Андреев анализ. Леонид николаевич андреев
В.А. Мескин
Придет время, я нарисую людям потрясающую картину их жизни
Из дневника Андреева-гимназиста
Литературная слава Леонида Андреева (1871-1919) - прозаика, драматурга, критика, журналиста - росла стремительно. Еще до выхода первой книги «Рассказов» в 1901 г., его художественные произведения, опубликованные в газетах и журналах, имели большой успех. Пожалуй, ни один крупный критик не прошел мимо его творчества. Положительных откликов было больше, и даже его оппоненты, такие, как 3. Гиппиус, безоговорочно признавали его талант, называя «звездою первой величины». В конце первого десятилетия нового века, когда теплую дружбу Андреева и Горького уже охладил первый ледок отчуждения, Горький, тем не менее, признает Андреева «самым интересным писателем... всей европейской литературы». Андреева при жизни переводили, издавали в Европе, Японии. Известный современный венесуэльский писатель Р.Г. Паредес называет его «учителем в области... рассказа».
В последние годы, после десятилетий официального полузапрета, искусственного полузабвения, и у нас все выше поднимается вторая волна читательского, научного интереса к Андрееву. Творчество писателя в полном объеме возвращается в нашу культуру вместе с творчеством других ее видных представителей, ранее полностью или полуизгнанных. Возвращаются Соловьев и Бердяев, Мережковский и Гиппиус, Минский и Бальмонт, Шмелев и Ремизов, Цветаева и Гумилев, Зайцев и Набоков, многие другие. Попытка отлучения от родины этих видных деятелей духовной жизни рубежа XIX-XX вв. явилась следствием того, что их видение мира и человека не совпадало с господствовавшей идеологией, утвержденной государством после 1917 г.
Они не были единомышленниками, между ними велись жесткие полемики, некоторые с годами меняли свои убеждения, но их объединял страстный поиск истины, отказ от упрощенного подхода к объяснению мира, человека, общества, истории. Все они, гуманисты, сочувствовали униженным и оскорбленным, некоторые в годы, когда, по словам Ленина, «марксистами становились все», «переболели» марксизмом или, как Андреев, «тяготели» к социал-демократии. Однако еще до кровавых событий 1905 г., а тем более после них многих носителей высокой культуры испугала все более и более популярная в массах внешне привлекательная и неновая идея быстрого (революционного) устройства счастливой жизни всех людей.
Сейчас трудно отрицать, что они были прозорливы, отвергая путь к социальному раю через кровь и «справедливое» перераспределение земных благ. Их пугал исходный марксистский принцип коллективной (классовой) вины и ответственности, позволяющий человеку свободнее относиться к ответственности личной. Их возмущало то, что, делая фетиш из будущего, партии, класса, борьбы, революционеры равнодушно проходят мимо человека, его внутренних, очень труднопредсказуемых потенций. Многие из позже изгнанных «звали (революционную.- В. М.) интеллигенцию задуматься... предотвратить беду - пока не поздно. Однако зов их не был услышан».
Этот призыв был обращен к тем, кто, по традиции XIX в., возлагал вину за все народные беды только на «среду», «условия», наивно полагая, что с изменением «среды», конституции, морального кодекса легко меняется человеческая природа. «Возлагая ответственность на условия, то есть опять на среду, он (механистический, социальный детерминизм.- В. М.) как бы изымал личность и из (личной.- В.М.) ответственности, и из среды». Одним из первых этот вопрос в литературе поднял еще Достоевский, указавший на опасность «подпольного человека», скрытого чуть ли не в каждом.
Писатель всматривается в двуединую сущность людей, по сути дела, принимает тезис Вл. Соловьева: «Человек есть вместе и Божество и ничтожество». Альтруизм, жертвенность, любовь, верность на страницах андреевских произведений даны нередко в сплаве с мизантропией, эгоизмом, ненавистью, изменой. При этом, будучи атеистом, писатель отвергает путь спасения, указанный этим философом: «Бога я не прийму...»
Андреев пытается выстроить свою концепцию человека, снова и снова возвращается к вопросу, что же в нем доминирует, в чем смысл жизни, что есть истина. Мучительные, вечные вопросы он задает себе, своим друзьям. В письме В. Вересаеву (июнь 1904 г.): «Смысл жизни, где он?»; Г. Бернштейну (октябрь 1908 г.): «...кому сочувствовать, кому верить, кого любить?». В поисках ответа писатель сводит в непримиримой схватке характеры-антиподы, еще яростнее схватки противоположных начал в душах его персонажей.
Как и близкие ему писатели демократических убеждений - Горький, Серафимович, Вересаев, Телешов, он отображает вопиющие социальные контрасты своего времени, но прежде всего Андреев стремится показать диалектику мысли, чувства, внутренний мир каждого персонажа - от генерал-губернатора, фабриканта, священника, чиновника, студента, рабочего, революционера до мальчика на побегушках, пьяницы, вора, проститутки. И кто бы ни был его герой, он не прост, у каждого «свой крест», каждый страдает.
