты связав,
70 Морю взвалив на шею
Тяжким ярмом крепкозданный мост.

Антистрофа 1 Гонит войско по суше и по водам,
Полон ярости, Азии владыка,
Людом усеянной. Верит в своих вождей,
Сильных, суровых, стойких,
80 Отпрыск Данаи, равный богам.

Строфа 2 Он глядит иссиня-черным
Взглядом хищного дракона,
С ассирийской колесницы
Кораблями и бойцами
Управляя, и навстречу
Копьям вражьим стрелы шлет.

Антистрофа 2 Нет преграды, чтоб сдержала
Натиск полчищ многолюдных,
90 Нет плотины, чтобы в бурю
Перед морем устояла.
Непреклонно войско персов,
Одолеть его нельзя.
Строфа 3 Но какой способен смертный
Разгадать коварство бога?
Кто из нас легко и просто
Убежит из западни?

Антистрофа 3 Бог заманивает в сети
Человека хитрой лаской,
100 И уже не в силах смертный
Из сетей судьбы уйти.

Строфа 4 Так богами решено и судьбою,
Так издревле заповедано персам:
Воевать, сметая стены,
Упиваясь конной сечей,
Занимая с налета города.

Антистрофа 4 И привык народ глядеть без боязни
110 На седую, разъяренную ветром
Даль морскую, научился
Плесть причальные канаты,
Наводить над пучинами мосты.

Строфа 5 Потому-то черный страх
И щемит мне грудь, увы! -
Страх, что, войско потеряв свое,
Опустеют Сузы вдруг
И столица от боли завопит.

Антистрофа 5 И киссийцы воплю Суз
120 Будут вторить, и - увы! -
Толпы женщин, плача и крича,
В клочья будут на себе
Тонкотканое платье раздирать.

Строфа 6 Кто верхом, кто пешком
За вождем пустился в путь,
Роем пчел бросил дом весь народ,
130 Чтоб, упряжкой одной
Берег с берегом связав,
Перебраться за пролив, где мысы
Двух земель разделены волнами.

Антистрофа 6 А в подушки пока
Жены персов слезы льют,
По мужьям дорогим истомясь,
Тихо плачут о тех,
Кто ушел на смертный бой
И оставил бедную супругу
Тосковать на ложе опустелом.

    ЭПИСОДИЙ ПЕРВЫЙ

Предводитель хора

140 Что ж, персы, пора! Мы сядем у стен
Вот этих старинных
И ум напряжем: настала нужда
В нелегких и важных решеньях.
Что с Ксерксом-царем? Где Дария сын,
Чей предок, Персей,
Название племени нашему дал?
Сразил ли врага натянутый лук,
Или вражье копье
Острием одержало победу?

Появляется Атосса в сопровождении и прислужниц

150 Но вот, как сиянье очей божества,
Царица, царя великого мать,
Предстает нам. Скорее падите ниц
И все, как один, царицу свою
Приветственной речью почтите!

О, привет тебе, царица персов, Дария жена,
Препоясанная низко Ксеркса матерь, госпожа!
Ты была супругой бога, богу Персии ты мать,
Если счастья демон древний не оставил наших войск.

Потому-то я и вышла, дом покинув золотой
160 И покой, который спальней мне и Дарию служил.
И меня тревога гложет. Откровенно я, друзья,
Говорю: и мне не чужды опасения и страх.
Я боюсь, в пыли похода все богатства, что собрал
Дарий с помощью бессмертных, обратятся сами в пыль.
Потому двойной заботой несказанно я казнюсь:
Ведь богатство непочетно, если силы нет за ним,
Но и в силе мало славы, если в бедности живешь.
Да, у нас достаток полный, но за Око страх берет -
Оком дома и достатка я хозяина зову.
170 Вы теперь, о старцы-персы, слуги верные мои,
Помогите мне советом, рассудите, как тут быть.
Вся на вас моя надежда, ободренья жду от вас.

О, поверь, царица, дважды не придется нас просить,
Чтобы словом или делом в меру сил своих тебе
Помогли мы: мы и вправду слуги добрые твои.

Все время сны мне снятся по ночам с тех пор,
Как сын мой, войско снарядив, отправился
Опустошать и грабить Ионийский край.
Но не было еще такого ясного
180 Сна, как минувшей ночью. Расскажу его.
Мне две нарядных женщины привиделись:
Одна в персидском платье, на другой убор
Дорийский был, и обе эти нынешних
И ростом, и чудесной красотой своей
Превосходили, две единокровные
Сестры. Одной в Элладе постоянно жить
Назначил жребий, в варварской стране - другой.
Узнав,- так мне приснилось,- что какие-то
Пошли у них раздоры, сын, чтоб спорящих
190 Унять и успокоить, в колесницу впряг
Обеих и надел обеим женщинам
Ярмо на шею. Сбруе этой радуясь,
Одна из них послушно удила взяла,
Зато другая, взвившись, упряжь конскую
Разорвала руками, вожжи сбросила
И сразу же сломала пополам ярмо.
Упал тут сын мой, и стоит, скорбя, над ним
Его родитель Дарий. Увидав отца,
200 Ксеркс рвет одежды на себе неистово.
Вот это нынче ночью и приснилось мне.
Затем я встала, руки родниковою
Водой ополоснула и, неся в руках
Лепешку, жертву отворотным демонам,
Как требует обычай, к алтарю пришла.
Гляжу: орел у жертвенника Фебова
Спасенья ищет. Онемев от ужаса,
Стою и вижу: ястреб на орла, свистя
Крылами, с лету падает и в голову
Ему вонзает когти. И орел поник
210 И сдался. Если страшно было слушать вам,
То каково мне видеть! Вы же знаете:
Одержит сын победу - все в восторг придут,
А не одержит - городу и спроса нет
С царя: он остается, если жив, царем.

Ни пугать тебя чрезмерно, ни чрезмерно ободрять,
Матерь наша, мы не станем. Если знак недобрый ты
Увидала, то несчастье отвратить моли богов
И проси себе, и сыну, и державе, и друзьям
Даровать одно лишь благо. Возлияние затем
220 Сотвори земле и мертвым и смиренно попроси,
Чтоб супруг твой Дарий - ночью ты увидела его -
Из глубин подземных сыну и тебе добро послал,
А недоброе упрятал в мраке черном дольних недр.
Вот тебе совет смиренный прозорливого ума.
Но надеяться мы будем на счастливую судьбу.

Этой речью доброй, первый толкователь моего
Сновиденья, мне и дому ты услугу оказал.
Да свершится все ко благу! А богов, как ты велишь,
И любимых наших тени мы обрядами почтим,
230 В дом вернувшись. Но сначала я узнать хочу, друзья,
Где находятся Афины, далеко ли этот край?

