Фильмы с красивыми интерьерами для вдохновения. Советский дизайн вы активно показываете на Западе

С 21 февраля по 30 апреля в московской галерее «Эритаж» пройдет выставка «Постконструктивизм, или Рождение советского ар-деко: Париж - Нью-Йорк - Москва» , проводящая параллели и ищущая пересечения и влияния в искусстве, архитектуре и дизайне в России, Америке и Франции в 1920–30-е годы. Этой экспозицией галерея отмечает свой 10-летний юбилей, в преддверии которого ее основатель Кристина Краснянская рассказала ARTANDHOUSES о различиях между коллекционерами и инвесторами, о вере в «сарафанное радио» и пользе арт-консультантов.

В последние годы вы делали несколько музейных проектов в России, но новости о работе галереи в основном доходили из-за рубежа - об участии в . Почему?

Был период, когда было очень много проектов - я бралась за всё, и мне было важно, чтобы постоянно велась активная выставочная деятельность. Сейчас это менее актуально по нескольким причинам. Со временем всё-таки количество перерастает в качество, и ты уже за всё не хватаешься. Мы делаем достаточно сложные проекты, которые требуют довольно долгой подготовки, в частности, со сбором материала. Поэтому делать их много и часто просто не получается, а делать что-то простое мне не интересно.

Так получилось, что деятельность галереи с фокуса на художниках русского зарубежья - хотя подчеркну, что мы и это направление не забываем и включаем работы в выставки, - плавно перетекла на тему советского дизайна. Но выставки последнего времени тем не менее намного шире: они включают в себя не только дизайн, но и живопись, графику, архитектуру. Мне нравится, что они насыщенные, эклектичные, вижу, что этот выставочный тренд поддерживают и другие. Потому что когда у тебя такого рода экспозиция, то ты можешь увидеть не только что-то вырванное из контекста, а сразу весь контекст.

То есть поэтому, следуя трендам, вы стали работать и с современными художниками?

Конечно, у правильной галереи должен быть определенный фокус, но я, несмотря на то, что мы концентрируемся на первой половине XX века, с удовольствием поддерживаю современных художников. Некоторым даже помогаю с продвижением на Западе: в позапрошлом году курировала проект скульптора Алексея Морозова в Археологическом музее Неаполя. А в прошлом году была сокуратором выставки Оксаны Мась в музее MAGA под Миланом, где ее работы были вписаны в экспозицию мастеров арте повера - Фонтаны, Кастеллани и других. Кстати, патроны этого музея - семья Миссони, и у меня сейчас есть идея сделать выставку об их модном доме в Москве.

William Klein
«Tatiana, Mary Rose and Camels, Picnic, Morocco»
1958

Вашей галерее исполняется десять лет. Как вы считаете, для галереи в России это много или мало?

Учитывая рыночную и политическую конъюнктуру, мне кажется, что это прилично. В мировом контексте, конечно, мало, а для нашего российского - достаточно. Особенно помня о том, что за это время мы пережили несколько кризисов.

Как ваша галерея пережила кризисы?

Первый очень легко. Он, скорее, задел международные аукционные дома, ведь кризис был действительно мировой, и люди не хотели давать вещи для публичных продаж. Второй - тяжелее, так как он был связан с нашими коллекционерами, с нашими политическими и экономическими событиями. Поэтому произошла своего рода ротация: люди, которые много и активно покупали искусство, по тем или иным причинам перестают покупать, но появляются новые покупатели. Наш бизнес так устроен, что галерея должна быть гибким организмом и подстраиваться под обстоятельства. Мне всегда было интересно удержать баланс между коммерческим и кураторским аспектами.

Помню, несколько лет назад вы сетовали на отсутствие в галерее арт-директора. Вы его нашли или продолжаете всё делать сами?

К сожалению, продолжаю сама им быть, хотя регулярно думаю о том, чтобы такой человек появился.

Возвращаясь в прошлое… У вас экономическое и искусствоведческое образование. Учиться на искусствоведа вы пошли целенаправленно, чтобы впоследствии открыть галерею?

Да. Тогда я уже работала в одной частной галерее закрытого типа у своих знакомых. Она специализировалась на классической живописи, а с моим приходом они начали заниматься и современным искусством. Это было великолепное время! Такое поле для маневров, где я могла изучить, как устроена галерея и вообще этот бизнес изнутри. В какой-то момент там даже так сложились обстоятельства, что мне пришлось активно заниматься продажами, вести финансовые дела галереи. Так что это была такая хорошая школа.

Ib Kofod Larsen , легкое кресло, 1950 / Borge Mogensen , софа, 1962

Почему вы тоже решили изначально делать галерею закрытого типа?

Я просто не верю, что у нас по улице ходят коллекционеры, которые заглядывают в окна. Мне кажется, в нашей стране тема коллекционирования до сих пор закрытая, и лучше всего здесь работает «сарафанное радио», наработанный авторитет среди коллекционеров, когда они к тебе возвращаются и тебя рекомендуют. Наверное, это и есть лучшая реклама.

То есть наши галеристы сами продолжают поддерживать ауру элитарности коллекционирования и создавать некую магию вокруг?

Я считаю, что коллекционирование - это и есть магия. И всегда говорю, что клуб коллекционеров - это закрытый клуб и, по сути, удел избранных. Потому что мало иметь много денег и возможность покупать дорогие предметы искусства, даже мало просто прочесть книги, ходить по выставкам и ярмаркам или получить какое-то специальное образование. Ведь поймите, что далеко не все люди готовы и не всех заражает этот дух собирательства. Даже те, которые что-то покупают, не обязательно становятся коллекционерами. Настоящие коллекционеры - очень сложные люди. И, если честно, в чем-то даже одержимые. Они живут этим и совершенно по-другому воспринимают искусство. Потому что искусство - условная категория. Оно не входит в число предметов первой необходимости, даже не входит в число luxury goods , таких как шикарный автомобиль, крупные бриллианты, яхта или дом на Лазурном Берегу. Это то, что нужно почувствовать сердцем, то, на что нужно иметь «глаз» и вкус. Да, можно, ходя по выставкам, запоминать имена и популярные направления, но понимать искусство и коллекционировать, глубоко изучать его тонкости интересно далеко не всем. И способны на это не все. Поэтому клуб этих людей, зараженных «бациллой» коллекционирования, которым нравится в этом вариться, которые ревностно относятся к покупкам друг друга и следят годами за вещами, которым нравится давать свои работы в музеи, чтобы они «жили» какой-то своей жизнью и набирали провенанс, закрыт. Чтобы войти в него, мало просто иметь деньги. Более того, есть известные коллекции, когда люди покупали произведения совсем не за баснословные деньги, просто у них были хорошее чутье и знания, ну и хорошие консультанты.