Блок, прочитав повесть «Жизнь Василия Фивейского», почувствовал «ужас при дверях». Мировидение ее автора было трагичнее, чем у многих других писателей-современников. «...в его душе не было благополучия, - вспоминал Г. Чулков, - он был весь в предчувствии катастрофы». Не было надежды на исправление человека, не было моральной опоры: все казалось обманчивым, зловещим. Близкие друзья, с кем печатался под одной обложкой альманаха «Знание», с кем ночи напролет спорил в кружке «Среда», отчасти обретали такую опору, надежду либо в упомянутой уже идее революционного переустройства жизни (как Горький), либо в идее «естественного человека» (как Куприн), либо в идеях, близких к пантеизму (как Бунин, Зайцев) и т. д. Легче было и тем, с кем «знаниевцы» вели непрерывную полемику - соловьевцам-богоискателям, группировавшимся вокруг журнала «Новый путь» (Мережковский, Гиппиус и др.). Находясь в оппозиции к правительству, к официальной, «послушной государству» церкви, эти деятели отстаивали путь христианского спасения, путь нравственного самоочищения: они могли надеяться на Бога.
Н. Бердяев утверждал, что в движении истории периоды, когда человек особенно чувствует свою причастность к Богу, сменяются другими, когда человек отрицает и эту причастность, и самого Бога. Андреев жил в эпоху низвержения богов, а также разочарований и в нерелигиозных теориях «общественного прогресса». Тема «кризиса жизни» не сходила со страниц журналов, книг. «Бог умер», - заявил Ф. Ницше, фиксируя тем самым рождение нового взгляда на жизнь, людей, мир. Мысль о Боге на протяжении столетий определяла смысл человеческого существования, и отказ от нее не мог пройти безболезненно. Человек ощутил свое одиночество во вселенной, его охватило чувство беззащитности, страха перед бесконечностью космоса, таинством его стихий. Страх, как известно, - основной модус человеческого существования в мироощущении экзистенциалистов. Страх - спутник абсурда, когда человеку вдруг открывается, что он одинок - Бога нет!
Ни одна спасительная идея не убеждала Андреева - скептика и безбожника, тщетно искавшего веры-опоры. «До каких неведомых и страшных границ дойдет мое отрицание? - писал он в уже упомянутом письме Вересаеву. - Вечное «нет» - сменится ли оно хоть каким-нибудь „да”?» Близкие писателя утверждали, что боль его персонажей была его болью, что тоска не уходила из глаз художника и мысль о самоубийстве часто преследовала его. Один из самых высокооплачиваемых литераторов начала века, он тяготился свалившимся на него богатством, едко иронизировал над собой, сытым, пишущим о голодных, и очень щедро делился с неимущими собратьями по перу.
Рассказ «В подвале» (1901) повествует о несчастных, озлобленных людях, находящихся на дне жизни. Сюда попадает молодая, одинокая женщина с младенцем. Отчаявшиеся люди тянутся к «нежному и слабому», чистому существу. Бульварную женщину хотели было не подпускать к ребенку, но она истошно требует: «Дай!.. Дай!.. Дай!..» И это «осторожное, двумя пальцами, прикосновение к плечику» как прикосновение к мечте. «...Озаряясь улыбкой странного счастья, стояли они, вор, проститутка и одинокий, погибший человек, и эта маленькая жизнь, слабая, как огонек в степи, смутно звала их куда-то...»
Влечение к другой жизни у андреевских персонажей - чувство врожденное. Ее символом может оказаться и случайный сон, и дача-усадьба, и елочное украшение. Вот подросток Сашка из рассказа «Ангелочек» (1899) - неприкаянный, полуголодный, на весь мир обиженный «кусака», кому «временами... хотелось перестать делать то, что называется жизнью», - видит на рождественской елке воскового ангелочка. Нежная игрушка становится для ребенка символом какого-то иного мира, где люди живут по-другому. Она должна принадлежать ому! Ни за что на этом свете он не пал бы на колени, но ради ангелочка... И снова страстное: «Дай!.. Дай!.. Дай!..»
Позиция автора этих рассказов, унаследовавшего от Гаршина, Решетникова, Г. Успенского боль за всех несчастных, гуманна и требовательна. Однако в отличие от своих предшественников Андреев жестче, очень скупо отмеряет обиженным жизнью персонажам толику покоя. Их радость мимолетна, призрачна. Так, наигравшись ангелочком, Сашка, может быть, впервые засыпает счастливый, а восковая игрушка в это время тает от дуновений печки, как от дуновений злого рока: «Вот ангелочек встрепенулся, словно для полета, и упал с мягким стуком на горячие плиты». Не такое ли падение переживет, проснувшись, Сашка? Об этом автор тактично умолчал.
У Андреева, кажется, нет ни одного счастливого финала. Эта особенность произведений еще при жизни автора поддерживала разговоры о его «космическом пессимизме». Однако трагическое не всегда напрямую связано с пессимизмом. В ранней статье «Дикая утка» (об одноименной пьесе Ибсена) он писал: «...опровергая всю жизнь, являешься ее невольным апологетом. Никогда не верю я так в жизнь, как при чтении «отца» пессимизма Шопенгауэра: человек думал так - и жил. Значит, могуча и непобедима жизнь». Будто предвосхищая одностороннее прочтение своих книг, он утверждал, что если человек плачет, то это не значит, что он пессимист и жить ему не хочется, и наоборот, не всякий, кто смеется, оптимист и ему весело. Об «израненной и больной» душе Андреева писал Б. Зайцев. И он же утверждал: «А жизнь он любил страстно» .
«Две правды», «Две жизни», «Две бездны» - так формулировали понимание андреевского творчества уже в заглавиях своих работ его современники. В разных рассказах он дает разное видение того, что кроется, по его мнению, в глубине: человеческой души. «Леонид Николаевич, - писал Горький, - мучительно резко... раскалывался надвое: на одной и той же неделе он мог петь миру: «Осанна» - и провозглашать ему: „Анафема”!..» И нигде не было, так сказать, игры на публику, везде искреннее желание дойти до сути. «Было очень много Андреевых, - писал К. Чуковский, - и каждый был настоящий».