Далеко в стране заката, там, где меркнет Солнца бог.

Почему же сын мой жаждет этот город захватить?

Потому что вся Эллада подчинилась бы царю.

Неужели так огромно войско города Афин?

Это войско войску мидян причинило много бед.

Чем еще тот город славен? Не богатством ли домов?

Есть серебряная жила в том краю, великий клад.

Эти люди мечут стрелы, напрягая тетиву?

240 Нет, с копьем они предлинным в бой выходят и щитом.

Кто же вождь у них и пастырь, кто над войском господин?

Никому они не служат, не подвластны никому.

Как же сдерживают натиск иноземного врага?

Так, что Дариеву даже погубить сумели рать.

Речь твоя страшна для слуха тех, чьи дети в бой ушли.

Скоро, впрочем, достоверно ты узнаешь обо всем:
По походке торопливой судя, перс идет сюда
И надежную несет нам весть - на радость иль беду.
Входит гонец.

О города всей Азии, о Персия,
250 Великого богатства средоточие,
Одним ударом наша жизнь счастливая
Разбита. Увядает цвет земли родной.
Хоть мне и горько горя быть глашатаем,
Я должен вам поведать правду страшную,
О персы: войско варваров погибло все.

Строфа 1 Новость ужасная! Горе, боль!
Плачьте, персы! Пусть реки слез
Будут ответом вашим.

260 Да, все там завершилось, все закончилось,
И я уже не верил, что вернусь домой.

Антистрофа 1 Слишком он долог, мой долгий век,
Если мне, старику, пришлось
Горе узнать такое.

Все видел сам воочью. Не со слов чужих
Я расскажу вам, персы, как стряслась беда.

Строфа 2 Горе! Не в добрый час,
Вооруженная до зубов,
270 Двинулась Азия на Элладу,
В землю страшную вторглась!

Телами тех, кто принял смерть плачевную,
Сейчас покрыто взморье Саламина сплошь.

Антистрофа 2 Горе! По воле волн
Среди прибрежных скал, говоришь,
Мечутся трупы любимых наших,
Пеной белой одеты!

Что пользы было в стрелах? Нас таранили,
Все наше войско корабельный бой сгубил.

Строфа 3
280 Плачьте, кричите горестно,
Участь свою кляня!
Достался персам злой удел,
На гибель войско послали боги.

О Саламин, о имя ненавистное!
Как вспомню я Афины, так вопить готов.

Антистрофа 3 Будут Афины в памяти
Вечным проклятьем жить:
Так много в Персии теперь
Безмужних жен, матерей бездетных!

290 Давно уже молчу я, оглушенная
Ударом этим. Слишком велика беда,
Чтобы промолвить слово иль задать вопрос.
Однако горе, что богами послано,
Должны сносить мы, люди. Все поведай нам,
Превозмогая стоны, совладав с собой.
Скажи, кто жив остался и о ком рыдать
Из полководцев? Кто из тех, что носят жезл,
Убитым пал в сраженье, оголив отряд?

Сам Ксеркс остался жив и видит солнца свет,

300 Твои слова - как солнце дому нашему,
Как после мрака ночи - лучезарный день.

Но Артембара - десять тысяч конников
Он вел - прибой качает у Силенских скал.
И с корабля Дедак, начальник тысячи,
Слетел пушинкой, силе уступив копья.
И Тенагон отважный, житель Бактрии,
На острове Аянта ныне дом обрел.
Лилей, Арсам, Аргест расшибли головы
Себе о камни берега скалистого
310 Той островной, кормящей голубей земли.
Из египтян, в верховьях Нила выросших,
Арктей, Адей и третий щитоносный вождь,
Фарнух,- погибли все на корабле одном.
314 Погиб Маталл, что правил многотысячным
316 Хрисийским войском,- алой краской бороду
Свою густую залил, испуская дух.
318 Араб-магиец и Артам из Бактрии,
315 Что тридцать тысяч чернокожих конников
319 В сраженье вел, навеки в том краю легли.
320 И Амфистрей, копейщик наш испытанный,
С Аместром, и Ариомард-смельчак (о нем
Заплачут в Сардах), и Сисам из Мизии,
И вождь двух с половиной сот судов Тариб,
Лирнессец родом,- ах, какой красавец был! -
Все, бедные, погибли, всех настигла смерть.
И Сиенесс, храбрейший из отважнейших,
Вождь киликийцев - он один и то грозой
Был для врага великой,- смертью славных пал.
Вот скольких полководцев я назвал тебе.
330 Бед было много, а доклад мой короток.

О, горе, горе! Я узнала худшее.
Позор нам, персам! Впору и рыдать и выть!
Но ты скажи мне, возвращаясь к прежнему,
Неужто кораблей такое множество
У греков было, что в сраженье с персами
Они решились на морской таран идти?

О нет, числом - в том нет сомненья - варвары
Сильнее были. Около трехсот всего
У греков оказалось кораблей, да к ним
340 Отборных десять. А у Ксеркса тысяча
Судов имелись - это не считая тех
Двухсот семи, особой быстроходности,
Что вел он тоже. Вот соотношенье сил.
Нет, мы слабей в сраженье этом не были,
Но бог какой-то наши погубил войска
346 Тем, что удачу разделил не поровну.

348 Афинян город, значит, и поныне цел?

349 У них есть люди. Это щит надежнейший.

347 Паллады крепость силою богов крепка.
350 Но как, скажи мне, разыгрался бои морской?
Кто завязал сраженье - сами эллины
Иль сын мой, кораблей своих числом гордясь?

