Одесские рассказы. "Смеховые образы" в новеллистике И

И вот я буду говорить, как говорил господь на горе Синайской из горящего куста. Кладите себе в уши мои слова.

И. Бабель. Как это делалось в Одессе

Написанные в начале20-х годов рассказы И. Бабеля «Король», «Как это делалось в Одессе», «Отец», «Любка Казак» и др. образуют собой единый цикл, известный под названием «Одесские рассказы». Тяга к экзотике, жизнен-ным парадоксам, к романтической чрезвычайности под-толкнули писателя обратиться к живописной Молдаванке, ее обитателям, быту. Уголовники, евреи-приказчики, тор-говцы предстают перед нами в необычном свете, посколь-ку щедрый юмор Бабеля заставляют нас забыть о суровом времени и исторических событиях, когда создавались эти рассказы. Главный герой цикла Беня Крик — король бин-дюжников и налетчиков, главарь одесских бандитов. Он молод и хорош собой, остроумен и сообразителен, велико-душен и даже по-своему честен. Это, в сущности, фантасти-ческая и далекая от своего реального прототипа фигура, потому что, шутя и иронизируя, Бабель задался целью опо-этизировать бандитскую смелость, благородство, удачливость и ухарство, рыцарскую справедливость Бени Крика и его друзей — людей «бандитской чести». Выступая в роли одес-ского Робин Гуда, Беня и его гвардия грабят «тяжелые кошельки» богачей, чтобы избавить от лишних бед и горе-стей бедных людей, ведь «подкладка тяжелого кошелька сшита из слез».

Смеясь и шутя, Бабель приподнимает своих героев над будничностью и серостью мещанской жизни, словно бро-сая вызов тусклому и душному миру обыденности. Но это не делает одесских бандитов менее невежественными и ог-раниченными, чем они есть на самом деле. Этот контраст, наряду с экзотической обстановкой, «смачной» речью, жи-вописными костюмами одесских налетчиков, разодетых, «как птицы колибри», яркостью событий, делают героев «Одес-ских рассказов» незабываемыми.

Жизнь бандитов, разворачивающиеся перед нами собы-тия больше похожи на действия какого-то комического спектакля, чем на реальность. Создается впечатление, что Беня Крик и его жертвы играют в какую-то общую игру, прекрасно находя общий язык и договариваясь полюбов-но, если возникает такая необходимость, без помощи влас-тей и полиции («Полиция кончается там, где начинается Беня»). Именно поэтому одесские бандиты больше разма-хивают своим оружием и, в крайнем случае, стреляют в воздух, ведь в их среде убийство «живого человека» счита-ется большим грехом, за который можно поплатиться жизнью от рук своих же товарищей («Хорошую моду взял себе — убивать живых людей»). Материал с сайта

И. А. Смирин очень удачно определил стиль «Одесских рассказов» Бабеля как «ироническую патетику», ведь за бандитской «деятельностью» рыцарей Молдаванки видит-ся не только протест против богачей тартаковских, господинов приставов, толстых бакалейщиков и их высокомер-ных жен, но и поиски жизненной правды. Контрастность изображения, своеобразное сочетание бытовизма и яркого гротеска, лирики и цинизма, пафоса и иронии не только создали неповторимый колорит этого цикла, но и привели к всенародной популярности «Одесских рассказов».

Время и пространство в рассказе И. Бабеля «Как это делалось в Одессе».

Художественное пространство и время в рассказе Бабеля реально маркированы – это предреволюционная Одесса. Но они также являются категориями особого фантастического мира, полного ярких вещей и ярких событий, в котором живут удивительные люди. В рассказе переплетается время настоящее и прошлое. В «настоящем» времени на еврейском кладбище происходит разговор между повествователем и Арье-Лейбом, который ретроспективно рассказывает о том, «как это делалось в Одессе». Читатель узнает, что уже свершилось возвышение и «ужасный конец» Короля и большинство героев Молдаванки мертвы. Время действия – прошлое, и повествователь, находясь в настоящем времени, слушает рассказы о былых легендарных событиях из жизни умерших героев.

