Мартин лютер перевел библию. Кто перевел библию на немецкий язык

Немецкий гуманист, один из «отцов» Реформации -- Мартин Лютер (1483--1546) -- по праву может считаться и отцом современного немецкого языка. Историки немецкого языка полагают, что роль Лютера для становления и развития немецкого языка столь же велика, как и роль Цицерона для латинского. Основным детищем Лютера-филолога стал перевод Библии на немецкий язык.

В 1522 г. в Виттенберге выходит в свет Новый Завет -- перевод на немецкий язык, сделанный Лютером (Das Neue Testament Teutsch). Работа над переводом заняла лишь три месяца. Зато последующий перевод Ветхого Завета затянулся на многие годы. Полный перевод Библии вышел лишь в 1534 г. Естественно, Лютер работал над переводом не один. В Виттенберге сформировалось что-то наподобие «переводческого цеха», главным мастером которого был Лютер. Ему помогали его друг и последователь Меланхтон и другие эрудиты, специалисты в греческом, древнееврейском и латинском языках и в интерпретации библейских текстов.

Заслуга Лютера не в том, что он сделал первый полный перевод Библии на немецкий язык. К тому моменту, когда он приступил к этой работе, уже существовало немало верхненемецких и нижненемецких переводов Библии, сделанных после того как была опубликована в Страсбурге первая полная немецкая Библия Иоганна Ментеля 1 . Поэтому главным в оценке переводческого труда Лютера является не то, что он сумел сделать новый перевод Библии, а то, каким языком он его перевел.

Цель этого нового перевода состояла в том, чтобы дать современникам текст Библии на понятном им языке, на котором они каждодневно общались между собой. Эта цель вполне может быть возведена в основной принцип переводческой деятельности, прекрасно сформулированный М. Ледерер: перевести -- это не значит понять смысл иноязычного текста самому, это означает сделать его доступным другим.

Лютер в известной степени продолжает традицию Иеронима в переводе текстов Священного Писания -- переводить не слова, а смыслы. В своей работе над переводом Библии он видит много общего с тем, что пришлось испытать Иерониму. Прежде всего это постоянная необходимость разъяснять невежественным церковникам смысл своих переводческих решений. В своем знаменитом «Послании о переводе» Лютер сравнивает себя с Иерони-мом: «Так было и со святым Иеронимом: когда он переводил Библию, хозяином ему был весь свет, лишь он один ничего не понимал в своем деле, а судили о труде доброго мужа (des guten Mannes) те, кто недостоин был даже чистить его туфли (ihm nicht genug gewesen wдren, daЯ sie ihm die Schuhe hдtten sollen wischen)» 1 . Объединяет Лютера с Иеронимом и то, что оба переводчика Библии изложили свои взгляды на перевод в форме посланий, стараясь объяснить современникам свою переводческую стратегию. И «Письмо Паммахию» Иеронима с подзаголовком «О наилучшем способе перевода», и «Послание о переводе» Лютера вошли в золотой фонд теоретических трактатов о переводе и позволяют нынешним переводчикам судить о том, какие проблемы приходилось решать их коллегам в прошлом.

В то же время Лютер критически относился к тексту Вульгаты, находил в ней неточности и искажения. Д.З. Гоциридзе и Г.Т. Ху-хуни приводят высказывание И.Н. Голенищева-Кутузова о том, что Лютер ненавидел Иеронима, хотя и пользовался переводом автора Вульгаты. Основание для такой резкой оценки исследователи видят в том, что латинская версия якобы не удовлетворяла Лютера, так как не могла читаться легко, без помех 2 . На мой взгляд, причина критики в адрес Вульгаты и ее автора была в другом.

Во-первых, Лютер вынужден был постоянно противопоставлять свой перевод официальной латинской версии, принятой всей католической церковью, т.е. его филологическая деятельность протекала в борьбе с Вульгатой. Эта вынужденная борьба с «ослами» не могла не повлиять на отношение Лютера к автору труда, считавшегося для этих «ослов» столь же истинным, как и сам текст оригинала Библии. Во-вторых, уместно вспомнить уже приводившееся образное высказывание Э. Кари о том, что реформация была в первую очередь дискуссией между переводчиками. Основным оппонентом Лютера-переводчика был Иероним, автор официально признанного церковью перевода, равно как основным оппонентом Лютера-реформатора была католическая церковь, официально признававшая как единственный авторитет латинскую Вульгату. Но вряд ли можно предположить, что в центре гипотетической дискуссии Лютера со средневековым мастером находилась тяжеловесность слога Иеронима. Ведь Лютер, тонкий и внимательный филолог, не мог не оценить того, что столь высоко оценивается фактически всеми исследователями перевода Иеронима: Вульгата является лучшим латинским переводом Библии, шедевром библейского перевода. Объектом критики Лютера были неточности и искажения, выявленные им в тексте