Вы сейчас описали фигуру, вероятно, канонического страстного коллекционера. Получается, тех, кто собирает в инвестиционных целях, вы коллекционером не считаете?

Я всегда говорю: есть покупатели, а есть коллекционеры. Покупатели - это те, кто покупают искусство в дом, для подарка, иногда под воздействием эмоций, что особенно часто случается на ярмарках. А есть коллекционеры, другая категория, совсем не мифологическая. У нас в стране, например, есть таких человек десять.

Те же, кто покупает в инвестиционных целях, - просто инвесторы. Конечно, в искусстве крутятся большие деньги и многие хотят в это вложить, чтобы потом получить сверхдоход. Но для этого либо надо очень хорошо знать этот рынок, следить за ним не меньше, чем за фондовым, либо иметь рядом опытного консультанта. А лучше одно и другое сразу. Ну и вообще, я считаю, что есть более доходные и менее рисковые виды бизнеса, чем инвестиции в искусство.

Мы когда-то с Мэтью Стивенсоном, тогда главой русского отделения Christie’s, делали лекцию о том, как коллекционировать так, чтобы искусство было всегда ликвидным. Там было пять основных принципов.

Можете их озвучить?

Первое - это имя. Мы не говорим сейчас об инвестициях в emerging art (молодое искусство), а говорим о том, что человек хотел бы свои деньги вложить и если не преумножить, то как минимум сохранить. Это должен быть первый ряд имен.

Второе - это период. Потому что у любого художника есть период расцвета, а есть менее интересные - начало, когда он еще не сформировался, закат творчества. Важно понимать, что ты покупаешь лучший период этого автора.

Третье - сюжет. Должен быть узнаваемый сюжет, который характеризует этого художника, и в работе должны быть все его, скажем так, фишки. Если перед вами работа Пикассо и вы не узнаете, что это его рука, не нужно покупать с точки зрения инвестиций.

Четвертый - очень интересный параметр. Есть такое понятие: wallpower . Это значит, что работа должна быть эффектной. Даже, например, если это картина позднего Магритта, не лучшего периода, но если она эффектная, то может быть в дальнейшем хорошо реализована.

И последний пункт - это состояние работы и провенанс. Тут нужно смотреть сохранность произведения, вмешательство или нет реставраторов. И ее происхождение: кому она принадлежала, где выставлялась или в какой авторитетной галерее приобреталась.

Если этим нехитрым правилам следовать, то, мне кажется, успех вашим вложениям обеспечен.

David Dubois
«Strap table»
2014

Для чего же тогда будут нужны арт-консультанты?

Ну, не так легко этими правилами пользоваться (смеется). Нужно тратить огромное количество времени на изучение вопросов, причем по каждому художнику отдельно. И для того, чтобы обрести нужный объем информации, нужно, вероятно, полностью отключиться от своего основного дела.

Как появилось название вашей галереи?

Очень просто: мне хотелось дать название, чтобы, с одной стороны, оно было международным, а с другой - несло бы в себе смысл. И слово «эритаж» показалось универсальным, как говорят, с хорошей кармой.

Вы начинали с художников русского зарубежья, сейчас ушли в советский дизайн - всё наше наследие, да. А почему стали сюда привозить вещи зарубежных дизайнеров?

Еще когда я начинала, я поняла, что у нас в стране вообще не заполнена ниша под названием «коллекционный дизайн». И много лет назад я сделала выставку только западных вещей такого рода. Показала там лучшие хрестоматийные объекты, как антикварные, так и через весь XX век до современных дизайнеров Мартена Баса и Фабио Новембре. Мне было интересно посмотреть на реакцию людей, но тогда немногие оказались к этому готовы. Сегодня, к счастью, уже несколько человек такими вещами занимаются.

Мы же, особенно на этой выставке к юбилею галереи, сосредоточены на советском дизайне в широком международном контексте - стараемся показать, как влияла Америка и Франция на СССР, что оттуда к нам пришло и что есть аутентичного в советском дизайне.

Советский дизайн вы активно показываете на Западе. Как местные коллекционеры реагируют?

Западные музеи очень заинтересованы, и я веду ряд переговоров о показе. А коллекционерам нравится, но ведут себя настороженно - очень мало за рубежом литературы об этом. Хотя кроме русских покупателей у нас появились клиенты из Германии и Швейцарии, один француз с русскими корнями, и, надеюсь, появятся из Италии.

Кристина Краснянская - дочь известного предпринимателя Георгия Краснянского (бывший партнер Филарета Гальчева он ныне возглавляет совет директоров угольной компании «Каракан инвест»). Она курирует сразу три коллекции - семейную, личную и галерейную. «Семейная коллекция начала формироваться лет 15 назад. Мы как-то попали в общую тенденцию, когда все стали покупать искусство, - рассказывает Кристина Краснянская. - Но есть какие-то вещи, которые я сейчас покупаю для себя. Это непростой процесс, поскольку нужно все время отделять себя как коллекционера от себя как галериста».

Начинали Краснянские, как и многие российские коллекционеры, с классической русской живописи XIX-XX века – Айвазовский, Жуковский, Мещерский, Кончаловский, Кустодиев. Галерея «Эритаж», которую Кристина открыла на Петровке в феврале 2008 года, сперва специализировалась на художниках русского зарубежья. Но лет пять назад девушка увлеклась дизайном. «Родители интересуются дизайном в меньшей степени, хотя у них тоже есть предметы скандинавского модерна. Мне кажется, в России люди только-только начали в эту тему погружаться», - говорит Кристина.

Сама она пошла в своем увлечении еще дальше и к европейскому дизайну добавила предметы, созданные в СССР. Когда мы встретились в «Эритаже» на выставке «Советский модернизм – феномен культуры и дизайна XX века», там как раз демонстрировались вещи из ее личной коллекции.

По словам Краснянской, до нее советской мебелью как таковой российские коллекционеры практически не занимались.

Задачу своих музейных проектов девушка видит в том, чтобы «показать советское не по-советски». Ей нравится интегрировать советский дизайн в международный контекст.