«Какая же из «бездн» сильнее в человеке?» - снова и снова возвращается к этому вопросу писатель. По поводу «светлого» рассказа «На реке» (1900) Горький прислал восторженное письмо Андрееву: «Вы любите солнце. И это великолепно, эта любовь - источник истинного искусства, настоящей, той самой поэзии, которая оживляет жизнь». Однако несколько месяцев спустя им же был написан один из самых жутких рассказов в русской литературе под названием «Бездна» (1902). Это психологически убедительное, художественно выразительное исследование падения человеческого в человеке. Чистую девушку распяли «недочеловеки» - страшно, но еще страшнее, когда так же, по-звериному в конце концов ведет себя интеллектуал, любитель романтической поэзии, трепетно влюбленный юноша. Еще чуть-чуть «до того» он и не подозревал, что зверь таится в нем самом. «И черная бездна поглотила его» - такова финальная фраза этого рассказа.
Про Гаршина, Чехова говорили, что они будят совесть, Андреев будил разум, будил тревогу за людские души.
Добрый человек или доброе начало в человеке если и одерживают в его произведениях относительную моральную победу (например, «Жили-были» и «Гостинец», оба - 1901), то лишь на пределе концентрации всех усилий. Зло в этом смысле мобильнее, побеждает увереннее, особенно если конфликт внутриличностный. Доктор Керженцев из рассказа «Мысль» (1902) от природы человек неглупый, тщеславный, способный на сильные чувства. Однако всего себя и весь свой ум он употребил на замысел коварного убийства своего бывшего, в чем-то более удачливого в жизни друга - мужа любимой женщины, а затем на казуистическую игру со следствием. Он убежден, что владеет мыслью, как опытный фехтовальщик шпагой, но в какой-то момент самолюбивая мысль предает своего носителя и жестоко разыгрывает человека. Ей становится как бы тесно в его голове, скучно удовлетворять его интересы. Керженцев доживает свой век в сумасшедшем доме. Пафос андреевского рассказа противопоставлен пафосу поэмы Горького «Человек» - гимну созидающей силе человеческой мысли.
Отношения с Андреевым Горький охарактеризовал как «дружбу-вражду» (чуть корректируя схожее определение, данное в андреевском письме к нему от 12 августа 1911 г.), Да, была дружба двух больших писателей, бивших, по словам Андреева, «по одной мещанской морде» самодовольства и самоуспокоения. Аллегорический рассказ «Бен-Товит» (1903) - яркий пример такого андреевского удара. Сюжет его движется как бы бесстрастным повествованием о двух внешне слабо связанных событиях: у «доброго и хорошего» жителя поселка близ горы Голгофы заболел зуб, а в это же время на самой горе приводят в исполнение решение суда над каким-то проповедником Иисусом. Несчастный Бен-Товит возмущен шумом за стенами дома, он действует ему на нервы. «Как они кричат!» - возмущается этот человек, «не любивший несправедливости», обиженный тем, что никому нет дела до его страданий...
Была дружба писателей, воспевавших героические, бунтарские начала личности. Автор «Рассказа о семи повешенных» писал Вересаеву: «А красив человек, когда он смел и безумен и смертью попирает смерть».
Верно и то, что между писателями было взаимное непонимание, «вражда». Несправедливо сказать, что Горький не видел, не описал потенциально опасных, черных начал в человеке, особенно в произведениях, созданных на рубеже двух столетий, но он при этом нес убеждение, что зло в человеке истребимо, как уже говорилось, усилиями извне: добрым примером, мудростью коллектива. Он резко критикует андреевский «баланс бездн», мысль о сосуществовании антагонистических начал в человеке и в статьях, и в частных письмах. В ответ Андреев пишет, что не разделяет оптимизма своего оппонента, выражает сомнения, что «бодрая» беллетристика способствует устранению человеческих пороков.
Без малого сто лет отделяют нас от этого спора. Однозначный ответ все еще не найден. И возможен ли он? Жизнь дает убедительные примеры для доказательства обеих точек зрения. К сожалению, неоспорима правота Андреева, убеждавшего, что человек таинственно непредсказуем, заставлявшего читателя не без опаски всматриваться в самого себя.
Предлагаемый для чтения рассказ «Предстояла кража» (1902) малоизвестен: очень ограниченный список произведений писателя тиражировался в советский период. Это очень андреевское по стилю произведение. Есть авторы, которые удивительно точно словом, словно тонкой кисточкой, изображают и природу, и предметный мир, и внутреннее состояние человека. Многоцветная игра тонов, полутонов создает впечатление живой жизни во всем ее подвижном многообразии света и тени. Мастерами такой манеры письма были, например, Чехов, Бунин, Зайцев. Андреев, ценивший «уроки» Чехова, обращается к другой манере. Ему важнее не изобразить явление, которое привлекло его внимание, а выразить к нему свое отношение. Андреевское повествование часто обретает форму выкрика, контрастного очертания в черных и белых красках. Автор будто боится быть непонятым в мире слабовидящих и слабослышащих. Это творчество повышенной экспрессивности. Эмоциональность, выразительность отличают произведения Достоевского, высоко чтимого Андреевым Гаршина. Как и писатели-предшественники, Андреев пристрастен: к сопряжению крайностей, излому, надрыву, гиперболизации и т. д.