Вульгаты. Вспомним, что послужило поводом для разрыва Лютера с Римской церковью. Папа Лев X, решив финансировать реконструкцию собора Св. Петра, значительно расширил продажу индульгенций. Лютер счел эти действия возмутительными, приравняв их к обычной торговле. 31 октября 1517 г. он оглашает в университете Виттенберга 95 тезисов, в которых осуждаются индульгенции.

Теперь вспомним о неточности, которую допустил Иероним в своем переводе, буквально введя в библейский текст понятие «искупление греха делами», ведь именно это понятие и привело к введению института индульгенций.

Таким образом, неудовлетворенность Лютера латинской версией Библии состояла скорее в ее недостаточной точности, нежели в тяжеловесности ее стиля.

В переводе Библии отражается концепция Лютера-реформатора. Одним из главных положений его духовной концепции было то, что единственным источником веры является Священное Писание, а также то, что каждый верующий должен иметь возможность свободно его интерпретировать. Лютер следует в этом древнееврейской истине, записанной в Талмуде: «У Торы (Ветхий Завет. -- Н.Г.) 600 000 лиц», т.е. столько же, сколько у нее читателей.

На этой концепции и строится стратегия перевода: во-первых, сделать текст перевода содержательно верным и точным, максимально соответствующим тексту оригинала, а во-вторых, сделать его понятным, доступным каждому человеку.

В поисках форм выражения Лютер обращается к повседневному языку простых людей. Стала уже хрестоматийной фраза из его «Послания», иллюстрирующая этот метод поиска: «Не следует спрашивать буквы латинского языка, как надо говорить по-немецки, следует спрашивать о том мать семейства, детей на улице, простого человека на рынке и смотреть им в рот, как они говорят, и сообразно с этим переводить, тогда они уразумеют и заметят, что с ними говорят по-немецки» 1 .

Копанев приводит интересный пример одного из способов, какими Лютер искал нужные ему формы выражения немецкого языка. Для того чтобы выбрать в немецком языке наиболее уместные формы выражения при переводе фрагмента о принесении левитами в жертву барана, Лютер попросил мясника зарезать барана, освежевать его, комментируя при этом по-немецки весь процесс 2 . Такой прием, состоящий в непосредственном обращении переводчика к реальной действительности, современной теорией перевода может быть соотнесен с так называемой «денотативной моделью».

Перевод Библии, сделанный под руководством Лютера, стал одним из мировых шедевров библейского перевода, повлиявшим на развитие переводческой практики не только в Германии, но и во всей Европе. Все последующие переводы Библии на немецкий язык опираются на версию Лютера, исправляя и дополняя его текст в соответствии с современным состоянием немецкого языка, с современным научным знанием.

Опыт перевода Библии на народный язык вдохновил английского реформатора Тиндэйла, взявшегося за новый перевод Священного Писания на народный английский язык и сверявшего свой текст с переводом Лютера. Переводческая концепция Лютера легла в основу и так называемой Кралицкой Библии, перевода на чешский язык, сделанного под руководством епископа Яна Благослава. Этот перевод во многом повлиял на дальнейшее развитие чешского литературного языка.

Перевод Библии Лютером заложил основы общенемецкого национального литературного языка и стал литературным памятником первостепенного значения. Стремясь создать общий для всей нации немецкий язык, Лютер проделал огромную лингвистическую работу, разрабатывая нормы орфографии, фонетической транскрипции, упорядочивая грамматические формы. После выхода в свет лютеровской Библии немецкий язык стал все более уверенно отвоевывать позиции у латыни как язык научного общения и литературы.

2.3 Немецкая Библия Мартина Лютера

Немецкий гуманист, один из «отцов» реформации - Мартин Лютер (1483-1546) - по праву может считаться и отцом современного немецкого языка. Историки немецкого языка полагают, что роль Лютера для становления и развития немецкого языка столь же велика, как и роль Цицерона для латинского. Основным детищем Лютера-филолога стал перевод Библии на немецкий язык.