С этой целью Краснянская уже не первый год вывозит вещи из своего собрания на престижную международную ярмарку Art Basel Miami. Многие экспонаты – настоящая редкость, и западные кураторы это ценят, говорит она: «У меня есть 23 предмета из дома-коммуны в Смоленске конца 1930-х гг., сделанные ленинградским скульптором Крестовским, это такой переход от конструктивизма к позднему ар-деко. Недавно я их выставляла на Art Miaimi Basel – это был проект, посвященный культурному феномену домов-коммун. Ко мне после этого обратились из лондонского Музея Виктории и Альберта с предложением сделать совместный проект. На все, что связано с агитационным дизайном, иностранцы мгновенно реагируют».

Ее коллекция дизайна насчитывает уже несколько сотен экземпляров. «Есть достаточно внушительная коллекция мебели - конструктивистские объекты Бориса Иофана 1929 года, в частности, его знаменитый стул из Дома на набережной, уникальные авторские предметы агитационного дизайна из дома-коммуны 1937 года; есть авторские вещи сталинского ампира, есть советское ар-деко Николая Лансере, которое будет выставлено у нас в мае - и заключительный большой стиль, который выставлен сейчас: так называемый советский модернизм, с 1955 по 1985 гг., - перечисляет Кристина, проходя по выставочному залу. - Как раз в начале этого периода появляются так не любимые многими хрущевки – и вместе с ними новый стиль. Прежде всего, это малогабаритная мебель, которая была бы удобна в маленьких квартирах».

Советский модернистский дизайн, надо сказать, на рынке встречается редко – по словам Краснянской, за исключением раритетов музейного уровня, мебель 1960-х часто выбрасывали на свалки, сжигали, отправляли на дачи. Но ей повезло с партнерами: «Когда мы начинали заниматься этой темой, то очень плотно сотрудничали со Строгановской академией, на базе которой в свое время был создан экспериментальный цех. Там делали образцы, которые выставлялись на трех основных выставках, посвященных новому дизайну - 1958, 1964 и 1967 гг.»

«Когда мы в первый раз ехали на Art Miami Basel, то в Строгановке нам помогли найти вещи с этих выставок, которые после показов распределялись по дачам и квартирам тех, кто мог себе это позволить. Так у нас оказались вещи из этих квартир - прототипы, которые делались из более качественных материалов, чем в массовом производстве. Но мы не отказываемся и от мебели массового производства, потому что ее сегодня практически не сохранилось».

Советская мебель у Краснянской выглядит не по-советски во многом благодаря качественной реставрации. «У нас нет задачи один в один повторить ткани, которые использовались в оригинале, - говорит она. - Конечно, подбираем так, чтобы сохранился дух времени, ощущение эпохи – но эти вещи получают уже новое прочтение благодаря какому-то игровому моменту. Например, вот эти стулья конца 1960-х – начала 1970-х обтянуты тканью Loro Piana, которую трудно было бы представить себе в Советском Союзе». Стулья входят в ее собственную коллекцию и уже участвовали в нескольких выставках.

В новой квартире Краснянской тоже стоит пара советских кресел – она видит в них «определенный шик». Многие предметы модернистской мебели, представленные в ее галерее, нетрудно спутать со скандинавским дизайном, очень востребованным в последнее время на арт-рынке.

За те четыре года, что она собирает мебель и предметы интерьера, скандинавский дизайн 1950-1960-х вырос в цене в три раза.

В вещах с пометкой «сделано в СССР» Кристина тоже видит инвестиционный потенциал: «Безусловно, к советскому дизайну интерес нарастает. Коллекционные супер-вещи, которых на рынке практически нет, всегда востребованы и стоят дорого. Но я уверена, что вещи, которые массово производились и на этой выставке присутствуют просто как отражение эпохи, рано или поздно тоже будут цениться».

Пожалуй, самые впечатляющие объекты из личной коллекции Краснянской, представленные здесь – это советское художественное стекло. «Я считаю, что в отличие от фарфора, эта ниша еще не настолько популяризована. Начнем с того, что художественное стекло воссоздала Вера Мухина, автор “Рабочего и колхозницы” и граненого стакана. С 1934 года она возглавляла экспериментальный цех на Ленинградском зеркальном заводе. У меня есть ее совершенно потрясающая ваза из плексиглаза конца 1940-х», - говорит она.

В «Эритаже» Кристина выставила стеклянную вазу конца 1960-х с основанием в форме линейных изоляторов и выгравированными по кругу ЛЭП. Автор – эстонская художница Хелен Пыльд, работавшая в том самом экспериментальном цехе Ленинградского зеркального завода. «Потрясающая вещь - тонкая работа и при этом производственный месседж, - комментирует Кристина. - Тираж был очень маленький, такие вещи стоят всего в нескольких музеях. Чистое искусство!» К той же категории она относит и триптих конца 1970-х с неожиданно актуальным названием «Украинское восстание» – мощные выразительные вазы из экспериментального двуслойного красно-белого стекла, напоминающаего о работах Эмиля Галле. Краснянская нашла их в частном собрании на Украине: «Они не использовались в быту - стояли как арт-объект. На Украине было несколько производств стекла, в Киеве и в других местах».

Сама Кристина родилась в Киеве, как и ее мать, и первая вещь в их семейной коллекции искусства как раз оттуда: акварель работы Тараса Шевченко с киевским видом – главный украинский поэт был еще и художником. За полтора десятка лет им удалось собрать коллекцию русской живописи и графики, как говорит Краснянская, музейного уровня. Она мечтает однажды показать все семейное собрание в каком-то из крупных музеев. Площадей ее галереи на это просто не хватит: семейное собрание Краснянских содержится в четырех хранилищах - три в Москве и одно в Женеве.

Оценочную стоимость коллекции Краснянская не называет, равно как и не раскрывает расходы на ее формирование. В ее галерее работает пять человек, но все решения о покупке или продаже объектов она, будучи искусствоведом по образованию принимает сама. Разве что с друзьями-коллекционерами советуется по поводу подлинности или ценоообразования, если есть какие-то сомнения. И в аукционах в последнее время участвует только через представителей, а не лично – говорит, что эмоциональная атмосфера там как в казино, отчего легко можно вылететь из заранее спланированного бюджета.

Пока большой семейной выставки не случилось, Краснянская показывает в «Эритаже» всем желающим экспонаты из собственного собрания предметов дизайна и коллекций ее друзей. Платы за посещение она не берет.

Еще одна особенность галереи Краснянской – это ужины коллекционеров. «На Западе так делается часто, а мы были одни из первых в России. Цель – чтобы частные коллекционеры показали свои приобретения в приятной обстановке, - рассказывает она, когда наша экскурсия подошла к концу. - Мы делали серьезную музыкальную программу для этих встреч. Тут выступали Юрий Башмет, Денис Мацуев, Любовь Казарновская, Владимир Спиваков и мой хороший друг Юрий Розум. Коммерческих целей никаких не было – просто жест со стороны галереи. Любому колллекционеру, что бы он там ни говорил, хочется похвастаться своими приобретениями».