Всех этих бед началом, о владычица,
Был некий демон, право, некий злобный дух.
Какой-то грек из воинства афинского
Пришел и Ксерксу, сыну твоему, сказал,
Что греки сразу, как наступит мрак ночной,
Сидеть не станут больше, а рассыплются
По кораблям и, правя кто куда, тайком
360 Уйдут подальше, чтобы только жизнь спасти.
Коварства грека так же, как и зависти
Богов, не чуя, царь, едва тот кончил речь,
Своим кораблеводам отдает приказ:
Как только солнце землю перестанет жечь
И мраком ночи небосвод покроется,
Построить корабли тремя отрядами,
Чтоб все пути отрезать отплывающим,
Аянтов остров плотным окружив кольцом.
А если вдруг избегнут греки гибели
370 И тайный выход кораблям найдут своим,
Начальникам заслона не сносить голов.
Так приказал он, одержим гордынею,
Еще не знал, что боги предрешили все.
Приказу подчинились, как положено.
Был приготовлен ужин, и к уключинам
Приладить весла каждый поспешил гребец,
Затем, когда последний солнца луч погас
И ночь настала, все гребцы и воины
С оружьем, как один, на корабли взошли,
380 И корабли, построясь, перекликнулись.
И вот, держась порядка, что указан был,
Уходит в море и в бессонном плаванье
Несет исправно службу корабельный люд.
И ночь минула. Но нигде не сделали
Попытки греки тайно обойти заслон.
Когда же землю снова белоконное
Светило дня сияньем ярким залило,
Раздался в стане греков шум ликующих,
На песнь похожий. И ему ответили
390 Гремящим отголоском скалы острова,
И сразу страхом сбитых с толку варваров
Прошибло. Не о бегстве греки думали,
Торжественную песню запевая ту,
А шли на битву с беззаветным мужеством,
И рев трубы отвагой зажигал сердца.
Соленую пучину дружно вспенили
Согласные удары весел греческих,
И вскоре мы воочью увидали всех.
Шло впереди, прекрасным строем, правое
400 Крыло, а дальше горделиво следовал
Весь флот. И отовсюду одновременно
Раздался клич могучий: "Дети эллинов,
В бой за свободу родины! Детей и жен
Освободите, и родных богов дома,
И прадедов могилы! Бой за все идет!"
Персидской речи нашей многоустый гул
На клич ответил. Медлить тут нельзя было,
Корабль обитым медью носом тотчас же
В корабль ударил. Греки приступ начали,
410 Тараном финикийцу проломив корму,
И тут уж друг на друга корабли пошли.
Сначала удавалось персам сдерживать
Напор. Когда же в узком месте множество
Судов скопилось, никому никто помочь
Не мог, и клювы направляли медные
Свои в своих же, весла и гребцов круша.
А греки кораблями, как задумали,
Нас окружили. Моря видно не было
Из-за обломков, из-за опрокинутых
420 Судов и бездыханных тел, и трупами
Покрыты были отмели и берег сплошь.
Найти спасенье в бегстве беспорядочном
Весь уцелевший варварский пытался флот.
Но греки персов, словно рыбаки тунцов,
Кто чем попало, досками, обломками
Судов и весел били. Крики ужаса
И вопли оглашали даль соленую,
Покуда око ночи не сокрыло нас.
Всех бед, веди я даже десять дней подряд
430 Рассказ печальный, мне не перечислить, нет.
Одно тебе скажу я: никогда еще
Не гибло за день столько на земле людей.

Увы! На персов и на всех, кто варваром
На свет родился, море зла нахлынуло!

Но ты еще не знаешь половины бед.
Еще несчастье нам такое выпало,
Что вдвое тяжелее остальных потерь.

Какое горе может быть еще страшней?
Какая же такая, отвечай, беда
440 Случилась с войском, чтобы зло удвоилось?

Все персы, силой молодой блиставшие,
Отваги безупречной, рода знатного,
Вернейшие из верных слуг властителя,
Бесславной смертью пали - на позор себе.

О, доля злая! Горе мне, друзья мои!
Какая же постигла их судьба, скажи.

Есть возле Саламина остров маленький,
К нему причалить трудно. Там по берегу
Крутому часто водит хороводы Пан.
450 Туда-то и послал их царь, чтоб, если враг,
С обломков кораблей спасаясь, к острову
Вплавь устремится, греков бить без промаха
И выбраться на сушу помогать своим.
Царь был плохим провидцем! В тот же день, когда
В морском бою победу грекам бог послал,
Они, в доспехах медных с кораблей сойдя,
Весь окружили остров, так что некуда
Податься было персам и не знали те,
Что делать. Камни градом в наступающих
460 Из рук летели, стрелы, с тетивы тугой
Слетая, убивали наповал бойцов.
Но вторглись греки все же дружным натиском
На этот остров - и пошли рубить, колоть,
Покуда всех не истребили дочиста.
Ксеркс зарыдал, увидев глубину беды:
Он на холме высоком возле берега
Сидел, откуда обозреть все войско мог.
И, разодрав одежды и протяжный стон
Издав, пехоте приказал он тотчас же
470 Пуститься в бегство. Вот тебе еще одна
Беда в придачу, чтобы снова слезы лить.

О злобный демон, как ты посрамить сумел
Надежды персов! Горькую же месть нашел
Мой сын Афинам славным. Мало ль варваров
Уже и прежде марафонский бой сгубил?
Сын за убитых отомстить надеялся
И только тьму несчастий на себя навлек!
Но корабли, скажи мне, уцелевшие
Ты где оставил? Ясного ответа жду.

480 Предавшись воле ветра, беспорядочно
Бежали уцелевших кораблей вожди.
А остальное войско все в Беотии
Погибло, возле ключевой, живительной
Воды от жажды мучась. Мы ж, едва дыша,
Пришли в Фокею, пробрались, усталые,
В Дориду, дотянулись до Мелийского
Залива, где поля река Сперхей поит,
Оттуда мы, не евши, снова двинулись
Искать приюта в городах Фессалии,
490 В Ахейских землях. Большинство погибло там
Одни от жажды, голод убивал других.
В край Магнесийский мы затем направились
И в землю македонян, и, аксийский брод
Пройдя и Больбы топи, в Эдониду мы,
К горе Пангею, вышли. Бог не вовремя
Послал мороз той ночью, и сковало льдом
Поток священный Стримон. И не чтившие
Богов дотоле тут с молитвой истовой
К земле и небу в страхе принялись взывать.
500 Молились долго. А когда закончило
Молитву войско, реку перешло по льду.
Кто перебрался прежде, чем рассыпал бог
Лучи дневные, тот из нас и спасся там.
Ведь вскоре солнца пламя светозарное
Палящим жаром хрупкий растопило мост.
Валились люди друг на Друга. Счастливы
Те, что, не мучась долго, испустили дух.
А остальные, все, кто уцелел тогда,
Прошли с трудом великим через Фракию
510 И к очагам родимым возвращаются

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Хор персидских старейшин. Атосса. Гонец. Тень Дария. Ксеркс.

Площадь перед дворцом в Сузах. Видна гробница Дария.

Все персидское войско в Элладу ушло.

А мы, старики, на страже стоим

Дворцов золотых, домов дорогих

Родимого края. Сам царь велел,

Сын Дария, Ксеркс,

Старейшим, испытанным слугам своим

Беречь эту землю свято.

Но вещей тревогой душа смущена,

Недоброе чует. Вернется ль домой 10 С победою царь, вернется ли рать,

Блиставшая силой?