Тенденция к предельной выразительности заявляет о себе в рассказе «Предстояла кража» уже в описании обстановки дома, улицы, поля. Черные предметы резко выделяются на белом фоне, и наоборот. Это противопоставление зеркально отражает борьбу света и мрака в душе главного персонажа. Самые первые критики писателя заметили, что если Андреев говорит о молчании, то «гробовом», если описывает крик, то до «хрипоты», если хохот, то «до слез», «до истерики». Именно эту тональность держит автор данного произведения от первой фразы до последней. Характерен в этом смысле и главный персонаж рассказа: он не просто вор, но и убийца, насильник, грабитель, предельно насыщенный образ, вобравший в себя все возможные криминальные пороки. Обобщению способствует и то, что автор лишает его имени, называя просто «человек». Такая насыщенность характера делает более выразительным поворот в его сюжетном развитии. Вдруг в душе такого человека вспыхивает спасительная добрая искра. Нет абсолютной привычки к злодейству, даже у такого не утерян «рефлекс на свет».
Андреев максимально обостряет конфликт, но не разрешает его. Найденный «сегодня» выход из тупика совершенно не означает, что тот же выход, так сказать, сработает завтра. Помните пасхальное примирение Баргамота и Гараськи в хрестоматийно известном рассказе Андреева? Могла ли быть долговечной завязавшаяся дружба городового и пьяницы?
Нет, конечно. Не случайно Горький усмотрел в финале «умненькую улыбочку недоверия» автора, печальную улыбку. В душевной схватке света и мрака в данном рассказе тоже вроде бы побеждает свет. Надолго? Навсегда? Но почему вдруг «диким хохотом разразились... дома, заборы и сады»?
Кроме преступника и щенка в рассказе есть еще один персонаж, который более или менее зримо присутствует на страницах почти всех андреевских произведений, - рок. Писатель мастерски умеет создать атмосферу его присутствия за спиной персонажа, где бы он ни находился: в доме, в поле, в море или даже в церкви. Вселяясь в человека, рок делает его своей марионеткой, превращает в послушный себе инструмент. Рок - повелитель времени и пространства. Если он и отступает, то только для того, чтобы поиграть, расслабить человека, а затем больнее ударить. Художественной субстанцией этой злой силы у Андреева чаще всего выступают ночь, тьма, мрак, тень, которые на равных с персонажами участвуют в сюжетных событиях. И в предлагаемом читателям рассказе персонаж действует будто под давлением какой-то внешней силы. Человеческое побеждает в человеке, но не потому ли, что тьма «собирается где-то далеко», а «он идет в светлом круге»?
Ключевые слова: Леонид Андреев,писатели Серебряного века,экспрессионизм,критика на творчество Леонида Андреева,критика на произведения Леонида Андреева,анализ произведений Леонида Андреева,скачать критику,скачать анализ,скачать бесплатно,русская литература 20 века
Сочинение
«Рассказ о семи повешенных» Л. Андреева — произведение глубокое, психологически тонкое, самобытное. Это повествование о семи людях, ждущих повешения и в итоге казненных. Пятеро из них — политические преступники, террористы. Один — вор и неудавшийся насильник, а седьмой — просто разбойник.
Писатель прослеживает «путь» этих, таких разных, преступников от суда до казни. Андреева интересует не столько их внешняя жизнь, сколько внутренняя: осознание этими людьми того, что они скоро умрут, что их ожидает смерть, их поведение, их мысли. Все это перерастает в философское размышление автора о смерти вообще, ее сущности, проявлениях, о ее глубокой связи с жизнью.
Один из повешенных, Сергей Головин, принадлежал к пятерке террористов. Это был еще совсем молодой человек. Его основное качество, которое подчеркивает автор, была молодость, молодость и здоровье. Этот юноша любил жизнь во всех ее проявлениях: он радовался солнцу, свету, вкусной еде, своему сильному и ловкому телу, ощущению, что впереди у него целая жизнь, которую можно посвятить чему-то высокому и прекрасному.
Головин был сыном отставного полковника, сам в прошлом офицер. И он, дававший присягу на верность государю, теперь избрал для себя другое поприще — бороться с царским режимом. Но мне кажется, что его привела к этому не убежденность в правильности идей терроризма, а просто желание чего-то романтического, возвышенного, достойного. И теперь Головин расплачивается за свои поступки — его приговорили к повешению.
На суде этот герой вел себя спокойно и даже как-то отрешенно. Он смотрел на по-весеннему синее небо, на солнце, пробивающееся в окно суда, и думал о чем-то. Головин думал сосредоточенно и напряженно, как будто не желая слышать того, что происходит в суде, отгораживаясь от этого. И только мгновениями он терял контроль и возвращался к реальным событиям. Тогда «проступила землистая, мертвенная синева; и пушистый волос, с болью выдираясь из гнезда, сжался, как в тисках, в побелевших на кончике пальцах». Но любовь к жизни и радость молодости тут же побеждала. И вновь взгляд Головина становился радостным.
Интересно, что даже судьи чувствовали чистоту и прекрасную жизнерадостность этого героя. Автор пишет, что они «жалели» Головина. На приговор Сергей отреагировал спокойно, но с какой-то наивной досадой, как будто не ожидал его: «Чтобы черт их побрал, ведь повесили-таки».