В 1522 г. в Виттенберге выходит в свет Новый Завет - перевод на немецкий язык, сделанный Лютером (Das Neue Testament Teutsch). Работа над переводом заняла лишь три месяца. Зато последующий перевод Ветхого Завета затянулся на многие годы. Полный перевод Библии вышел лишь в 1534 г. Естественно, Лютер работал над переводом не один. В Виттенберге сформировалось что-то наподобие «переводческого цеха», главным мастером которого был Лютер. Ему помогали его друг и последователь Меланхтон и другие эрудиты, специалисты в греческом, древнееврейском и латинском языках и в интерпретации библейских текстов.

Главным в оценке переводческого труда Лютера является не то, что он сумел сделать новый перевод Библии, а то, каким языком он его перевёл.

Цель этого нового перевода состояла в том, чтобы дать современникам текст Библии на понятном им языке, на котором они каждодневно общались между собой.

Лютер в известной степени продолжает традицию Иеронима в переводе текстов Священного Писания - переводить не слова, а смыслы. В своей работе над переводом Библии он видит много общего с тем, что пришлось испытать Иерониму. Прежде всего это постоянная необходимость разъяснять невежественным церковникам смысл своих переводческих решений. В своём знаменитом «Послании о переводе» Лютер сравнивает себя с Иеронимом: «Так было и со святым Иеронимом: когда он переводил Библию, хозяином ему был весь свет, лишь он один ничего не понимал в своём деле, а судили о труде доброго мужа те, кто недостоин был даже чистить его туфли». Объединяет Лютера с Иеронимом и то, что оба переводчика Библии изложили свои взгляды на перевод в форме посланий, стараясь объяснить современникам свою переводческую стратегию. И «Письмо Паммахию» Иеронима с подзаголовком «О наилучшем способе перевода», и «Послание о переводе» Лютера вошли в золотой фонд теоретических трактатов о переводе и позволяют нынешним переводчикам судить о том, какие проблемы приходилось решать их коллегам в прошлом.

В переводе Библии отражается концепция Лютера-реформатора. Одним из главных положений его духовной концепции было то, что единственным источником веры является Священное Писание, а также то, что каждый верующий должен иметь возможность свободно его интерпретировать.

На этой концепции и строится стратегия перевода: во-первых, сделать текст перевода содержательно верным и точным, максимально соответствующим тексту оригинала, а во-вторых, сделать его понятным, доступным каждому человеку.

Перевод Библии, сделанный под руководством Лютера, стал одним из мировых шедевров библейского перевода, повлиявшим на развитие переводческой практики не только в Германии, но и во всей Европе. Все последующие переводы Библии на немецкий язык опираются на версию Лютера, исправляя и дополняя его текст в соответствии с современным состоянием немецкого языка с современным научным знанием.

Этот перевод заложил основы общенемецкого национального литературного языка и стал литературным памятником первостепенного значения. Стремясь создать общий для всей нации немецкий язык, Лютер проделал огромную лингвистическую работу, разрабатывая нормы орфографии, фонетической транскрипции, упорядочивая грамматические формы. После выхода в свет лютеровской Библии немецкий язык стал все более уверенно отвоевывать позиции у латыни как язык научного общения и литературы.

#Лютер #Библия #перевод

«Библия – это кормилица, на груди которой возник немецкий язык; монастырская библейская образованность – дом, в котором этот ребенок дорос до зрелости, превратившись в литературный язык». Мартин Лютер, виттенбергский монах и реформатор, пожалуй, самый большой свидетель этого исторического и языкового факта.

Когда люди в наши дни слышат имя Мартин Лютер, то в большинстве случаев они думают о реформаторе из Виттенберга, который в XVI веке, по мнению одних, обновил, а по мнению других, расколол церковь. Эта точка зрения понятна, но в своей исключительности она закрывает собой один из наиболее значимых для языка второстепенных аспектов творчества Большого Виттенбергца. По мере того как Лютер выступал за обновление церкви, он достигал также и языкообразующей роли. Это было решающее оружие реформации: устное и письменное слово.