Весь Азии цвет в чужой стороне

Воюет. О муже плачет жена.

А войско не шлет ни пеших гонцов,

Ни конных в столицу персов.

Отовсюду - из Суз, Экбатан, от ворот

Башен древних киссийских

И в строю корабельном, и в конном строю,

И в рядах пехотинцев, потоком сплошным, 20 Уходили бойцы на битву.

Их вели в поход Амистр, Артафрен,

Мегабат и Астасп - четыре царя

При царе величайшем,

Персов славных вожди, начальники войск,

Стрелки-силачи на быстрых конях,

Суровы на вид, в бою горячи,

Непреклонны душой, отваги полны

И грозной удалью славны.

Затем Артембар, верхом на коне, 30 Масист и лучник меткий Имей,

Славный боец, затем Фарандак

И конник Состан за ними.

Других послал плодоносный Нил,

Могучий поток. Пошел Сусискан,

Пошел египтянин Пегастагон,

Пошел священного Мемфиса царь,

Великий Арсам, и Ариомард,

Владыка и вождь вековечных Фив,

И гребцы, что в болотах Дельты живут, 40 Несметной пошли толпою.

За ними - лидийцы, изнеженный люд,

У них под пятою весь материк.

А лидийскую рать в поход повели

Митрогат и Арктей, вожди и цари.

И от Сард золотых по воле владык

Колесницы с бойцами помчались вдаль,

То четверки коней, то шестерки коней,

Поглядишь - и замрешь от страха.

И Тмола, священной горы, сыны 50 На Элладу ярмо пожелали надеть

Мардон, Тарибид, копьеметная рать

Мисийцев. И сам Вавилон золотой,

Отовсюду войско свое собрав,

Послал на войну - и в пешем строю

Стрелков, и суда, одно за другим.

Так Азия вся по зову царя

Взялась за оружье, и с места снялась,

И в Грецию двинулась грозно.

Так мощь и красу Персидской земли 60 Война унесла.

Вся Азия-мать о тех, кто ушел,

Тоскует в слезах, тревогой томясь.

Родители, жены считают дни.

И тянется, тянется время.

Строфа 1 Вторглось войско царя в страну соседей,

Что на том берегу пролива Геллы

Афамантиды, канатом плоты связав, 70 Морю взвалив на шею

Тяжким ярмом крепкозданный мост.

Антистрофа 1 Гонит войско по суше и по водам,

Полон ярости, Азии владыка,

Людом усеянной. Верит в своих вождей,

Сильных, суровых, стойких, 80 Отпрыск Данаи, равный богам.

Строфа 2 Он глядит иссиня-черным

Взглядом хищного дракона,

С ассирийской колесницы

Кораблями и бойцами

Управляя, и навстречу

Копьям вражьим стрелы шлет.

Антистрофа 2 Нет преграды, чтоб сдержала

Натиск полчищ многолюдных, 90 Нет плотины, чтобы в бурю

Перед морем устояла.

Непреклонно войско персов,

Одолеть его нельзя. Строфа 3 Но какой способен смертный

Разгадать коварство бога?

Кто из нас легко и просто

Убежит из западни?

Антистрофа 3 Бог заманивает в сети

Человека хитрой лаской, 100 И уже не в силах смертный

Из сетей судьбы уйти.

Строфа 4 Так богами решено и судьбою,

Так издревле заповедано персам:

Воевать, сметая стены,

Упиваясь конной сечей,

Занимая с налета города.

Антистрофа 4 И привык народ глядеть без боязни 110 На седую, разъяренную ветром

Даль морскую, научился

Плесть причальные канаты,

Наводить над пучинами мосты.

Строфа 5 Потому-то черный страх

И щемит мне грудь, увы!

Страх, что, войско потеряв свое,

Опустеют Сузы вдруг

И столица от боли завопит.

Антистрофа 5 И киссийцы воплю Суз 120 Будут вторить, и - увы!

Толпы женщин, плача и крича,

В клочья будут на себе

Тонкотканое платье раздирать.

Строфа 6 Кто верхом, кто пешком

За вождем пустился в путь,

Роем пчел бросил дом весь народ, 130 Чтоб, упряжкой одной

Берег с берегом связав,

Перебраться за пролив, где мысы

Двух земель разделены волнами.

Антистрофа 6 А в подушки пока

Жены персов слезы льют,

По мужьям дорогим истомясь,

Тихо плачут о тех,

Кто ушел на смертный бой

И оставил бедную супругу

Тосковать на ложе опустелом.

ЭПИСОДИЙ ПЕРВЫЙ

Предводитель хора

140 Что ж, персы, пора! Мы сядем у стен

Вот этих старинных

И ум напряжем: настала нужда

В нелегких и важных решеньях.

Что с Ксерксом-царем? Где Дария сын,

Чей предок, Персей,

Название племени нашему дал?

Сразил ли врага натянутый лук,

Или вражье копье

Острием одержало победу?

Появляется Атосса в сопровождении и прислужниц

150 Но вот, как сиянье очей божества,

Царица, царя великого мать,

Предстает нам. Скорее падите ниц

И все, как один, царицу свою

Приветственной речью почтите!

О, привет тебе, царица персов, Дария жена,

Препоясанная низко Ксеркса матерь, госпожа!

Ты была супругой бога, богу Персии ты мать,

Если счастья демон древний не оставил наших войск.

Потому-то я и вышла, дом покинув золотой 160 И покой, который спальней мне и Дарию служил.

И меня тревога гложет. Откровенно я, друзья,

Говорю: и мне не чужды опасения и страх.

Я боюсь, в пыли похода все богатства, что собрал

Дарий с помощью бессмертных, обратятся сами в пыль.

Потому двойной заботой несказанно я казнюсь:

Ведь богатство непочетно, если силы нет за ним,

Но и в силе мало славы, если в бедности живешь.

Да, у нас достаток полный, но за Око страх берет

Оком дома и достатка я хозяина зову. 170 Вы теперь, о старцы-персы, слуги верные мои,

Помогите мне советом, рассудите, как тут быть.

Вся на вас моя надежда, ободренья жду от вас.

О, поверь, царица, дважды не придется нас просить,

Чтобы словом или делом в меру сил своих тебе

Помогли мы: мы и вправду слуги добрые твои.

Все время сны мне снятся по ночам с тех пор,

Как сын мой, войско снарядив, отправился

Опустошать и грабить Ионийский край.

Но не было еще такого ясного 180 Сна, как минувшей ночью. Расскажу его.