Топ-модель, телеведущая и актриса. После получения звания «Best comers girl in Russia» по версии Fashion TV, полетела покорять Париж. И это ей удалось - Полина подписала контракты с Домами Dior, Roberto Cavalli, Jitrois, Levi’s. А в качестве beauty-модели Полина успела поработать с L’Oreal и Feraud, став лицом успешных рекламных кампаний прославленных брендов.

Пару месяцев назад я была на мероприятии, посвящённом открытию выставки известного художника русского зарубежья Георгия Артемова в «Эритаже». Вся богемная Москва и влиятельные люди столицы собрались в этой галерее. Нас приветствовала владелица галереи, чье имя широко известно в бизнес и fashon-кругах, красивая девушка с обаятельной улыбкой, - Кристина Краснянская. В тот самый вечер у меня родилась идея записать интервью с Кристиной, поговорить с ней о ее галерее, о том насколько тяжело добиться призвания и, конечно, о творчестве русских художников.

: Кристина я рада тебя видеть. Всем известен перевод названия галереи «Эритаж», что значит «Наследие». Я знаю, что в галерее проходят выставки только русских художников, чем обусловлен такой выбор?

Кристина Краснянская : Тем, что у галереи есть официальная концепция. Суть в том, что мы работаем с художниками русского зарубежья, с теми, кто иммигрировал во время революции или до нее. Безусловно, их творчество является нашим наследием. К большому сожалению, оно было потеряно до определённого периода. Задача нашей галереи восстановить это, показав миру, что это русские художники. Например, Марк Шагал до 1985 года во всех галереях подписывался как французский художник. На тот момент было забыто, что он выходец из России. Сейчас вещи Шагала русского периода на рынке ценятся гораздо больше чем французского. Он прожил долгую жизнь знаменитого художника, без малого 100 лет, и творил до конца своих дней. Всегда стоит помнить, что наше русское «Наследие» - это огромный список как знаменитых имен, таких как Марк Шагал, Василий Кандинский, Наталья Гончарова, Михаил Ларионов, Константин Коровин, Борис Григорьев, так и менее известных художников: Георгий Артемов, Борис Анисфельд, Андрэ Ланской, Серж Поляков, Георгий Пожедаев, Леопольд Сюрваж, Серж Шаршун и многие другие, которые относительно недавно стали открытием для коллекционеров. Вообще, существует понятие искусство этнического рынка. Группа этих художников выходит за эти рамки. Однако широко известен тот факт, что русские стараются покупать русское искусство, скандинавы - скандинавское, американцы - американское и так далее.

: А чем это обосновано?

Кристина Краснянская : Желанием иметь произведения художников, олицетворяющих нацию, искусство, знакомое с детства, не раз увиденное в национальных музеях. Здесь срабатывает элемент своего рода патриотизма в том числе. Каждый коллекционер чаще всего начинает покупать то, что принадлежит наследию его родной страны. Художники, которыми занимается галерея, интересны тем, что они имеют русскую школу, русские корни, однако вместе с тем представлены в собраниях мировых музеев. Эти имена находятся в коллекциях не только русских, но и западных коллекционеров. Это русские художники с мировым именем. Василий Кандинский, Марк Шагал, Наум Габо, Алексей Явленский уже давно продаются на торгах импрессионистов, и нигде в мире, никто не позиционирует их как русских художников. Поэтому для галереи было важно, во-первых, возвращение в Россию нашего наследия. Во-вторых, не надо забывать, что эти художники также являются неотъемлемой частью мирового наследия. Поэтому их работы еще и очень хорошее вложение для коллекционеров. Возьмем, например, выставку Артемова, которая сейчас проходит у нас в «Эритаже». Впервые я познакомилась с его произведениями во французской галерее. Когда я увидела его деревянное панно, представленное там, то была в восторге. Узнав его стоимость, я подумала, что названная цена рассчитана на русских покупателей, но я ошиблась. Панно купили французы, к тому же за очень короткий срок. Если посмотреть историю работ Георгия Артемова, то можно увидеть, что он много работал для французских заказчиков, как и Андрэ Ланской. Французская галерея la Carré сделала имя Ланскому наряду с такими знаменитыми художниками, как Фернан Леже и Рауль Дюфи.

: Выбирая коллекции ты как профессионал опираешься на свой вкус?

Кристина Краснянская : Да. У меня нет арт-директора, поэтому эту роль выполняю я. Моя мечта - чтобы все работало само, без моего постоянного участия. Но, к сожалению, это практически невозможно. С одной стороны это, конечно, замечательно, но с другой тяжело. Ты находишься в состоянии постоянного напряжения и ответственности за свое дело и людей, которые с тобой работают. Раньше я считала, что свой бизнес - это свобода. Это большое заблуждение.

: Бывая у тебя на мероприятиях, я заметила, что твои клиенты и друзья внимательно прислушиваются к твоему мнению. Это замечательно, поскольку ты можешь помочь создать правильную коллекцию со всех точек зрения. Со стороны материальной, в качестве хорошего вложения, так и со стороны духовно-энергетической. Не ощущаешь ли ты своего рода гордость, что к тебе прислушиваются?

Кристина Краснянская : За все это время я поняла, что работа галериста это в каком-то смысле еще и работа психолога. Было разное время, и долгий путь к тому, что у меня сейчас есть. Когда я начинала продавать искусство, немногие хотели покупать у меня. У людей, которые серьезно занимаются этим, тратят большие деньги, есть свои консультанты и, естественно, вопрос доверия опыту и профессионализму очень важен. Я для себя уяснила два постулата: первый, мне никогда не должно быть стыдно за то, что я продаю, человек не должен разочаровываться и возвращаться, и второй, я никогда не давлю на людей, ничего не «впихиваю» и даже консультирую своих клиентов при покупках через других арт-дилеров или галереи. Твоя честность и профессионализм заключается в том, чтобы грамотно вести человека, давая ему правильные советы. Наш бизнес очень тонок, поскольку продать яхту или хорошую машину легче, чем продать искусство, так как искусство не несет никакой утилитарной функции. В России большинство коллекционеров делает выбор по сей день в пользу классического искусства. Гораздо сложнее обстоит дело с абстракцией, не фигуративной живописью, и очень сложно с актуальным, концептуальным современным искусством. Это очень интересная работа, ведь рассказывая и донося до человека информацию, ты начинаешь его образовывать, развивать, менять его эстетическое восприятие, делая его, скажем, шире. Очень важен «насмотренный ряд». Ведь если человек не смотрит выставки, не получает вместе с увиденным новую информацию, он не развивается. Вообще, существует стандартный путь коллекционера: от классических пейзажей к современному искусству...