Как Лютер пришел к этому? Ответ тесно связан с литературным творчеством Лютера – прежде всего, при его работе над переводом Библии. План по переводу Библии созрел у Лютера в 1521 во время его укрытия в Вартбурге. В середине декабря 1521 года он начал с перевода на немецкий язык Нового завета и окончил эту работу через одиннадцать недель. В сентябре 1522 года произведение было напечатано («Сентябрьская Библия»). Затем Лютер взялся за перевод Ветхого завета с еврейского языка и латыни, однако эта работа, в силу некоторых причин, была завершена лишь в 1534 году. До 1546 года, когда Лютер умер, эта полная Библия дважды печаталась в Виттенберге, и перепечатывалась в дальнейшем, в общей сложности, восемнадцать раз в Лейпциге, Вормсе, Страсбурге, Аугсбурге и Цюрихе. Лютер, к слову, был не первым, кто пытался перевести Библию на немецкий язык. Истоки немецкой традиции перевода Библии лежат в VIII веке. Из позднего средневековья имеются следы полных немецких рукописей Библии. В 1466 году Йоханнес Ментель представил первую напечатанную Библию на высоколитературном немецком языке (так называемая Библия Ментеля). Вплоть до появления Сентябрьской Библии Лютера печатались более пятнадцати Библий, некоторые из которых Лютер знал и использовал. «Но он оставлял их всех далеко за собой с его доступным немецким языком, с которым никакой переводчик не справился прежде тем же самым способом» – говорил Ханс Эггерс. То, что оказалось весьма кстати, так это гуманистическое образование Лютера. Гуманисты имели доступ к источникам, могли использовать библейские тексты на языке-оригинале и лучшие рукописи, а также текстологические распечатки и комментарии. Все это создало надежный базис для качественного перевода. Кроме того, Лютер был обязан гуманистам методами текстологической работы над образцами перевода, а также умел гениально обращаться со всеми доступными ему средствами грамматики и перевода. Искусство перевода Лютера основывалось на неутомимом стремлении создать понятный для каждого немца перевод Библии. Чтобы достичь этого, Лютер при переводе стремился к естественной простоте, такой же, как „матери в доме, дети на переулках, мужчины на рынке“.

Чтобы сделать содержание Писания понятным даже необразованным дилетантам, Лютер как переводчик непрерывно тренировался в теории и практике. В своем открытом письме устным переводчикам (1530 год) он сообщает о трудностях, которые получаются при переносе текстов с греческого языка, латинского языка и, прежде всего, еврейского языка. Особенно это касалось псалмов, изречений и книги Иова, которые таят в себе опасность для переводчика неверно или неточно перенести трудный еврейский текст. Поэтому Лютер от издания к изданию своих трудов искал все новые возможности точно донести содержание.

Лютер преследовал «идеал художественной простоты» – люди должны были не только понимать Священное Писание, но и охотно читать его. Поэтому наряду с подбором слов было обращено много внимания также на другие языковые тонкости, такие как мелодия предложения, ритм предложения, текучесть речи и – где это было возможным – он пользовался даже стилевыми средствами поэзии. Лютер понимал то, что его усилие познакомить людей с Библией только тогда может стать удачным, когда эти тексты смогут воспринимать в разных местах. C этой целью он пользовался относительно простым методом: чтобы переводить еврейские, греческие и латинские понятия правильно и общепонятно, он собирал по возможности, многие из немецких соответствий из разных регионов. Тогда он делал удачный выбор в пользу того варианта, который понимался как в Галле, так и во Фрайбурге, как в Кельне, так и в Вене. В открытом письме для устных переводчиков он пишет: „Все же, тот, кто хочет переводить, должен иметь большой словарный запас, чтобы он мог иметь выбор.“

Все же, его языкотворческая гениальность заключалась не только в сотворении новых понятий и в выборе общепонятных выражений, а, прежде всего, в намерении дать содержание Библии людям действительно на их языке. Это стало возможным только благодаря тому, что Лютер при переводе ставил акцент не на точную передачу слов, а на передачу письменного смысла и контекста в целом. Этот факт даже ставили Лютеру в упрек, что он слишком свободно обошелся с текстом Писания. Однако, он не дал почувствовать себя виновным перед критиками.

Таким образом, Мартин Лютер не только оставил после себя образец литературной прозы, прошедшей сквозь столетия, но и подарил многим людям Библию, которая смогла коснуться их сердец.