Мне две нарядных женщины привиделись:

Одна в персидском платье, на другой убор

Дорийский был, и обе эти нынешних

И ростом, и чудесной красотой своей

Превосходили, две единокровные

Сестры. Одной в Элладе постоянно жить

Назначил жребий, в варварской стране - другой.

Узнав,- так мне приснилось,- что какие-то

Пошли у них раздоры, сын, чтоб спорящих 190 Унять и успокоить, в колесницу впряг

Обеих и надел обеим женщинам

Ярмо на шею. Сбруе этой радуясь,

Одна из них послушно удила взяла,

Зато другая, взвившись, упряжь конскую

Разорвала руками, вожжи сбросила

И сразу же сломала пополам ярмо.

Упал тут сын мой, и стоит, скорбя, над ним

Его родитель Дарий. Увидав отца, 200 Ксеркс рвет одежды на себе неистово.

Вот это нынче ночью и приснилось мне.

Затем я встала, руки родниковою

Водой ополоснула и, неся в руках

Лепешку, жертву отворотным демонам,

Как требует обычай, к алтарю пришла.

Гляжу: орел у жертвенника Фебова

Спасенья ищет. Онемев от ужаса,

Стою и вижу: ястреб на орла, свистя

Крылами, с лету падает и в голову

Ему вонзает когти. И орел поник 210 И сдался. Если страшно было слушать вам,

То каково мне видеть! Вы же знаете:

Одержит сын победу - все в восторг придут,

А не одержит - городу и спроса нет

С царя: он остается, если жив, царем.

Ни пугать тебя чрезмерно, ни чрезмерно ободрять,

Матерь наша, мы не станем. Если знак недобрый ты

Увидала, то несчастье отвратить моли богов

И проси себе, и сыну, и державе, и друзьям

Даровать одно лишь благо. Возлияние затем 220 Сотвори земле и мертвым и смиренно попроси,

Чтоб супруг твой Дарий - ночью ты увидела его

Из глубин подземных сыну и тебе добро послал,

А недоброе упрятал в мраке черном дольних недр.

Вот тебе совет смиренный прозорливого ума.

Но надеяться мы будем на счастливую судьбу.

Этой речью доброй, первый толкователь моего

Сновиденья, мне и дому ты услугу оказал.

Да свершится все ко благу! А богов, как ты велишь,

И любимых наших тени мы обрядами почтим, 230 В дом вернувшись. Но сначала я узнать хочу, друзья,

Где находятся Афины, далеко ли этот край?

Далеко в стране заката, там, где меркнет Солнца бог.

Почему же сын мой жаждет этот город захватить?

Потому что вся Эллада подчинилась бы царю.

Ксеркс - сын Дария, собрал все свое имеющееся войско великой Азии, чтобы пойти воевать с Грецией.

Атосса - матерь Ксеркса ночью видит сон о том, как ее сын вместе со своим войском терпит поражение от врагов. Ей снится ссора двух немолодых особ между собой, а ее сын Ксеркс раздобыл где-то большую колесницу и впряг в нее двух разгневанных женщин, чтобы тем самым они разрешили свои споры, и пришли к примирению. Однако он не преуспевает: одна из них с уверенностью тянет на себя ярмо, а другая яростно разрывает упряжку. Эти склоки приводят к тому, что Ксеркс спотыкается и падает на землю. Несчастная мать в ужасе просыпается, быстро соображая, что же ей предпринять. Она решается попросить совет у мудрых старейшин, ответ же их в том, что ей поможет только искренняя молитва, обращенная к богам.

Чуть позже прибывает гонец с печальными известиями. Он сообщает, что греки сумели обмануть все войско Ксеркса. А вышло это так: один грек сделал вид, что он предатель и рассказал всем, что все войны планируют сесть на свои судна и покинуть Грецию навсегда. Ксеркс же на это ответил, что нужно немедленно окольцевать весь остров и дождаться отбытия греков, чтобы застать их врасплох, а затем разделаться с врагами. Однако противники перехитрили их, они в свою очередь подкрались к кораблям персов и разделались с ними, в бою выжили лишь единицы. Ксеркс же сбежал вместе с последними войнами, оставшимися в живых.

Мать Ксеркса просит богов поговорить с умершим мужем взамен на жертву, они соглашаются. К ней является его тень, чтобы узнать, что случилось. Атосса рассказывает мужу о поражении их сына и о потерянном войске. Дарий отвечает ей, что война не была лучшим выходом, так как на стороне Греции боги, они ее защищают от врагов. Именно поэтому все войны погибли. Они поплатились жизнями за то, что с дурными намерениями ступили на землю греков, греки им и отомстили.

Дарий говорит, что у него мало времени и советует никогда впредь не трогать греков и их землю. В конце он говорит жене приготовить чистые одежды, потому что они пригодятся их сыну. Вскоре Ксеркс вернулся домой в разорванной одежде, больше похожей на лохмотья. Ему сложно перенести утрату своих братьев по оружию, лишь немногие из них вернулись домой.

История же учит, правильно оценивать свои силы и силы своих противников, она учит тому, что прежде, чем предпринимать какие-либо действия, нужно оценить ситуацию, взвесить все "за" и "против".

Картинка или рисунок Эсхил - Персы

Другие пересказы для читательского дневника

  • Краткое содержание Толстой Котенок

    Рассказ Котенок повествует читателям о том, что человек всегда несет ответственность за тех, кого приручил. Ведь халатность хозяина может иногда привести к печальным последствиям. Когда-то у Васи и Кати дома жила кошка.

  • Краткое содержание Человек в футляре Чехова

    Главный герой рассказа Беликов - учитель древнегреческого языка в гимназии. Его образ является собирательным, типичным для общества. В характере и в облике главного героя наиболее ярко выражены все особенности внешности

Греки ценили трагедию больше, чем комедию. Отмечали прежде всего воспитательную функцию трагедии. С развитием этого жанра в Греции благодаря Аристотелю была сформулирована теория катарсиса («очищения»): переживая действие трагедии, сопереживая героям, зритель испытывает нравственное потрясение, очищение. Слезы зрителя вызывают очищающий эффект.

К сожалению, сведения эти весьма незначительные. Родился он в 525 г. в Элевсине, в аристократической семье. В качестве воина он участвовал во всех главнейших боях греко-персидских войн. Об его участии в государственной или политической жизни ничего не известно. Около 472 г. Эсхил был вынужден уехать в Сицилию, где он жил при дворе Гиерона. В качестве причины этого изгнания источники выставляют либо его неудачу в поэтическом состязании с молодым Софоклом, либо разглашение тайн Элевсинских мистерий. Умер Эсхил после своего вторичного приезда в Сицилию, в Геле в 456 г.