Головину предстояло пережить множество тяжелых испытаний в ожидании смерти. Едва ли не самым сложным было для него пережить свидание с родными. Сергей очень любил своих родителей, уважал и жалел. Он не мог себе представить, как он в последний раз увидит отца и мать, как они переживут эту боль. У Головина просто разрывалось сердце. На свидании отец Сергея крепился, старался облегчить страдания сына, поддержать его. Поэтому он останавливал мать героя, когда та не выдерживала и начинала срываться на слезы или причитания. Но и сам Николай Сергеевич не смог до конца вынести эту пытку: он разрыдался на плече у сына, прощаясь с ним и благословляя на смерть.
Головин тоже держался и крепился из всех сил. И только когда родители ушли, он лег на кровать и долго плакал, пока не уснул.
Далее автор описывает момент ожидания героем смерти в камере, моменты ожидания и размышления. Головин никогда не задумывался о смерти, он весь был погружен в жизнь. Его любили товарищи за его чистоту, наивность, романтичность, силу. Да и сам он строил большие планы. И вдруг — смертный приговор, неумолимо приближающаяся смерть. Сначала героя спасала мысль о том, что наступил другой этап его жизни, цель которого — «хорошо умереть». На какое-то время это отвлекло Сергея от тягостных мыслей. Он занимался тем, что тренировался, двигался, то есть заглушал страх смерти жизнью. Но постепенно этого становилось недостаточно.
Страх смерти начал преследовать героя. Сначала это были короткие моменты, «постепенно и как-то толчками». Затем страх начал разрастаться до огромных масштабов. Тело, молодое здоровое тело героя не хотело умирать. И тогда Сергей решил ослаблять его, чтобы оно не подавало таких сильных сигналов о своем желании жить. Но и это помогло лишь на время. Головина стали посещать такие мысли, о которых он даже не задумывался раньше. Юноша начал думать о ценности жизни, о ее невыносимой прекрасности.
Когда до казни оставалось лишь несколько часов, Сергей впал в странное состояние — это еще не была смерть, но уже и не жизнь. Состояние пустоты и отстраненности от мысли, что сейчас он, Сергей Головин, есть, а через некоторое время его не будет. И от этого начиналось ощущение, что сходишь с ума, что твое тело — это не твое тело и так далее. Андреев пишет, что Головин достиг состояния какого-то прозрения — он прикоснулся в своем страхе к чему-то непостижимому, к самому Богу. И после этого у героя наступило какое-то успокоение, он вновь стал жизнерадостен, вернулся к упражнениям, как будто открыл для себя какую-то тайну.
До самого конца, до самой смерти Головин оставался верен себе: спокоен, по-детски наивен, чист душой и жизнерадостен. Он радовался хорошей погоде, весеннему дню, единению, пусть и последнему, со своими товарищами.
Герой уходит на смерть первым, молча, с достоинством, поддерживая своего товарища Василия Каширина.
Финал рассказа страшен и лиричен одновременно. Жизнь продолжалась — над морем вставало солнце, а в это время вывозили трупы повешенных героев. Обезображенные тела этих людей увозили по той же дороге, по которой их привезли живыми. И ничего не изменилось в природе. Только жизнь уже течет без этих людей, и им никогда не насладиться больше ее прелестью.
Пронзительно печальной становится такая деталь, как потерянная калоша Сергея Головина. Лишь она печально провожала страшную процессию в последний путь.
Мне думается, в этом рассказе Андреев выступает как гуманист и философ. Он показывает, что смерть — самое страшное и непонятное, что может быть в человеческой жизни, самое трудное для человеческого сознания. Зачем и почему люди стремятся к ней, и так неминуемо приближающуюся?
Писатель ставит своих героев в критическую ситуацию и наблюдает, как они ведут себя в ней. Не все достойно встречают свою смерть. Я думаю, что Сергей Головин именно в числе «достойных». Пережив кризис, он что-то для себя решил, что-то понял и принял смерть достойно.
Любопытно, что казнимых именно семеро. Это число несет большую смысловую нагрузку в православии, например. Это мистическое число, и именно его Андреев выбирает для своего наблюдения над людьми, человеческой природой. Мне кажется, сам писатель делает такой вывод: испытание смертью выдерживают далеко не все. Его проходят лишь те, у кого есть какая-то опора, идея, ради которой он готов умереть. И эта идея — жизнь и смерть ради люди, блага человечества.
Герой рассказа Л. Андреева «Ангелочек» — человек с непокорной душой. Он не может спокойно отнестись к злу и унижению и мстит миру за подавление собственной личности, индивидуальности. Сашка делает это теми способами, которые приходят ему в голову: бьет товарищей, грубит, рвет учебники. Всеми силами он пытается привлечь к себе внимание и заставить с собой считаться.
На фоне описания жизни Сашки Андреев показывает сложные отношения в семье его родителей. Супруги, вместо того чтобы поддерживать друг друга, вымещают друг на друге досаду. Женившись на Феоктисте Петровне, Иван Савич стал пить и опустился. А ведь когда-то он учительствовал, его ценили и уважали. Об этом свидетельствует тот факт, что богачи Свечниковы продолжают поддерживать его деньгами, хотя он у них больше не работает.
Попытка Сашки обрести свободу привела к тому, что его выгнали из гимназии. И вдруг судьба неожиданно послала ему подарок: его пригласили в богатый дом на елку.