Автор статьи – Доктор философии Томас Доманьи, профессор этики и социальной теологии Высшей Теологической школы Фриденсау (2003-2015);
Перевод с немецкого языка осуществлен сообществом Прогрессивные Адвентисты

Мартин Лютер Они доктора? Я тоже. Они ученые? Я тоже. Они пишут книги? Я тоже. И без скромности скажу: я умею толковать псалмы и пророков. Они же этого не умеют. Я умею переводить. Они — нет «Послание о переводе», 1530 год

Богослов, проповедник, ученый монах-августинец, сложивший с себя обеты, композитор и публицист. Человек, ставший инициатором общеевропейской Реформации и одновременно оказавший основополагающее влияние на секулярную немецкую культуру Нового и Новейшего времени.

Веками церковь запрещала мирянам читать Библию самостоятельно и переводить ее на общеупотребительный язык, но вот пришел Лютер и программным образом наконец-то сделал Писание доступным для масс. Так мы обычно себе представляем одно из главных достижений Реформации — хотя удобная простая формулировка, как это часто бывает, вытесняет за скобки довольно много частностей. Что до 1517 года никто и никогда не переводил Библию с латыни на простонародные языки — это, конечно, неправда; прецеденты бывали, и давно, и по всей Европе. На уровне не административно-полицейском, а богословском в их появлении ничего предосудительного не было: в конце концов, и блаженный Иероним, переводивший Писание на общеизвестную в IV веке латынь, делал это ради того, чтобы сделать священные тексты максимально доступными. Но и социальной значимости не было тоже, что именно по немецкой ситуации особенно заметно. Первые попытки перевести Библию на германские наречия относятся чуть ли не ко временам Карла Великого — что там, даже в период между изобретением книгопечатания и выступлением Лютера вышло как минимум 14 печатных немецких переводов.

Однако, во-первых, это были переводы с латыни, с все той же Иеронимовой "Вульгаты", что вряд ли удовлетворяло человека образованного: по-латыни и так могли читать сравнительно многие, а вот сравнить перевод Иеронима с древнееврейскими и греческими первоисточниками — это уже сложнее. И с тех пор, как Лоренцо Валла чисто филологическими методами разоблачил великую фальшивку "Константинова дара", которым средневековое папство оправдывало самые заветные свои притязания (немецкий перевод трактата Валлы, кстати, Ульрих фон Гуттен выпустил в том самом 1517 году), санкция многовекового церковного авторитета уже не могла предотвратить нервозных мыслей: а вдруг в оригинале есть какие-нибудь упущенные нюансы? а вдруг мы не так читаем слово Божие?

Во-вторых, единого нормативного "немецкого языка", понятного всем от Альп до Северного моря, в разрозненных имперских землях, тяготевших к разным культурным центрам и к разным языковым и культурным традициям, попросту не существовало. Лютер же, еще в 1520-м обратившийся с воззванием "К христианскому дворянству немецкой нации", хотел действовать именно что в общегерманских масштабах, рассчитывал, что переведенное слово Писания, взвешенное на весах и его собственного благочестия, и беспристрастной учености, будет внятно в любой точке Германии для всех — от князя до поденщика.

И вот, сидя в Вартбургском замке, где курфюрст Фридрих Мудрый укрыл его от имперской опалы, в декабре 1521 года Лютер сначала берется за перевод Нового Завета (по изданному совсем незадолго до этого Эразмом Роттердамским греческому тексту) — и оканчивает его в невероятные одиннадцать недель. В сентябре следующего года выходит его печатное издание с гравюрами мастерской Лукаса Кранаха. Ветхий Завет, ради которого Лютеру (хоть и изучившему древнееврейский по грамматике одного из первых великих европейских гебраистов Иоганна Рейхлина) приходится задействовать несколько ученых помощников, отнимает гораздо больше времени — с особенно сложными по поэтике книгами вроде Исайи и Иова команда изрядно мучается, выдавая иногда всего по несколько переведенных стихов в день. Наконец, в 1534-м виттенбергский печатник Ганс Люфт выпускает том, озаглавленный (с орфографией того времени) "Biblia, das ist die gantze Heilige Schrifft Deudsch" — "Библия, сиречь полное Священное Писание по-немецки". Который немедленно стали переиздавать в других городах, так что к моменту смерти Лютера совокупный тираж его Библии составлял, как думают, порядка 500 тыс. экземпляров — как бестселлер своего времени ее при таких цифрах попросту не с чем сравнивать.