Эсхил написал 70 трагедий и 20 сатировских драм. До нас дошло только 7 трагедий и более 400 фрагментов. По одним сведениям, Эсхил одержал своими трагедиями 13 побед, по другим же – 28.

В основе греческой трагедии – неразрешимый конфликт. Единственный способ разрешения конфликта – смерть героя. В большинстве основаны на мифах, мифологических сюжетах. Греч.авторы обычно выбирали истории о противостоянии смертного и богов, что изначально подразумевало неразрешимый конфликт. Почему же они так настойчиво обращались к этим темам? Ответ – Софокл: обреченность человека в противостоянии с богами, судьбой. В факте неповиновения – величие человека. Зная о поражении, человек все равно дерзает.

Трагедия Эсхила «Персы» - одна из самых ранних – основана на исторических событиях. Жанр – ораторно-френетическая трагедия (песни хора чередуются с френосом(плач главных героев). По кол-ву действующих лиц – камерная(мало героев), доминирование хора. Любая трагедия начиналась с парода – экспозиции, хор описывал сцену, сообщал о героях, и потом уже начиналась песня героя. И уже в этой вступительной песне – мотивы плача.

Трагедия эта строго датирована - 472г. до н.э. и входила в тетралогию, которая до нас не дошла и о которой возможны только смутные догадки.

Трагедия изображает состояние Персии непосредственно после поражения Ксеркса у Саламина. В персидской столице Сузах хор старейшин волнуется мрачными предчувствиями вследствие долгого отсутствия Ксеркса, ушедшего на войну с Грецией. Это подавленное состояние усугубляется приходом матери Ксеркса, Атоссы, рассказывающей хору о виденном ею дурном сне и тоже волнуемой страшными предчувствиями. И действительно, тут же появляется глашатай с подробным рассказом о гибели персидского флота у Саламина и о страшных потерях, понесенных персидским войском, что вызывает у хора и у Атоссы стоны и слезы.

Являющаяся из загробного мира тень Дария во всем обвиняет Ксеркса и предрекает новое несчастье для Персии. Тут же наконец является и сам Ксеркс, свидетельствующий уже своим видом о поражении персов, и вместе с хором изливает свое горе в грандиозном плаче.

Исторической основой трагедии являются знаменитые греко-персидские войны, участником которых был и сам Эсхил. За исключением отдельных и незначительных неточностей, "Персы" дают правильную картину состояния обеих борющихся сторон и в значительной мере являются первоисточником для истории этого периода Греции. Но Эсхил не хотел быть бесстрастным созерцателем этих великих событий, они прежде глубоко пережиты им самим, так же как и греческим народом.

Прежде всего здесь перед нами горячий патриотизм. Этот патриотизм оправдывается у Эсхила особой философией истории, по которой самой судьбой и богом персам было предназначено владычество в Азии, а грекам - в Европе. Персы не имели никакого права переступать пределы Азии; и если они переступили, это было их трагической дерзостью (hybris), темной и преступной, а греки защищали свою самостоятельность благодаря своему мудрому "ола-гомыслию" (sophrosyne). светлому и благородному.

Противопоставление Греции и Персии усугубляется у Эсхила еще и противопоставлением свободного народа, свободно строящего свою судьбу, и восточного народа, лежащего ниц перед деспотом и раболепно выполняющего волю этого последнего, все его преступные замыслы. Эсхил не ограничивается общепатриотическими и общенародными идеями. Можно с полной достоверностью утверждать, что в борьбе передового демократа и сторонника морской экспансии Фемистокла с вождем землевладельцев, предпочитавших сухопутную войну, Аристидом Эсхил, несомненно, занимал позицию этого последнего. Этим и объясняется, например, факт выдвижения у него на первый план сухопутной операции на Пситталее под предводительством Аристида.

Наконец, вся эта философско-историческая, политическая и патриотическая концепция завершается также и религиозно-моральной концепцией, по которой Ксеркс, помимо всего прочего, оказывается еще и разрушителем греческих храмов, глумящимся над греческими богами и героями, не признающим ничего святого. Завершенная идея "Персов", заключающая в себе грандиозную философско-историческую концепцию Востока и Запада, дана в трагедии необычайно оригинально: не путем прямого описания греческой победы, но путем изображения страдания и ужаса персов по поводу их поражения. Этот френетический стиль "Персов" заостряет и основную их идею в том смысле, что здесь не только прославляется победа греков над персами, уже достаточно понесшими наказание за свою агрессивность, но и проповедуется необходимость прекратить дальнейшие преследования персов.

Эсхил излагает свою собственную теорию истории – и как автор произведения, и как участник.

О времени написания и постановки "Прометея" ничего не известно. Возможно, что трагедия тоже входила в трилогию, так как имеются отрывки из "Освобожденного Прометея" и "Прометея - носителя огня". Доказать, однако, с полной очевидностью существование трилогии о Прометее и тем более судить о последовательности трагедий с именем Прометея невозможно. Но дошедший до нас "Скованный Прометей" был той единственной трагедией о Прометее, дошедшей до нового и новейшего времени, образы которой навсегда остались в памяти культурного человечества. Жанр: Декламационная комедия. Основа – монолог персонажей, статичность главных персонажей. Проблема цивилизации, тема тирании богов.

Прометея, двоюродного брата Зевса, приковывают к скале, на краю тогдашнего культурного мира, в Скифии, за то, что Прометей выступил в защиту людей, когда Зевс, завладевший миром, обделил их и обрек на звериное существование. Прометей горд и непреклонен, не издает ни единого звука во время этой сцены и только после удаления своих палачей жалуется всей природе на несправедливость Зевса. Трагедия состоит из сцен, изображающих посещение Прометея сначала дочерями Океана, Океанидами, выражающими глубокое сочувствие ему, потом и самим Океаном, предлагающим примириться с Зевсом,- это Прометей гордо отвергает. Далее следуют длинные речи Прометея о своих благодеяниях людям и сцена с Йо, возлюбленной Зевса, которую ревнивая Гера превратила в корову, преследуемую остро жалящим ее оводом. Обезумевшая Ио бежит неизвестно куда, наталкивается на скалу Прометея и выслушивает от него пророчества как о своей собственной судьбе, так и о будущем освобождении самого Прометея одним из великих ее потомков, Гераклом. Наконец, последнее явление: Гермес, угрожая новыми карами Зевса, требует от Прометея, как от мудрого провидца, раскрыть для Зевса важную для него тайну. О существовании этой тайны Зевс знал, но содержание ее ему было неизвестно. Прометей и здесь гордо отвергает всякое возможное общение с Зевсом и бранит Гермеса. За это его постигает новая кара Зевса: среди грома и молний, бури, смерчей и землетрясения Прометей вместе со своей скалой низвергается в подземный мир.