: Это правда, но большинство людей, к сожалению, относятся к современному искусству по принципу «Почему это столько стоит, ведь я тоже так могу».

Кристина Краснянская : Как правило, это связано с недостатком информации и подготовки. Когда постепенно погружаешься в тему, то начинаешь лучше разбираться. Все просто на самом деле. У художника есть два инструмента - это форма и содержание. И игра с этими двумя инструментами и их вариациями длится 500 лет. Под формой мы понимаем «как это сделано»: живопись, графика, скульптура, рельеф, контррельеф, инсталляция и т. п., вплоть до перформанса и видео-арта. Содержание - это тема, послание художника обществу. Искусство должно иметь диалог со зрителем. Возьмем, к примеру, экспрессионизм, казалось бы, направление сформировалась как итог первой мировой войны, когда превалировали такие эмоции как боль, разочарование и отчаяние. Задача художников состояла в том, чтобы отразить это время, передать эти эмоции через холст, а не показать красивую картинку с радостным колоритом, как у импрессионистов. В этот момент появились такие художники, как Эгон Шиле и Эдвард Мунк. Картины, которых прекрасны по своему, но отличаются от привычного видения красоты.

: В картинах данных художников действительно много боли. Когда у меня в жизни происходит какая-то неприятность, всегда всплывает в голове картина Эдварда Мунка «Крик».

Кристина Краснянская : Сегодня в искусстве нужен куратор, который становится переводчиком, разъяснителем для зрителя идеи художника. Хотя, на мой взгляд, искусство должно напрямую говорить со зрителем.

: Я с тобой согласна. Возьмем, к примеру, «Черный квадрат» Казимира Малевича. Эпатировав публику таким произведением, он открыл дорогу фантазии и свободе мыслей относительно того, что хотел донести до зрителя.

Кристина Краснянская : Малевич совсем другая тема. Это русский авангард, одна из самых востребованных и поэтому подделываемых тем в мире искусства. Художники, которые пришли к беспредметности, освоили все ступени, все стили, все направления. Малевич, пройдя этот путь, стал по сути родоначальником минимализма. Он обнулил форму.

: Твоей галерее уже шесть лет, ты чувствуешь, что хочешь заниматься этим направлением всю жизнь?

Кристина Краснянская : Знаешь, мне очень нравится то, чем я занимаюсь сейчас. Возможно, я в дальнейшем буду менять форму данного направления, как-то развиваться, расти, выходя за пределы галереи. Я не из тех, кто загадывает на десять лет вперед. Мир искусства многогранен, галерея одна из них. Это очень затратный бизнес, но дает возможность для многих интересных проектов, креатива, кураторской работы и продвижения на международный рынок, участия в международных проектах. Мы стали первой и пока единственной русской галереей, которая выставляется на Design Miami Basel. Представляем еще одно направление, которым я уже несколько лет увлеченно занимаюсь - коллекционный дизайн. Мы были и в Майами и в Базеле. В Россию я привожу предметы дизайна западных авторов, а в Базель - советский дизайн. Когда я начинала, мне все говорили, что это никому не нужно. Я очень рисковала и переживала, как наш проект будет воспринят коллекционерами мирового уровня и западными СМИ. Но все сложилось так удачно. Сегодня мы дружим с мировыми музеями и имеем прекрасные отклики в западной прессе.

: В начале твоего пути, многие обсуждали поддержку твоих родителей в создании галереи. Ты молодец, и каждый год доказываешь, что ты профессионал в своем деле, а не просто дочь своих родителей. Не было обидно, что так говорили?

Кристина Краснянская : Я всегда понимала, что у людей будет ассоциация с моей семьей, и это определенная аксиома. Я очень горжусь своей фамилией, если мне нужно использовать свое имя, то я всегда это делаю. Но при всем этом я сама по себе. Безусловно, у меня был стартовый капитал. Когда я нашла место под галерею и предложила отцу, он мне сказал, что это безумие. После всех переговоров я сказала, что не знаю, каким успехом будет пользоваться галерея, но площадка ликвидная, а значит мы ничего не потерям. Он со мной согласился. До этого я проработала в закрытой галерее 1,5 года, и это был хороший старт в создании своего дела. Еще у меня был опыт дилерской работы, так что я уже понимала кое-что в этой деятельности. Разочарование было в другом. Когда я начала этим заниматься, то думала, что знакомые и друзья, которые собирают искусство, сразу начнут покупать у меня. Но народ приходил, улыбался и ничего особо не покупал.. Сейчас я понимаю, почему. У людей, которые вкладывают деньги в искусство, уже есть доверенные лица, консультанты, а я - девочка, которая только начала этим заниматься, и опыт которой не внушал должного доверия.

Моя первая серьезная сделка состоялась так. Однажды я ходила по очередной выставке в Париже, расстроенная, и встретила своего знакомого. Он уже активно покупал искусство в то время и неплохо в нем разбирался. Он спросил, что есть интересного у меня в галерее, а на тот момент у меня были две очень хорошие серьезные работы. Он попросил привезти их к нему в офис и, увидев полотна, решил купить, даже особо не торгуясь. Таким был мой первый успех, и шаг за шагом люди стали доверять моему мнению.

: А как ты продвигаешь галерею?

Кристина Краснянская : Касательно PR, я никогда не работаю с агентствами, только с людьми. Это правильно, потому что PR является точечной системой. Я помню свою первую глянцевую фотоссесию, которая была для Harper’s Bazaar. Там был потрясающий фотограф, съемка длилась 6 часов. Через пару дней, когда я увидела результат, то была немного в шоке. Фотошопом мое лицо было изменено до неузнаваемости. Таким было мое первое появление в глянце. После этого было много всего... Я очень горжусь интервью в Wallpaper* Magazine. Выпуск был посвящен России, в нем были представлены лучшие в своем деле профессионалы. Аркадий Новиков за вклад в ресторанный бизнес, Дарья Жукова за лучший центр современного искусства, Ольга Свиблова, как человек связанный с фотографией, и я как олицетворение дизайна в России. Это было очень приятно и важно для меня.

: Хорошо, а касательно женских слабостей, что ты любишь?