Переводческая наука с ее сводом принятых правил еще не существовала; Лютеру фактически пришлось ее изобрести, раз уж нужно было примирить и филологическое почтение к языковой природе первоисточника, и неизмеримо важную смысловую ценность, и удобство восприятия. Но пришлось также сконструировать новый язык. За основу было взято делопроизводственное саксонское наречие на основе верхненемецкого диалекта, Meissner Kanzleisprache; однако если простоту некоторых новозаветных текстов передать было несложно, то ближневосточная цветистость иных ветхозаветных книг требовала выбора. Чему следовать, привычной логике латинского перевода? Или букве масоретского текста со всей подчас необычностью словоупотребления?

Отвечая в своем неподражаемом бранчливом стиле критиковавшим его перевод "папистским ослам", Лютер высказался исчерпывающе: "Не следует спрашивать у латыни, как нужно говорить по-немецки <...> но следует спрашивать об этом у матери семейства в доме, у детей на улице, у простого человека на рынке, глядеть на их уста, когда они говорят, и по этим образцам переводить — и тогда они это поймут и заметят, что с ними говорят по-немецки". Конечно, сам стиль у Лютера совсем не уличный, не базарный. Конечно, есть у него и искусственные буквализмы, как, например, во второй главе Бытия, где в Синодальном переводе Адам говорит о Еве: "она будет называться женою, ибо взята от мужа". Следуя за древнееврейским, где вместо "мужа" и "жены" — однокоренные "иш" и "иша", Лютер пишет: "Man wird sie Maennin heissen" — "она будет называться мужчиницей/человечицей". Конечно, он чуть правит жгуче важный, едва ли не самый жизненный для его учения стих Нового Завета (Рим. 3:28 — "ибо мы признаем, что человек оправдывается верою, независимо от дел закона"), вставляя слово allein ("только"), так что получается совсем уж безусловное оправдание одной верой. Но в основном его перевод — текст, выдающий руку не только педанта-переводчика и не только церковного реформатора со своей повесткой дня, но и большого литератора с невероятной языковой интуицией.

Именно поэтому Библия Лютера — не только веха церковной истории, но и веха лингвистическая и литературоведческая, сравнимая с творчеством канонизировавших тосканское наречие ренессансных поэтов Италии. За сто лет вот этот "Deudsch" Лютерова перевода превратился в язык общегерманской словесности, во внеисповедную образцовую классику, на которой воспитана вся та великая немецкая литература, которую мы знаем,— тут буквально как с Пушкиным и литературой русской.

Можно добавить к этому заложенную лично Лютером музыкальную традицию немецкого протестантизма, из которой можно вывести и Баха, и Брамса, и Берлинский филармонический оркестр,— и вот, казалось бы, закончен портрет культурного героя. Запальчивого, не всегда предсказуемо перескакивающего от радушия к омерзению, от мудрой одухотворенности к кликушеской истерике, но гениального. Что делать — как говорил о нем Гейне, "тот самый человек, который умел ругаться, как рыбная торговка, бывал по временам деликатен, как нежная девушка".

Но тот же Лютер в XIX столетии стал еще и символом германского единства, не только национального, но и государственного — чаемого и наконец обретенного в 1871 году. Разумеется, это на первый взгляд странно: даже объединенный рейх, при всей влиятельности протестантских земель во главе с Пруссией, все равно моноконфессиональным не был и быть не мог. Саму историческую ситуацию 1520-х годов, когда одни князья Лютера поддерживают, а другие нет, и ничего с этим не поделаешь, можно рассматривать как благородное самостоянье человека; однако общенародного порыва государственного строительства в ней нет и в помине, а есть только мечта об уютно-центробежном существовании всех этих курфюршеств и герцогств.

Но мыслители немецкого романтизма, фактически создавшие само новоевропейское понятие нации и национальности, поневоле приходили к тому, что нацию определяет язык — и тогда создатель общенародного языка и есть некоторым образом творец нации. Если до 1806 года хотя бы призрачным стержнем германского единства был император Священной Римской империи, то потом, за его отсутствием, нужно было отыскать фигуру вождя, которую можно было бы противопоставить Наполеону. Пробовали воспевать Арминия-Германа, легендарного предводителя германских племен, разбившего при Августе войска Квинтилия Вара в Тевтобургском лесу. И все же только Лютер с его истинно немецким изводом христианства оказался той персоной, которая примиряла всех: пока одни его именем удалялись в приватные дела благочестия, другие были уверены, что идея "всеобщего священства" должна привести ко вполне определенному политическому выводу — к созданию доброго национального государства, которое так хорошо справляется с физическими и нравственными нуждами граждан, что церковь в нем и не очень-то нужна.