Исторической основой для такой трагедии могла послужить только эволюция первобытного общества, переход от звериного состояния человека к цивилизации. Трагедия хочет убедить читателя и зрителя прежде всего в необходимости борьбы со всякой тиранией и деспотией в защиту слабого и угнетенного человека. Эта борьба, по Эсхилу, возможна благодаря цивилизации, а цивилизация возможна благодаря постоянному прогрессу. Блага цивилизации перечисляются у Эсхила очень подробно. Это прежде всего теоретические науки: арифметика, грамматика, астрономия, затем техника и вообще практика: строительное искусство, горное дело, кораблевождение, использование животных, медицина. Наконец, это - мантика (толкование сновидений и примет, птицегадание и гадание по внутренностям животных).

Эсхил демонстрирует силу человека и в более широком смысле слова.

Он рисует образ борца, морального победителя в условиях физического страдания. Дух человека нельзя ничем сломить, никакими страданиями и угрозами, если он вооружен глубокой идейностью и железной волей.

Наконец, весь этот апофеоз борьбы за свободу и прогресс человечества мыслится Эсхилом не в плане отвлеченного повествования, но именно как повесть о борьбе с верховным божеством Зевсом. Это пока еще не прямая критика религии, поскольку она исходит от Прометея, который сам является богом и даже двоюродным братом Зевса, но во всяком случае - острая критика мифологического Олимпа: и Прометей откровенно говорит о своей ненависти ко всем богам, которые подвергли его таким пыткам.

Характеры "Скованного Прометея" таковы, как и в ранних трагедиях Эсхила: они монолитны, статичны, однокрасочны и не отмечены никакими противоречиями.

Сам Прометей - сверхчеловек, непреклонная личность, стоящая выше всяких колебаний и противоречий, не идущая ни на какое соглашательство и примиренчество. То, что происходит, Прометей расценивает как волю судьбы. В образе Прометея представлена та классическая гармония судьбы и героической воли, которая вообще является огромным и ценным достижением греческого гения: судьба все предопределяет, но это не ведет обязательно к бессилию, к безволию, к ничтожеству; она может вести и к свободе, к великим подвигам, к мощному героизму. В таких случаях судьба не только не противоречит героической воле, но, наоборот, ее обосновывает, возвышает. Таков Ахилл у Гомера, Этеокл у Эсхила, но в еще большей мере таков Прометей. Поэтому отсутствие обыкновенной бытовой психологии у Прометея возмещается здесь монолитностью мощных деяний героя, поданных хотя статистически, зато возвышенно, величественно.

Остальные герои "Скованного Прометея" характеризуются одной ведущей чертой, вполне неподвижной, но менее значительной, чем у основного героя трагедии. Океан - добродушный старик, желающий помочь Прометею и готовый пойти на соглашательство, не учитывающий того, кому он предлагает свои услуги. Ио - физически и морально страдающая женщина, обезумевшая от боли. Гефест и Гермес - механические исполнители воли Зевса, один - против своей воли, другой - бесчувственный и бездумный, как нерассуждающий прислужник.

Все эти характеры можно назвать характерами в переносном смысле слова. Это - общие схемы, или механическое воплощение идеи или мысли.

Идеология этой трагедии, даже взятая в своем отвлеченном виде, резко отличается от прочих трагедий Эсхила своим отношением к Зевсу. В других трагедиях Эсхила мы находим восторженные гимны Зевсу, богословские рассуждения о нем и уж во всяком случае неизменное почитание его, какое-то прямо библейское его превознесение. В противоположность этому Зевс "Скованного Прометея" изображен тираном, жесточайшим деспотом, вероломным предателем, не всемогущим, хитрецом и трусом. Когда же мы начинаем вникать в стиль "Скованного Прометея", то оказывается, что это отношение к Зевсу является здесь не просто какой-то абстрактной теорией и не случайным привеском к трагедии, но проводится в самой смелой, дерзкой и даже бунтарской форме, с революционным пафосом, с просветительской убежденностью и с публицистическим задором. Это, несомненно, просветительская трагедия, это - восторженное похвальное слово борцу с тиранией.

Прежде, чем приступить к анализу конкретного произве­дения, следует несколько слов сказать об его авторе.

Эсхил. Уже древние называли его «отцом трагедии», что свидетельствует о безусловном понимании его роли в разви­тии театрального искусства.

Эсхил происходил из старинного аристократического ро- к а. Он родился в 525 г. до н. э. в аттическом поселении Эле-всин. Он был участником греко-персидской войны, воевал при Марафоне (490 г.), Саламине (480) и Платеях (479). О том, что собственные заслуги воина и гражданина Эсхил це­нил выше, чем победы в драматургических состоязаниях, сви­детельствуют слова эпитафии, написанные им самим:

«Мужество помнят его марафонская роща и племя Длинноволосых мидян, в битве узнавших его».

Начало драматургической деятельности Эсхила относит­ся к 500 г. до н. э., но только в 484 г. ему удалось победить своих соперников. Затем еще 12 раз он занимал, первые мес­та и в 70-60 гг. был самым популярным трагическим поэ­том Афин. Он умер в 456 г. в Сицилии. Но его трагедии и после смерти, в порядке исключения (потому что трагедии умерших авторов не возобновлялись) ставились в афинском театре. Всего Эсхил написал около 80 драм. До нас дошли 7 его трагедий, несколько сотен фрагментов различной вели­чины, в том числе и папирусные отрывки из сатировских драм. Эсхил внес значительный вклад в разработку структу­ры драмы. Он ввел второго актера, увеличил речевые сцены за счет хоровых партий, усилил роль диалога.

«Персы» были поставлены в 472 г. в составе тетралогии вместе с двумя другими трагедиями: «Финей» и «Главк» и сатировской драмой «Прометей-огневозжигатель». Эта тетра­логия принесла Эсхилу победу в-состязании поэтов-драма­тургов. Смысловой связи между произведениями не было. Эсхил объединил 4 совершенно самостоятельных пьесы - это редкий случай в его практике.

Важной особенностью драмы является то, что в ее осно­ве лежит не миф, а подлинное историческое событие. Правда, Эсхил не ставил перед собой цели детального воспроизведе­ния исторических фактов. Задача и этой трагедии соответст­вует основному пафосу театрального творчества Эсхила -

Нравственному воспитанию сограждан, формированию патри-" отических и гражданских чувств афинян. Не случайно Ари­стофан в «Лягушках» отметил эту важную роль трагедий Эсхила и подчеркнул его огромный вклад в развитие афин­ской демократии, в становление нравственного, справедливо­го общества.