Даже на празднике герой держит себя высокомерно. В душе его царит озлобление. «Сашка был угрюм и печален — что-то нехорошее творилось в его маленьком изъязвленном сердце. Елка ослепляла его своей красотой и крикливым, наг лым блеском бесчисленных свечей, но она была чуждой ему, враждебной, как и скопившиеся вокруг нее чистенькие, красивые дети, и ему хотелось толкнуть ее так, чтобы она повалилась на эти светлые головки», — пишет Л. Андреев. И вдруг Сашка видит на этой ненавистной елке то, без чего его жизнь была пуста, — воскового ангелочка. Автор не скупится на художественные детали при описании воскового ангелочка, подчеркивая его розовые ручки, стрекозиные крылышки. Однако при всей этой детализации неуловимым остается выражение лица у ангелочка. Это не радость и не печаль, а какое-то иное чувство, для обозначения которого автор долго не находит названия. Сашка, увидев ангелочка, шепчет лишь одно слово: «Милый». Герой просит дать ему ангелочка, а когда ему пытаются отказать, падает на колени, забывая свою гордыню, и выпрашивает себе игрушку. Получив ее, герой буквально преображается. В его движениях появляется мягкость и осторожность. Ангелочек олицетворяет в произведении тот чудный мир, где нет брани, грязи и эгоизма, а на душе чисто, радостно и светло: «К запаху воска, шедшему от игрушки, примешивался неуловимый аромат, и чудилось погибшему человеку, как прикасались к ангелочку... дорогие пальцы, которые он хотел бы целовать по одному и так долго, пока смерть не сомкнет его уста навсегда». Это чувство — любовь, счастье и желание жить. В финале произведения Сашка засыпает счастливым, в то время как ангелочек, повешенный у печки начинает таять и превращается в конце концов в бесформенный слиток.
«Ангелочек» посвящен Александре Михайловне Велигор-ской, ставшей женой писателя. Произведение имеет автобиографическую основу: в детстве у писателя однажды растаял такой ангелочек. Подчеркивая зыбкость образа воскового ангелочка, Андреев тем самым показывает, насколько призрачно счастье униженных и обездоленных в этом мире. Да, наверное, не только социальный план восприятия действительности важен в этой связи, но и общечеловеческий: каждый из нас нуждается в любви, ведь только тогда к нему приходит ощущение счастья. Но каждый из нас должен понимать, какое это хрупкое и мимолетное ощущение. Образ игрушечного ангелочка соотносится также с образом ангела-хранителя.
“Рассказ о семи повешенных” Л. Андреева – произведение глубокое, психологически тонкое, самобытное. Это повествование о семи людях, ждущих повешения и в итоге казненных. Пятеро из них – политические преступники, террористы. Один – вор и неудавшийся насильник, а седьмой – просто разбойник.
Писатель прослеживает “путь” этих, таких разных, преступников от суда до казни. Андреева интересует не столько их внешняя жизнь, сколько внутренняя: осознание этими людьми того, что они скоро умрут, что их ожидает смерть, их поведение,
Их мысли. Все это перерастает в философское размышление автора о смерти вообще, ее сущности, проявлениях, о ее глубокой связи с жизнью.
Один из повешенных, Сергей Головин, принадлежал к пятерке террористов. Это был еще совсем молодой человек. Его основное качество, которое подчеркивает автор, была молодость, молодость и здоровье. Этот юноша любил жизнь во всех ее проявлениях: он радовался солнцу, свету, вкусной еде, своему сильному и ловкому телу, ощущению, что впереди у него целая жизнь, которую можно посвятить чему-то высокому и прекрасному.
Головин был сыном отставного полковника, сам в прошлом офицер. И он, дававший присягу на верность государю, теперь избрал для себя другое поприще – бороться с царским режимом. Но мне кажется, что его привела к этому не убежденность в правильности идей терроризма, а просто желание чего-то романтического, возвышенного, достойного. И теперь Головин расплачивается за свои поступки – его приговорили к повешению.
На суде этот герой вел себя спокойно и даже как-то отрешенно. Он смотрел на по-весеннему синее небо, на солнце, пробивающееся в окно суда, и думал о чем-то. Головин думал сосредоточенно и напряженно, как будто не желая слышать того, что происходит в суде, отгораживаясь от этого. И только мгновениями он терял контроль и возвращался к реальным событиям. Тогда “проступила землистая, мертвенная синева; и пушистый волос, с болью выдираясь из гнезда, сжался, как в тисках, в побелевших на кончике пальцах”. Но любовь к жизни и радость молодости тут же побеждала. И вновь взгляд Головина становился радостным.
Интересно, что даже судьи чувствовали чистоту и прекрасную жизнерадостность этого героя. Автор пишет, что они “жалели” Головина. На приговор Сергей отреагировал спокойно, но с какой-то наивной досадой, как будто не ожидал его: “Чтобы черт их побрал, ведь повесили-таки”.
Головину предстояло пережить множество тяжелых испытаний в ожидании смерти. Едва ли не самым сложным было для него пережить свидание с родными. Сергей очень любил своих родителей, уважал и жалел. Он не мог себе представить, как он в последний раз увидит отца и мать, как они переживут эту боль. У Головина просто разрывалось сердце. На свидании отец Сергея крепился, старался облегчить страдания сына, поддержать его. Поэтому он останавливал мать героя, когда та не выдерживала и начинала срываться на слезы или причитания. Но и сам Николай Сергеевич не смог до конца вынести эту пытку: он разрыдался на плече у сына, прощаясь с ним и благословляя на смерть.