В сентябре 1522 года появился «Новый Завет по-немецки» с гравюрами Лукаса Кранаха к Апокалипсису Иоанна. «Сентябрьская библия», как вскоре стали называть ее, разошлась настолько быстро, что уже в декабре выпустили новое, слегка исправленное издание. Однако полная «Лютеровская библия» появилась только в 1534 году. Ветхий Завет, написанный по-древнееврейски, а частично по-арамейски, представлял для перевода значительную трудность, в отличие от Нового Завета, и Лютеру удалось справиться с этой задачей только с целой группой переводчиков.

Старый противник реформатора Иероним Эмсер (Лютер прозвал его «козел Эмсер») сразу же после выхода библии с явным злорадством указал ему на ряд ошибок в переводе. Но Лютера это не волновало. Он, не возражая, исправил ошибки в новых изданиях, сознавая превосходство над всеми своими противниками, ибо именно он правильно передал по-немецки смысл библейского текста, который в оборотах греческого языка не столько открывался немцам, сколько скрывался от них.

Библия Лютера с иллюстрациями Л. Кранаха. (wikipedia.org)

«Сентябрьская библия» Лютера не была первой на немецком. До Лютера существовали уже четырнадцать переводов Священного Писания на национальный язык германских княжеств. Но ни один из них не достигал красоты и силы выражения перевода Лютера. Их распространению мешало то, что язык был слишком сильно связан с лингвистическими особенностями отдельных местностей, переводчики не могли прийти к внутренней свободе, которая позволила бы им не передавать значение слов буквально, а полностью концентрироваться на смысле сказанного.

Лютер искал в библии Христа. Из этого идейного и смыслового центра он толковал все Священное Писание. Такая изначальная предпосылка перевода привела к духовному суверенитету по отношению к интерпретируемому материалу, без которого даже самые основательные филологические познания не могут достичь требуемой цели. Воспринимать лютеровский перевод библии только как решение лингвистической задачи означает не понимать его. Это было не просто событием в области лингвистики, а проявлением исторического понимания, духовным деянием, включавшим в себя лингвистическую задачу, но подразумевавшим и нечто большее.

Лютер мог столь свободно дать немецкий перевод библии, потому что был уверен в своем понимании библейской вести и уже давно осознал, что эта весть может достичь слуха людей только в виде понятного слова, которое затем поможет породить веру и в сердце. Принципы sola fide (только верой), fides ex auditu (вера из слушания), verbo solo (только словом) освободили его внутренне для обращения с языком. Стоит отметить, что Лютер общался на саксонско-тюрингском диалекте — немецкий язык, сформировавшийся в этом регионе, легче понимали и за пределами его бытования.

Лютер не был «создателем языка», как это часто утверждают. Он лишь мастерски владел вербальным искусством и не подчинялся принудительным требованиям латинской грамматики. В последующие века лютеровская библия стала самой читаемой книгой на немецком языке, образцом и нормой для немецкого литературного языка, что отразилось на самобытности и своеобразии Германии как национального целого.

Портрет Лютера кисти Кранаха Старшего. (wikipedia.org)

Потребность в немецком варианте библии появилась в период общественного кризиса, созданного Реформацией. Предпосылкой для возникновения такой потребности стал тот факт, что фрагменты библейского текста оказались в центре внимания общества и стали предметом спора между классами, слоями, фракциями и группировками. А это, в свою очередь, предполагало обострение социальной борьбы, которая требовала принципиальных решений коренных проблем, а все другие средства узнать, как действовать дальше, оказались не действенны и завели в тупик.

Восстания и попытки поднять бунт на рубеже XV — XVI столетий не могли дать в это время решения потому, что они ограничивались всегда конкретными и точечными требованиями устранить несправедливость: это могли быть новые налоги, высокие цены на пиво, вино, повышение стоимости разных товаров и предполагаемые, хотя и не всегда доказуемые, обман и темные махинации в магистратах, повышенные феодальные поборы, злоупотребления церкви и многое другое, касающееся повседневных интересов простого человека.