Общезначимым является утверждение о приоритете вос­питательной функции античного театра. Греческий театр был одним из эффективнейших средств воздействия на формиро­вание мировоззрения людей. В театр обязаны были ходить все граждане полиса. И число мест в театре соответствовало количеству свободного населения города. Афинский театр, например, насчитывал 17 тысяч мест, а в казне города суще- . ствовали так называемые «зрелищные деньги» для того, что­бы обеспечить доступ в театр неимущим и малоимущим гра­жданам.

Главной заслугой Эсхила Аристофан считал созданный им образ положительного героя, который побуждал граждан к нравственному самосовершенствованию.

В качестве пояснения следует сказать несколько слов о проблеме положительного, идеального героя в культуре во­обще. Не случайно эта проблема актуальна во всех культу- - ; pax и во все времена. Почему же так много внимания уде­ляется роли положительного героя в обществе, что за этим стоит?

Каждое общество, каждая социальная система существу­ет как некое целое, основанное на ценностно-нормативном единстве. И главной задачей любой социальной системы яв­ляется формирование и сохранение этого единства. Другими словами, каждое общество должно заботиться о том, чтобы все его граждане примерно одинаково понимали, «что такое хорошо, и что такое плохо». Необходимые для данного об­щества личностные качества формируются в сознании его граждан. Общество имеет много способов воздействия на формирование мировоззрения. Это и система воспитания, и образования, и средства массовой информации, и другие фор­мы и методы. Немаловажная роль в решении этой задачи принадлежит искусству. Именно искусство создает зримый, персонифицированный образ ценностно-нормативного единст­ва. Олицетворением этого единства и является положитель­ный герой. Поэтому такой герой становится символом куль­туры, воплощением ее устремлений. А анализ такого образа 138

Это ключ к пониманию специфических особенностей совре­менной ему культуры.

Конечно, такая схема дает нам упрощенное и вынужден­но прямолинейное видение проблемы, но в то же время спо­собствует вычленению основных координат и ориентиров ку­льтуры. Одназначность толкования образа в культуре зада­ется воспитательной функцией искусства. (Однако в скобках следует заметить, что не всегда воспитательная функция до­минирует в культуре. Особенно заметно это в периоды сме­ны формаций, социальной нестабильности, разрушения куль­туры, когда задачей искусства становится крушение и осмея­ние идеалов и стереотипов предшествующей культуры).

Театр Эсхила выполнял воспитательную, патриотическую, консолидирующую функции, и поэтому положительный ге­рой должен был являть пример для подражания, быть носи­телем только положительных черт, необходимых породившей его культуре. Немаловажную роль в решении этой задачи иг­рает и отрицательный герой, с помощью которого персонифи­цируются отвергаемые культурой качества личности. Таким образом, положительному герою всегда противостоит отрица­тельный, чтобы было понятно, чему следует подражать, а че­го нужно остерегаться.

Итак, герои трагедий Эсхила разделяются как бы на два полюса - положительный и отрицательный. Но все действие «Персов» происходит в стане врага - в Сузах - персидской столице. Тем более удивительным является прием Эсхила для изображения положительного героя. Совершенно одно­значно, что враг не может быть положительным героем. Это против правил. Но мы узнаем обо всех происшедших событи­ях только из речей персов - врагов греков. В трагедии нет ни одного грека, который мог бы по праву быть олицетворе­нием положительного героя. И поэтому положительным ге­роем у Эсхила становится враг, но (в этом и секрет приема Эсхила) враг - мертвый (!). Впервые Эсхил выводит на сцену мертвого героя - тень Дария - отца Ксеркса. (За­тем этот прием будет использован Шекспиром). Враг может быть положительным героем - но только мертвый.

Эсхил не жалеет ярких красок для описания здравомыс­лия и героизма Дария. А противопоставляет он ему в качест­ве отрицательного героя - собственного сына - Ксеркса.

Исторической основой драмы стало морское сражение при Саламине (480 г.), которое Ксеркс предпринял, чтобы отомстить грекам за поражение при Марафоне, Повествова-

ние строится вокруг рассказа персидского вестника о пора­жении персов и победе греков и анализа причин поражения персов.

Эсхил выстраивает как бы два плана трагедии. Первый - " политический, в котором действуют люди. На этом уровне он обосновывает преимущества афинского демократического ус- | тройства в отличие от восточной тирании. И божественный -■ торжество Зевса, как гаранта миропорядка и справедливос­ти. Персы восклицают:

«О, властительный Зевс! Разорил, сокрушил Ты кичливую мощь многолюдной страны, Нашу рать истребил!»

Здесь следует отметить очень интересную проблему гре­ческой драматургии - эволюцию образа Зевса в трагедиях Эсхила, Софокла и Еврипида. Именно в «Персах» Зевс пред­стает как справедливый и мудрый владыка богов и людей. Но уже более поздние трагедии Эсхила, затем Софокла и Еврипида рисуют иной облик Зевса - от" капризного громо­вержца до врага, задумавшего истребить весь род людской. Необходимо понимать историко-культурную подоплеку этого процесса.

Персы - это не просто завоеватели, это тот внешний враг, который заставляет объединиться всех греков. Именно противостояние внешней силе способствует консолидации общества, ощущению единства и могущества всего греческо­го народа. Зевс олицетворяет это единство и поэтому стано­вится гарантом справедливости в справедливой освободите­льной войне. Только объединение греков позволило им побе­дить персов. Но после победы Ереция не долго наслаждалась триумфом и миром. Снова начались пелопонесские войны, . 1 греческие города возобновили вооруженные междоусобные конфликты. Ушло в прошлое их былое единство, а с ним и образ справедливого могучего Зевса.

Обращение Эсхила к теме «персов» не случайно. Это не j только формирование патриотических чувств граждан, воспе­вание победы, гимн справедливому демократическому уст­ройству общества и греческим богам. Трагедия имела еще более конкретный адрес. Одна из политических группировок в Афинах призывала к наступательной войне с Азией. Эсхил же ратовал за мир с Персией. Поэтому он л изображает пер­сов очень сочувственно, без всякой враждебности, показы­вая, что народ Персии стал жертвой безрассудства Ксеркса, посягнувшего на волю богов. Боги определили Ереции -

клзано. Именно за покушение на божественный порядок и потерпел пораженке Ксеркс. Поэтому «Персы» - это не то­лько пафос победы греков, это и наказ им повиноваться воле богов и не совершить ошибку Ксеркса, иначе их ждет участь персов, которую так ярко живописует трагедия.

Загрузка...