Одесский мир в этом рассказе представлен в свете романтического преображения грубой реальности. Герои – бандиты, налетчики, воры. Но они – рыцари Молдаванки. Их Король – одесский Робин Гуд. Система их жизненных ценностей понятна и проста – семья, благосостояние, продолжение рода. А самая большая ценность – человеческая жизнь. Когда пьяный Савка Буцис во время налета случайно убивает Иосифа Мугинштейна, Беня искренне плачет «за дорогим покойником, как за родным братом» и устраивает ему пышные похороны, а для его матери, тети Песи, выбивает у богача Тартаковского хорошее содержание и стыдит его за жадность. А Савка Буцис упокоился на том же кладбище, рядом с могилой убитого им Иосифа. И по нему отслужили такую панихиду, которая и не снилась жителям Одессы. Так Беня Крик восстановил справедливость. Никто не вправе стрелять в живого человека. Герои рассказа – бандиты, но не убийцы. В их действиях своеобразный протест против богачей тартаковских, господинов приставов, толстых бакалейщиков и их высокомерных жен. Автор приподнимает своих героев над будничностью и серостью мещанской жизни, бросая вызов тусклому и душному миру обыденности. В «Одесских рассказах» Бабеля отражен идеальный образ мира. Этот мир как одна семья, единый организм, по выражению Арье-Лейба, «как будто одна мама нас родила». Потому шепелявый Мойсейка и называет бандита Беню Крика королем. Ни Фроим Грач, ни Колька Паковский, ни Хаим Дронг не взошли «на вершину веревочной лестницы, а … повисли внизу, на шатких ступенях», хотя у них были и сила, и жесткость, и бешенство, чтобы властвовать. И только Беню Крика прозвали Королем. Потому что его действиями руководило чувство справедливости, гуманного отношения к человеку, потому что его мир – это семья, где все помогают друг другу, вместе переживают радость и горе. На кладбище за гробом Иосифа Мугинштейна шла вся Одесса: и городовые в нитяных перчатках, и присяжные поверенные, и доктора медицины, и акушерки-фельдшерицы, и куриные торговки со Старого базара, и почетные молочницы с Бугаевки. Всем миром хоронили бедного Иосифа, который ничего в своей жизни не видел, «кроме пары пустяков». И «ни кантор, ни хор, ни погребальное братство не просили денег за похороны». А люди, «тихонько отойдя от Савкиной могилы, бросились бежать, как с пожара». Тартаковский в тот же день решил закрыть дело, потому что он тоже часть мира, в котором нет места человеку с душой убийцы, по выражению Арье Лейба. Такой предстает Одесса в рассказе.

Но история одесского мира канула в прошлое. Нет больше Короля. Разрушен старый мир с его системой социальных, семейных, нравственных ценностей. «Одесские рассказы» по жанру называют «ретроспективной утопией». Бабель показывает крах мира созданной им утопии, где грубая низменная действительность трансформируется в «творимую легенду» праздника торжествующей жизни, яркой, шумной, полной раблезианских радостей плоти, где все реальные трудности преодолеваются смехом, который позволяет смотреть на скверную действительность сквозь призму романтической иронии. Недаром один из ведущих музыкальных лейтмотивов – ария главного героя оперы Леонкавалло «Паяцы», комического артиста, переживающего трагедию любви.

Таким образом, в «Одесских рассказах» Бабеля представлены:

1. мир реальный: Одесса первых лет Советской власти, в котором находятся рассказчик и его собеседники;
2. мир несуществующий: идеализированный мир дореволюционной Одессы, оставшийся в прошлом, с его нравственными ценностями и легендарными героями, для которых высшей ценностью является сама жизнь с ее плотскими радостями, крепкими связями между людьми, живущими единой семьей.

История в рассказе Бабеля возникает в обликах прошлого, настоящего и будущего. Прошлое показано в облике идеализированной ушедшей Одессы, представленной в виде полнокровной жизни ее обитателей, настоящее явлено в символическом образе «великого кладбища», где похоронены большинство раблезианских героев Одессы-мамы. Наименее словесно выражена авторская оценка категории «будущего». Однако для Бабеля, судя по интонации, с которой он описывает своих героев (его бандиты вызывают сочувствие и симпатию), чаемое коммунистическое «будущее», построенное на смерти людей и тотальном разрушении старого, - это антиутопия. Я считаю, что на эту мысль наводят заключительные строки рассказа. «Вы знаете все. Но что пользы, если на носу у вас по-прежнему очки, а в душе осень?..» Эти слова звучат ведь и в начале рассказа. Слепой только не увидит, что уходит из жизни людей что-то важное, что старое рушится до основания, что нет фундамента, на котором можно строить светлое будущее, тем более с осенью в душе. По-моему, именно так можно интерпретировать эти слова старого Арье-Лейба. Бабель в открытую не говорит об этих своих опасениях, но его молчание гораздо красноречивее.