Головин тоже держался и крепился из всех сил. И только когда родители ушли, он лег на кровать и долго плакал, пока не уснул.
Далее автор описывает момент ожидания героем смерти в камере, моменты ожидания и размышления. Головин никогда не задумывался о смерти, он весь был погружен в жизнь. Его любили товарищи за его чистоту, наивность, романтичность, силу. Да и сам он строил большие планы. И вдруг – смертный приговор, неумолимо приближающаяся смерть. Сначала героя спасала мысль о том, что наступил другой этап его жизни, цель которого – “хорошо умереть”. На какое-то время это отвлекло Сергея от тягостных мыслей. Он занимался тем, что тренировался, двигался, то есть заглушал страх смерти жизнью. Но постепенно этого становилось недостаточно.
Страх смерти начал преследовать героя. Сначала это были короткие моменты, “постепенно и как-то толчками”. Затем страх начал разрастаться до огромных масштабов. Тело, молодое здоровое тело героя не хотело умирать. И тогда Сергей решил ослаблять его, чтобы оно не подавало таких сильных сигналов о своем желании жить. Но и это помогло лишь на время. Головина стали посещать такие мысли, о которых он даже не задумывался раньше. Юноша начал думать о ценности жизни, о ее невыносимой прекрасности.
Когда до казни оставалось лишь несколько часов, Сергей впал в странное состояние – это еще не была смерть, но уже и не жизнь. Состояние пустоты и отстраненности от мысли, что сейчас он, Сергей Головин, есть, а через некоторое время его не будет. И от этого начиналось ощущение, что сходишь с ума, что твое тело – это не твое тело и так далее. Андреев пишет, что Головин достиг состояния какого-то прозрения – он прикоснулся в своем страхе к чему-то непостижимому, к самому Богу. И после этого у героя наступило какое-то успокоение, он вновь стал жизнерадостен, вернулся к упражнениям, как будто открыл для себя какую-то тайну.
До самого конца, до самой смерти Головин оставался верен себе: спокоен, по-детски наивен, чист душой и жизнерадостен. Он радовался хорошей погоде, весеннему дню, единению, пусть и последнему, со своими товарищами.
Герой уходит на смерть первым, молча, с достоинством, поддерживая своего товарища Василия Каширина.
Финал рассказа страшен и лиричен одновременно. Жизнь продолжалась – над морем вставало солнце, а в это время вывозили трупы повешенных героев. Обезображенные тела этих людей увозили по той же дороге, по которой их привезли живыми. И ничего не изменилось в природе. Только жизнь уже течет без этих людей, и им никогда не насладиться больше ее прелестью.
Пронзительно печальной становится такая деталь, как потерянная калоша Сергея Головина. Лишь она печально провожала страшную процессию в последний путь.
Мне думается, в этом рассказе Андреев выступает как гуманист и философ. Он показывает, что смерть – самое страшное и непонятное, что может быть в человеческой жизни, самое трудное для человеческого сознания. Зачем и почему люди стремятся к ней, и так неминуемо приближающуюся?
Писатель ставит своих героев в критическую ситуацию и наблюдает, как они ведут себя в ней. Не все достойно встречают свою смерть. Я думаю, что Сергей Головин именно в числе “достойных”. Пережив кризис, он что-то для себя решил, что-то понял и принял смерть достойно.
Любопытно, что казнимых именно семеро. Это число несет большую смысловую нагрузку в православии, например. Это мистическое число, и именно его Андреев выбирает для своего наблюдения над людьми, человеческой природой. Мне кажется, сам писатель делает такой вывод: испытание смертью выдерживают далеко не все. Его проходят лишь те, у кого есть какая-то опора, идея, ради которой он готов умереть. И эта идея – жизнь и смерть ради люди, блага человечества.
(Пока оценок нет)
Другие сочинения:
- В период реакции Андреев создал ряд произведений, в той или иной мере относящихся к теме революции 1905 года. Среди них проникнутые романтикой баррикадных боев “Из рассказа, который никогда не будет окончен” (1907) и “Иван Иванович” (1908). Во втором рассказе писатель Read More ......
- Рассказ о семи повешенных Старый, тучный, измученный болезнями человек сидит в чужом доме, в чужой спальне, в чужом кресле и с недоумением рассматривает свое тело, прислушивается к своим чувствам, силится и не может вполне осилить мыслей в своей голове: “Дураки! Read More ......
- Вопрос жизни и смерти занимал очень многих русских писателей. Особенно ярко он выражен в произведениях Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого, позднее будет волновать Булгакова. У Достоевского мне запомнился рассказ князя Мышкина о состоянии человека перед казнью. (Толстой посвятил Read More ......
- Моим любимым рассказом Андреева является “Баргамот и Гараська”. Это первый рассказ писателя, который принес ему признание читателей и который отметил Максим Горький. Но это и самый совершенный рассказ Леонида Андреева, в котором он выразился как подлинный русский реалист и в Read More ......
- Леонид Андреев – замечательный писатель, автор многих рассказов, близких детям по теме. Например: “Петька на даче”, “Гостинец”, “Кусака” и другие. Одна из черт характера, которой должен обладать добрый человек, по мнению Л. Андреева, – бережное отношение к животным. Андреев подчеркивает Read More ......
- Основные мотивы рассказа Рассказ содержит три основные темы – женщина, смерть, “чума”: “Но она не обернулась, и опять в груди стало пусто, темно и страшно, как в вымершем доме, сквозь который прошла угрюмая чума, убила все живое и досками заколотила Read More ......