Кристина Краснянская : Я не буду оригинальной, если скажу, что обожаю сумки, туфли и пальто. При всем этом я очень спокойно отношусь к ювелирным украшениям, больше люблю одежду. Когда мне что-то дарят, я предпочитаю, чтобы это был АРТ, нежели драгоценности. Так что меняю Graff на Пабло Пикассо.

31 марта заканчивает свою работу , приуроченная к восьмилетию галереи «Эритаж». Сегодня эта галерея единственная в России, которая занимается коллекционным западным и советским дизайном.

Хозяйка «Эритажа» Кристина Краснянская рассказала главному редактору «365» Яне Хариной, в чем же заключается феномен советского модернизма, чем хороши «хрущевки» и будет ли нести мебель 60-х годов коллекционную ценность.

Пройдя по выставке, я поняла, что многие вещи мне здесь до боли знакомы. На кого же рассчитана эта экспозиция: на людей, знакомых с советским дизайном, или на тех, кто с ним не успел столкнуться?

У нас получилась всеобъемлющая выставка. Конечно, она рассчитана на оба типа гостей. С одной стороны, это интересно людям, которых окружала советская обстановка. С другой стороны, это познавательно для более молодой аудитории, к тому же одна из главных задач нашей выставки — разбить шаблоны. Показать советское не по-советски.

Галерея неслучайно несколько лет назад занялась именно советским дизайном: есть очень много известных вещей, имен, о которых не знают не только на Западе, но даже и у нас. В силу исторических причин у нас выкинута страница из контекста нашей истории искусства. Есть целая плеяда искусных архитекторов, скульпторов, дизайнеров, о которых сегодня знает очень узкий круг специалистов. Понятие «советский дизайн» очень широкое. Художники-авангардисты обращались к дизайну, все пытались что-то сделать. Но до наших дней ни один предмет авангардного дизайна не дошел. Зато сохранились вещи позднего авангарда, конструктивизма, в том числе Бориса Иофана (один из ведущих представителей сталинской архитектуры. – Прим. «365».) в нашем собрании есть один стул из «Дома на набережной». Остальные можно увидеть в музеях.

Что же такое все-таки «советский модернизм»?

Речь о последнем в истории советского дизайна стиле – модернизме. Официально он датируется 1955-85 годами. Когда вспоминаешь, что такое советский модернизм, идет референс к большой архитектуре. Например, к той же несчастной снесенной гостинице «Россия», которая была одним из ярких объектов советского модернизма. Этот стиль зарождается после смерти Сталина, когда приходит другая власть, новый культ личности. В это же время приходит совершенно необычный период для СССР так называемой «оттепели», когда приоткрывается «железный занавес», и к нам приходит поток свежего западного ветра. Прорывом стал VI Всемирный фестиваль молодёжи и студентов 1957 года, специально для которого Пикассо сделал «Голубя мира».

Что представлено на выставке?

У нас на выставке представлен не только дизайн, но и фотография, живопись, авторские стекло, бронза и фарфор. Задача кураторов была показать то, как эти вещи своей эстетикой созвучны с тем, что делалось на Западе. С окончанием Второй мировой войны появилась острая необходимость расселять коммуналки. Люди начинают получать свое жилье, «хрущевки». Эти самые «хрущевки» — один из негативных шаблонов, с которым ассоциируется у большинства людей тот период. На самом деле это очень интересный стиль, который пришел на смену сталинскому ампиру. И те дизайнеры и архитекторы, которые работали при Сталине, чувствовали себя некомфортно, потому что этот стиль лишен декоративного начала, он более минималистичен, он тяжеловесен по своей форме и восходит своими корнями к идеи Баухаза: функциональность, простота линий, лаконичность, массивность.

Но для молодых дизайнеров это было обширное поле для деятельности, где они могли сделать себе имя и оставить после себя совершенно новую архитектуру. И за эти 30 лет сформировался такой стиль как советский модернизм, который был созвучен модному дизайну 50-60-х годов на Западе. Сталинская громоздкая мебель никак не могла поместиться в новых компактных квартирах. Появляются новый размер мебели и конструктор мебели. До сих пор жив первый дизайнер того времени Случевский Ю.В., который представил модульную корпусную мебель. Поначалу у публики она вызвала жуткое возмущение. Но эта мебель была одобрена и запущена. Этот стиль имеет, с одной стороны, социально-экономическую обоснованность, с другой – эта та эстетика, которая существовала на Западе. Это период абстракции, это та культура, которая развивалась параллельно с официальным соцреализмом.

Есть ли какие-то понятия, имена, которые необходимо знать гостям выставки?

Выставки и делаются для того, чтобы людям о чем-то рассказать. Если человек идет сюда и все знает, то он либо специалист в этой сфере, либо коллекционер и ищет вещи, чтобы приобрести. Вообще по сути выставки создаются, чтобы показать новый материал. Я считаю, что для нас это был сложный проект: нужно было совместить очень разные вещи по своему направлению, и чтобы это не превратилось в какую-то кашу, нужно было это грамотно экспонировать. И конечно, хотелось, чтобы вещи были в диалоге друг с другом. У нас представлена ранняя работа Оскара Рабина с горящей библией и рядом «Украинское восстание» 1970 года. Это экспериментальная вещь. Мы хотим заставить, в хорошем смысле этого слова, посмотреть на старое по-новому. Была целая плеяда талантливых людей, которые делали совершенно авангардные вещи, которые прекрасно впишутся в современный западный интерьер сегодня и будет совершенно непонятно, что это было сделано в СССР. Тем то это и ценно, что было сделано художниками, живущими в закрытом государстве. Это параллельная эстетика, параллельная культура.

Правильно я понимаю, что выставка была создана, чтобы показать уникальные вещи, а не предметы массового производства?

Безусловно. Когда мы начинали заниматься именно этим периодом, до конца 50-х годов было правило – архитекторы были и дизайнерами. Они делали большую архитектуру, они делали и интерьеры. Борис Иофан, проектируя «Дом на набережной», создавал и его интерьеры. Каро Алабян – один из ведущих дизайнеров и архитекторов сталинского ампира возвел не только здание Театра советской армии, но и всю мебель для него. Это был полностью его проект. Как раз в 50-е годы начинается разделение на архитекторов и дизайнеров. И, безусловно, за каждой вещью стоит человек, который ее придумал. На нашей выставке собраны именно авторские вещи. Благодаря Строгановской академии, мы смогли найти автора каждой вещи. Да, это были проектные группы, потому что дизайн стал обезличиваться, но за любым предметом стоят люди. Однако это не афишировалось, это было ненужно.