Сочинение

Апофеозом раскрепощенных сил жизни стали «Одесские рассказы» (1921 - 1923). Бабель всегда романтизировал Одессу. Он видел ее непохожей на другие города, населенной людьми, «предвещающими грядущее»: в одесситах были радость, «задор, легкость и очаровательное - то грустное, то трогательное - чувство жизни». Жизнь могла быть «хорошей, скверной», но в любом случае «необыкновенно… интересной».

Именно такое отношение к жизни Бабель хотел внушить человеку, пережившему революцию и вступившему в мир, полный новых и непредвиденных трудностей. Поэтому в «Одесских рассказах» он строил образ мира, где человек был распахнут навстречу жизни.

В реальной Одессе Молдаванкой, вспоминал К. Г. Паустовский, «называлась часть города около товарной железнодорожной станции, где жили две тысячи налетчиков и воров». В бабе-левской Одессе этот мир перевернут. Окраина города превращена в сцену, театр, где разыгрываются драмы страсти. Все вынесено на улицу: и свадьбы, и семейные ссоры, и смерти, и похороны. Все участвуют в действии, смеются, дерутся, едят, готовят, меняются местами. Если это свадьба, то столы поставлены «во всю длину двора», и их так много, что они высовывают свой хвост за ворота на Госпитальную улицу («Король»). Если это похороны, то такие похороны, каких «Одесса еще не видала, а мир не увидит» («Как это делалось в Одессе»).

В этом мире «государь император» поставлен ниже уличного «короля» Бени Крика, а официальная жизнь, ее нормы, ее сухие, выморочные законы высмеяны, снижены, уничтожены смехом. Язык героев свободен, он насыщен смыслами, лежащими в подтексте, герои с полуслова, полунамека понимают друг друга, стиль замешан на русско-еврейском, одесском жаргоне, который еще до Бабеля был введен в литературу в начале XX века. Вскоре афоризмы Бабеля разошлись на пословицы и поговорки, они оторвались от своего создателя, обрели самостоятельную жизнь, и уже не одно поколение повторяет: «еще не вечер», «холоднокровней», Меня, вы не на работе», или «у вас в душе осень». Одесский материал помогает сегодня понять эволюцию Бабеля.

Еще до выхода «Конармии» отдельной книгой началась работа над сценариями: «Беня Крик», «Блуждающие звезды» (оба - 1925 г.) и др. Умение видеть мир как зрелище, как сцену теперь оказалось дорогой к новому повороту жизни и работы. Но самооценки его строги и бескомпромиссны: «Бездарно, пошло, ужасно». Так в 1926 году о нем не позволял себе писать никто. В 1926 году Бабель пишет пьесу «Закат». Ему потом казалось, что короткая театральная жизнь пьесы связана с неудачными постановками, из которых уходила «легкость комедии». Критика хотела бы видеть в «Закате» то, что было в «Одесских рассказах»: «легкую тонировку» быта, комичность разговорного южного юмора. Получился же, писали критики, «трагический надрыв». Отчего? Почему? Все терялись в догадках.

Истоки недоразумения были заложены в изменившемся времени. Смысл пьесы был обнажен в названии «Закат». Название это было символическим предощущением наступающих перемен. Критика постаралась не заметить мрачных прогнозов писателя. Прочитанная буквально, пьеса трактовалась как тема разрушения старых патриархально-семейных связей и отношений - и только. Но в таком виде она мало кого интересовала. И Бабель был серьезно огорчен.

Талант и слава не принесли ему покоя. Как уже говорилось, над первыми же его рассказами скрестили копья блюстители «казарменного порядка» в литературе: они увидели в «Конармии» клевету на Красную Армию, намеренную дегероизацию истории. Бабель пытался защищаться, объясняя, что создание героической истории Первой Конной не входило в его намерения. Но споры не утихали. В 1928 году «Конармия» вновь была обстреляна с позиций «унтерофицерского марксизма»: возмущенная отповедью М. Горького, взявшего Бабеля под защиту, «Правда» напечатала открытое письмо С. Буденного М. Горькому, где писатель был вновь обвинен в клевете на Первую Конную. Горький не отрекся от Бабеля. Это не означало, что спор окончен. Напряжение вокруг имени Бабеля сохранялось, хотя дела его шли, казалось, даже лучше, чем раньше: в 1930 году «Конармия» была переиздана, разошлась в рекордно короткий срок (чуть ли не в семь дней), и Госиздат приступил к подготовке очередного переиздания.