Церковь с ее пространными земельными владениями противостояла множеству крестьян по принципу господства и эксплуатации, хотя сама по ряду различных причин претерпевала многочисленные трудности и все больше подвергалась критике, следовательно, уверенность в том, что церковь может дать авторитетные сведения о воле Бога, таяла на глазах. Параллельно росло стремление обывателей, независимо от церковной иерархии, достичь ясности в этом жизненно важном вопросе. Таким образом, знание библии превратилось в потребность для тех, кто искал выхода. И не только для тех, кто обладал латинской образованностью, но все более именно для слоев населения, которые не читали по-латыни.

Именно в те годы, когда общественное мышление протестующих масс обывателей начало искать основания для «божественного права», поднимаясь над чисто моральной и юридической критикой существующих отношений, Лютер начинает, причем в рамках своей профессии, заниматься вопросом божественной справедливости. Он показывает, что божественная этика не имеет ничего общего с земной юстицией, отказывается от понимания морали как критерия для определения и понимания божественной справедливости и открывает своим принципом sola fide путь к новому толкованию ситуации человека, вставшего перед лицом Бога.

В споре с учеными Лютер заставил своих противников принять библию как основу аргументации. Каждый, кто хотел участвовать в диспуте и ждал серьезного к себе отношения, должен был основываться в своем мнении на библии. Ссылки на решения соборов, папские декреты, на имена известных схоластов, даже на отцов церкви не принимались во внимание — известную ценность такая аргументация могла иметь лишь в том случае, если она совпадала с Библией. Все, что не шло от Евангелия, вызывало подозрение как человеческое измышление, которое не может претендовать на статус абсолютной истины.

Один из противников Лютера, Кохлей, злобно указывал, что «Новый Завет» в немецком переводе настолько размножен и распространен книгопечатниками, что многие портные и сапожники, даже женщины и другие простые люди, приобрели это новое лютеровское Евангелие. Едва они научились немного читать по-немецки, разбирая надпись на прянике, сразу же они бросались жадно читать Евангелие, видя в нем источник всякой истины.

Вормский эдикт 1521 года, объявивший Лютера еретиком и запретивший распространять его работы, усилил риск, связанный с распространением реформаторских сочинений, помог привлечь внимание к спорам ученых даже тех, кто до этого не обращал на них внимание. Но решающим было, что в реформационное движение вступили города, прежде всего, имперские.

При всем их различии между ними существовала общность, которая состояла в том, что церковь и клир не принадлежали к правовому союзу бюргеров, обладали привилегиями и особыми правами, юридически не были полностью интегрированы городом, короче говоря, представляли собой особое сословие. Именно это сословное качество Лютер поставил под вопрос учением о священстве всех верующих. Даже если остальные его воззрения не по всем пунктам встречали безоговорочное одобрение бюргеров, то этого пункта его учения было достаточно, чтобы привлечь благожелательное внимание горожан и снискать терпимость по отношению к лютеранским проповедям. Поэтому в городах можно наблюдать следующую регулярность в последовательности ступеней Реформации: появление сочинений Лютера, лютеранские проповеди, протестантское причащение, немецкий язык в литургии, спор о занятии должностей проповедника, пренебрежение к епископским велениям и запретам, совещания об использовании церковных и монастырских доходов для нужд общины, постановления о создании общих касс и о новых правилах богослужения, а в связи с этим экспроприация церковных и монастырских владений, в ходе которой возникали столкновения с аббатом или епископом, выливающиеся в настоящие народные волнения и бунты.

Мартин Лютер в семейном кругу. (wikipedia.org)

При этом новое религиозное учение Лютера не только выражало чувства рядового представителя зарождающегося среднего класса, но и углубило, усиливало эти чувства, которые анализировались уже сугубо рационально, выстраиваясь в логическую систему веры и повседневного быта. Лютер учил, что, полностью признав свое бессилие и низменность собственной человеческой природы, признав делом своей жизни искупление грехов — через полное самоуничижение в сочетании с непрерывным и богоугодным усилием (не аскетическим, а на благо всего общества), — человек может преодолеть сомнение и тревогу; что полной покорностью он может заслужить любовь Бога и, таким образом, обрести надежду на божественное спасение.

Как писал известный философ Эрих Фромм, «протестантизм явился ответом на духовные запросы испуганного, оторванного от своих корней, изолированного индивида, которому необходимо было сориентироваться в новом мире и найти в нем свое место».