Несет ли эта мебель коллекционную ценность?

Мебель этого периода уже и сейчас в моде. Я уверена, что через пять лет она будет востребована немного больше, чем сейчас. Я не буду говорить, что она несет коллекционную ценность, но в силу того, что она пропадает с рынка, она будет одним из главных объектов поиска. Сегодня даже то, что было в массовом производстве, сложно найти. С ними безжалостно расставались: кто-то отвез ее на дачу, кто-то просто выкинул. Мы показываем тут советские вещи, а не чешские, румынские или ГДР.

Мебель — это отражение эпохи. Но с точки зрения с сегодняшнего тренда, на волне общего интереса к 50-60-м годам, есть возможность посмотреть, что делалось у нас в СССР.

Выставка называется «Советский дизайн - феномен культуры и дизайна ХХ века». В чем же заключается этот феномен?

Вообще понятие советский модернизм — это феноменальное определение. Модернизм – это термин, который ассоциируется с западным искусством первой трети ХХ века. Феномен советского модернизма еще и в том, что это стиль, который может быть интегрирован в международный контекст. Есть вещи с абсолютно интернациональные, без агитационного подтекста, без тоталитарного налета и пропаганды. Эти вещи спокойно могут стоять в одном ряду с предметами западного дизайна как в музеях, так и украшать квартиры.

Что вам самой нравится больше всего на выставке ?

Мне очень нравится диван-«ракушка». Мне, конечно, нравятся работы наших художников- нонконформистов, прекрасный диптих Виктор Пивоваров. Он с Ильей Кабаковым покупали краску, которая вообще не была приспособлена для живописи. Это техническая краска, нитроэмаль, достаточно вонючая с советским запахом. Они на оргалите делали работы, которые сразу же становились объектами. Он делала это в его «абстрактный» период, о котором вообще мало кто знает. И работы Кабакова, которые у нас представлены, тоже сделаны именно в этой технике нитроэмали. Мне очень нравится Эрик Булатов и Олег Васильев. Из стекла – потрясающая декоративная ваза «Электрификация» художницы Хелены Пыльд. Ваза относится к авторскому стеклу, такие вещи есть в двух музеях всего. Я очень люблю скульптуры Николая Силиса и считаю его советским Генри Муром. Удивительно, что эстетика их творчества очень близка несмотря на то, что Силис не имел понятия о том, что существует такой скульптор как Генри Мур. Интересно, что в одно и тоже время в разных точках мира абсолютно разные люди делали одно и то же.

Давайте заглянем на 10-15 лет вперед. Возможно ли, что вы сделаете выставку, посвященную дизайну 90-х и нулевых?

Нет, и я объясню почему. После 1985 года практически исчезает отечественное производство, импорт замещает все. На этот момент наша дизайнерская деятельность завершается. 90-е – это вообще не самый благоприятный период из новейшей истории, тогда вообще мало что производилось.

А сейчас?

К сожалению, нет. Наверное, в Строгановской академии есть талантливые студенты, которые делают хорошие выпускные работы. Но дальше этого не идет. Я мечтаю создать пул из дизайнеров, которые бы создавали достойные вещи со своим лицом, которые были бы достойны появиться на Базеле.

Галерея «Эритаж» в феврале отмечает 7-летие выставкой «Советский дизайн. От конструктивизма к модернизму» в Музее архитектуры: мебель дизайна Николая Лансере, Бориса Иофана, Каро Алабяна — теперь новый профиль галереи, прежде специализировавшейся на художниках русского зарубежья и их выставках, в том числе музейных, — Андре Ланского, Бориса Григорьева . Хозяйка «Эритажа» рассказала, чего еще ждать от ее галереи — и от нее лично.

Почему вы перестали проводить аукционы?

По двум причинам. Во-первых, очень это трудоемкое, затратное занятие. Во-вторых, нет у нас еще пока такой культуры — покупать на аукционах. Мы с коллегами пытаемся что-то такое привить, но идет туго. На аукционы ходят в основном дилеры — и аукционные дома ориентированы на дилеров. А среди широкой публики, не коллекционеров, а просто покупателей, тех, кто приобретает от случая к случаю, это еще не вошло в привычку — посещение аукционов, блошиных рынков, эксперименты по органическому сочетанию старого и нового… Все очень зависят от своего дизайнера. А у дизайнеров собственные предпочтения и принципы. В результате все выливается в надуманные интерьеры «под ключ», вскоре устаревающие морально. Несколько лет — и человек понимает, что в этом жить больше не может. Я сейчас сама себе делаю квартиру, где смесь всего. Эклектика как принцип — мы пытались это втолковать клиентам начиная с первой выставки коллекционной мебели здесь, в Москве (выставка при участии известных парижских галерей Didier Aaron и Yves Gastou охватывала XVIII — ХХ века, от Жан-Франсуа Эбена до Этторе Соттсасса . — TANR ). Вот и у меня будет и скандинавская мебель 1960-х, и советская, и русское искусство, и современное, и не очень современное.

Зато современное искусство у вас — новое направление деятельности.

Это отдельный проект, где я выступаю, скорее, как арт-менеджер. Есть несколько российских художников, которых я, так скажем, хочу интегрировать в международный контекст — для меня это интересная задача, повод использовать уже опробованные, известные технологии. Что из этого выйдет, посмотрим. Пока у меня есть двое подопечных. Алексей Морозов мне симпатичен тем, что у него есть школа, но с академической формой присутствует и contemporary touch : несмотря на академизм, его искусство не кажется салонным. Морозов очень нравится, и его готов курировать Алессандро Романини , который делал не одну выставку Ботеро , в том числе недавнюю юбилейную. Готовится турне: сначала выставка Морозова в неаполитанском Национальном археологическом музее, в декабре 2015 года, потом, в марте 2016-го, в Москве, в ММОМА на Гоголевском. Ведем переговоры с Венецией — хотим представить мраморную скульптуру Морозова на одной из городских площадей во время биеннале.

Другой художник — Оксана Мась . Оксана — человек креативный. Ко мне она пришла, когда поняла, что для воплощения ее проектов нужна работа целой команды. Один ее Алтарь чего стоит (мы его будем показывать в Парке Горького в марте)! Ею заинтересовалась куратор и искусствовед Джанет Цвингенбергер , которая увидела ее работы несколько лет назад, с тех пор наблюдала за ней и сейчас собирается писать об Оксане монографию. У Оксаны тоже турне: выставка Feeling of Light пройдет в Баку с 5 июля по 5 сентября, после этого — Астана, Берлин, и сейчас мы ведем переговоры о Стамбуле.