* Но что-то происводило в самом Бабеле: Он замолчал. Кризис настиг его в зените творческой зрелости. Восхищенные статьи критиков его не радовали. Он писал о них: «Читаю, как будто речь идет о мертвом, настолько далеко то, что я пишу сейчас, от того, что я писал прежде». Имя Бабеля встречалось в печати все реже. Его переписка с издателями (с Вяч. Полонским, например) выдавала его отчаяние. «…От судьбы не уйдешь»,- писал он в 1928 году.

Он пытался пересилить себя: то принимал участие в работе над коллективным романом «Большие пожары» (1927), то публиковал в альманахе «Перевал» (№ 6) свои старые рассказы. Внутренние причины кризиса он связывал не только со своим максимализмом, но и с «ограниченными возможностями выполнения», как осторожно писал он в частном письме из Парижа в июле 1928 года. «Очень трудно писать на темы, интересующие меня, очень трудно, если хочешь быть честным»,- проговаривался он, далекий от жалости к себе.

Спровоцировавшей бешеную реакцию предводителя Первой Конной армии Семёна Будённого, рассказы об Одессе не вызвали резкой критики со стороны литературных и политических функционеров. Более того, они привлекли внимание артистического цеха: так, сверхпопулярный в те годы Леонид Утёсов взял несколько рассказов Бабеля для исполнения со сцены. А Виктор Шкловский написал о Бабеле небольшой очерк, где высказан тезис о том, что «он иностранец даже в Одессе» (то есть смотрит на свой родной город как бы со стороны). В 1928 году вышел небольшой сборник научных статей о Бабеле (который всегда воспринимался как писатель-«попутчик» Попутчиком называли человека, разделяющего взгляды большевиков, но не состоящего в партии. Писателями-«попутчиками» считали Бориса Пастернака, Бориса Пильняка, Леонида Леонова, Константина Паустовского, Исаака Бабеля. Изначально советская власть относилась к «попутчикам» благосклонно, позднее это слово в официальном языке приобрело негативную коннотацию. ⁠ ) под редакцией Бориса Казанского Борис Васильевич Казанский (1889-1962) — филолог, писатель. Преподавал на кафедре классической филологии в Ленинградском университете, работал в Государственном институте истории искусств. Был одним из членов ОПОЯЗа, под влиянием дружбы с Тыняновым написал работу о кинематографе «Природа кино». Также много писал о театре — о студии Сергея Радлова, методе Николая Евреинова. Совместно с Тыняновым был инициатором издания серии книг «Мастера современной литературы». Занимался пушкинистикой. ⁠ и Юрия Тынянова (авторы статей — известные филологи Николай Степанов Николай Леонидович Степанов (1902-1972) — литературовед. Работал в Институте мировой литературы имени Горького, преподавал в Московском педагогическом институте. Был специалистом по литературе XVIII, XIX веков и советской поэзии. Под редакцией Степанова выпускались собрания сочинений Ивана Крылова (по крыловским басням Степанов защитил диссертацию), Велимира Хлебникова, Николая Гоголя. Степанов написал несколько книг о Гоголе («Гоголь. Творческий путь», «Искусство Гоголя-драматурга») и биографию писателя в серии ЖЗЛ. ⁠ , Григорий Гуковский Григорий Александрович Гуковский (1902-1950) — литературовед. Заведовал кафедрой русской литературы Ленинградского университета. В Пушкинском доме возглавил группу по изучению русской литературы XVIII века. Автор первого систематического курса по этой теме. Был эвакуирован из блокадного Ленинграда в Саратов. После войны был арестован в рамках кампании по «борьбе с космополитизмом», умер в заключении от сердечного приступа. ⁠ и Павел Новицкий Павел Иванович Новицкий (1888-1971) — искусствовед, театровед, литературовед. Был отчислен из Санкт-Петербургского университета за революционную деятельность. С 1913 года жил в Симферополе, где был лидером крымских меньшевиков. С 1922 года работал в Москве: был членом редколлегии журнала «Современная архитектура», ректором Вхутемаса, а затем Вхутеина. После войны работал в Театре им. Вахтангова, преподавал в ГИТИСе, Литинституте и Высшем театральном училище им. Щукина. ⁠ ).