Но это не галерея, это я сама; галерея — все же некоторое ограничение формата. Галерея занимается художниками русского зарубежья плюс коллекционным дизайном. А я, как любой человек, хочу развиваться. Для этого мне нужны какие-то перспективы, где уже не как галерея я буду выступать, а как Кристина.

А если выбирать что-то одно, на чем бы вы остановились?

На дизайне, конечно. Но зачем? Я решила, что могу позволить себе несколько не связанных проектов. На Западе нас знают как галерею, которая занимается дизайном; коллекционный дизайн — в России это та ниша, где мы стали пионерами; при галерее сформировалась значительная коллекция, куда вошли уникальные вещи, от конструктивизма до модернизма, — через несколько лет эта коллекция вполне может стать музеем. В Москве и в России мы до сих пор известны главным образом благодаря тому, что занимаемся русским зарубежьем: сделали много достойных проектов музейного уровня, сотрудничаем с музеями, входим в общество друзей Русского музея, у нас есть наши коллекционеры, чьи коллекции мы ведем — пополняем новыми произведениями, консультируем… Но к 7-летию галереи я хочу сделать выставку в Музее архитектуры, посвященную именно дизайну, — ретроспективу советского дизайна, охватывающую практически все направления в этой области, исторический экскурс начиная мебелью Бориса Иофана для Дома правительства и заканчивая 1960-ми. Работая над каталогами, особенно к международным ярмаркам, я поняла, что, кроме сугубо технической и сопроводительной информации, всех всегда интересует также информация общего порядка. Я подумала, что нужен ликбез. Появилась идея сделать документальный фильм, где можно представить эпоху как раз через вещи — через эффектные вещи, помпезные вещи, трагически гибнущие и забытые вещи… Я хочу сделать фильм настолько серьезным, чтобы можно было с ним поучаствовать в фестивале документального кино, допустим. Кино планирую представить летом на Базеле — к февралю мы не успеваем.

Прошлым летом вы на Базель не ездили…

…Но в следующем году собираемся. Если политическая ситуация позволит. У нас ведь специфический материал — советский дизайн. А ехать в Европу с агитационной советской мебелью, согласитесь, сейчас было бы нелепо. Поэтому мы отказались. Организаторы были расстроены. Сказали, что уже сформировался круг тех, кто интересуется именно нами, и для организаторов такая ситуация, когда галерея три года участвует, потом вдруг не участвует, — это не очень понятно, искусство должно быть вне политики и поверх границ. Разумеется — но как быть с искусством, политическим по содержанию? Потом, базельская ярмарка получает широкое освещение в СМИ. Кто о нас только не писал: Wallpaper, Guardian, Daily Telegraph ! Теперь, спрашивается, зачем все это делать и везти в Базель, наперед зная, что рискуешь нарваться на запрограммированно негативную реакцию на все русское? До того у меня было прекрасное реноме — не хотелось бы его портить.

Но собираетесь вы по-прежнему продвигать на Design Miami советский дизайн?

Недавно за ужином в Италии мои коллекционеры мне сказали, что 1950-1960-е годы — это так круто, чтобы я ни в коем случае не бросала эту тему. Рем Колхас с нами связывался, когда мы были на Базеле, потому что как раз работал над одним из будущих помещений «Гаража», созданном в соответствующее время. Но мы не ограничиваемся только этим периодом. Просто вещи 1920-х, 1930-х, 1940-х годов более редки и более коллекционны, скажем так; хотя и 1960-х тоже осталось мало. Но эти вещи, как никогда, востребованны, да и вообще та эпоха, похоже, опять становится актуальной. Наш материал привлекает музеи. Я подружилась с Музеем декоративно-прикладного искусства Нью-Йорка, который не так давно стал подразделением Смитсоновского института; они проявили интерес к совместным выставкам: у них глава выставочного департамента, заместитель директора, занимается агитационным текстилем. Спасибо Крейгу Робинсу , основателю и совладельцу Design Miami , который предоставил русской галерее возможность показывать советский дизайн на такой ярмарке — и должным образом заявить о себе.

Откуда вообще возникла идея заняться советской мебелью?

Идея пришла в тот момент, когда я заметила, усердно посещая Design Miami из года в год, что удельный вес самого модного, cамого дорогого, самого востребованного стиля ар-деко стал снижаться, понемногу уступая место мебели 1950-1960-х годов. Плюс где-то сыграли воспоминания детства советского. Крейг Робинс как-то раз подвел меня к стенду галереи, которая занимается скандинавским дизайном, и, увидев эту минималистичную, аскетичную мебель, я с удивлением узнала от владельца галереи, что только что весь стенд у него купил Роман Абрамович . Да, коллекционеров немного, но они есть. Просто мало кто знает, что у Абрамовича дом есть, обставленный историческими вещами в стилистике 1930-х годов. Что Абрамович купил Бэкона — вот это знают.

Коллекционной мебелью вы собирались не только торговать, но вроде и производить ее.

Год назад, когда я рассказывала об этом, я полагала, что к нынешнему моменту мы будем находиться в несколько иной точке, нежели оказались. Я по-прежнему лелею эту мысль — воспроизводить советские образцы, но пока проект не запущен. Чем хороши реплики: не все готовы обзавестись именно старой, антикварной мебелью — пусть даже отреставрированным и перетянутым, но все-таки почтенного возраста креслом, — и другое дело — реплика. Я не изобретала велосипед, а просто пару лет назад в Париже в галерее Yves Gastou увидела повторения Этторе Соттсасса , limited edition . Эвелина Хромченко сказала: «Я у тебя буду первый заказчик на реплику». И не она одна. Будет ли это производиться здесь или за границей? С учетом нынешних реалий, скорее всего, здесь.

Но без воспроизведения советского качества?

Вы о материалах? Да, качество падало, и большинство мебели того времени потом выбрасывали именно по этой причине. Но исходные материалы были нормальные. Когда мы стали заниматься этим периодом, то Юрий Васильевич Случевский (86-летний профессор кафедры мебели, заслуженный деятель искусств Юрий Случевский до сих пор ведет в МГХПА им. С. Г. Строганова основной профилирующий курс «Проектирование мебели». — TANR ) рассказывал о выставках на ВДНХ в конце 1950-х — начале 1960-х, когда в экспериментальном цеху Строгановки делали прототипы — из качественных, добротных материалов. В массовом производстве, понятно, использовались уже другие материалы. А прототипы разошлись по дачам и квартирам.