- Герой рассказа Л. Андреева “Ангелочек” – человек с непокорной душой. Он не может спокойно отнестись к злу и унижению и мстит миру за подавление собственной личности, индивидуальности. Сашка делает это теми способами, которые приходят ему в голову: бьет товарищей, грубит, Read More ......
- “Психология предательства” – основная тема повести Л. Андреева “Иуда Искариот”-. Образы и мотивы Нового Завета, идеал и действительность, герой и толпа, истинная и лицемерная любовь – вот основные мотивы этой повести. Андреев использует евангельский сюжет о предательстве Иисуса Христа его Read More ......
Андреев-художник обладал трагическим мировосприятием, сочетавшимся с ярким общественным темпераментом. Бунтарство, неприятие мира в его бытийном и конкретно-социальном обличье, — одно из основных свойств его героев. В ранний период творчества на первый план выступал социальный протест.
В литературе рубежа веков не был еще отчетливо проявлен образ нового деятеля русской жизни, но его присутствие живо ощущалось многими чуткими художниками, в том числе и Андреевым. В рассказе с иносказательным заглавием «В темную даль» (1900) юноша, порвавший с буржуазной семьей и уже потрепанный жизнью, возвращается в отчий дом. Однако взаимопонимание установить невозможно, и он вновь покидает его, чтобы продолжить борьбу с старым миром.
«Хорош этот Николай, ушедший в темную даль! — писал Горький. — Он, действительно, орленок, хотя и пощипанный!». Горькому хотелось увидеть в творчестве товарища также проявление света —изображение самой борьбы, но тот не ставил пред собою подобной задачи.
Как писатель Андреев стремился не столько к показу жизненных коллизий, сколько к воссозданию настроений, возбуждаемых ими. Характерна одна из первых попыток в этом плане. «Бунт на корабле» (1901) должен был воспроизвести, по словам автора, не само восстание (он признавался, что не знает «языка бунтующих»), а атмосферу, эмоциональный настрой, царящие на корабле и предвещающие «зарождение, развитие, ужас и радость бунта. Без слов <...> одни зрительные да звуковые ощущения».
Ранние рассказы вызывали чувство беспокойства, тревоги, острое ощущение близящейся катастрофы. Горький ждал поворота Андреева от «голого настроения» («Бунт на корабле», «Набат» и пр.) к животрепещущей действительности, но Андреева-художника влекла к себе не конкретно-историческая, а философски-этическая и бытийная сущность изображаемого. «Жизнь Василия Фивейского» (1904) — вершина «набатных» вещей писателя — посвящена трагизму утери веры в разумное мироустройство.
Судьба сельского священника воскрешает в памяти судьбу библейского Иова. Сколько бед обрушилось на него: один сын тонет, другой родится идиотом, пьет с горя жена, а затем гибнет от пожара.
Личные несчастья, к которым присоединяются несчастья прихожан («...у каждого страданий и горя было столько, что хватило бы на десяток человеческих жизней»), лишь укрепляют дрогнувшую было веру в высшую справедливость и в высший смысл человеческого существования. Андреев выступает как психолог, искусно сочетающий крушение веры героя с настигающим его безумием. Василий начинает чувствовать себя испытуемым богом избранником: он призван облегчить страдания людей.
Но возвышенность мыслей и чувств героя сталкивается с жизненной правдой: нет справедливости ни на земле, ни на небе. Чудо, в возможность которого верил священник, не свершилось, ему не удалось воскресить умершего бедняка. И новый Иов возмутился: если он не может облегчить участь людей и страдает сам, то зачем же он верил? И если нет высшего Промысла, то нет и оправдания тому, что свершается на земле. «В самых основах своих разрушается и падает мир».
Борьбу с религиозным сознанием Андреев считал первоочередной задачей современной литературы. Когда в конце 1903 г. в «Журнале для всех» появилась статья с проповедью религиозного идеализма и с выпадами против марксизма, писатели-знаньевцы, сотрудничавшие в журнале, выступили с коллективнымпротестом. В дальнейшем высянилось, что для одного из организаторов этого протеста, В. Вересаева, прежде всего был неприемлем выпад против марксизма.
Андреева же возмутила защита религии. Он писал редактору: «Как ни разнятся мои взгляды с взглядами Вересаева и других, у нас есть один общий пункт, отказаться от которого — значит на всей нашей деятельности поставить крест. Это — „царство человека должно быть на земле“. Отсюда призывы к богу нам враждебны». Богоборческая тема становится ведущей в творчестве Андреева. «Жизнь Василия Фивейского» невольно приводила к выводу — решать свои судьбы должны сами люди.
Мировосприятие Андреева было пессимистично, но это был пессимизм с героическим настроем.
В повести ярко проявилась андреевская концепция личности: человек ничтожен перед лицом Вселенной, не существует предопределенного «высшего» смысла его жизни, мрачна окружающая его действительность, но, постигая все это, человек не становится смиренным.
Герой Андреева обычно гибнет, он не в силах разрушить стоящую на его пути «стену», но это герой возмутившийся. Василий Фивейский терпит поражение, но вместе с тем он не побежден. Безумный священник умер «в трех верстах от села», сохранив в своей позе «стремительность бега».
«Жизнь Василия Фивейского» была признана выдающимся литературным явлением. Вокруг повести возникли горячие споры. Одни восстали против ее богоборческой направленности, другие отметили глубину затронутых Андреевым «вечных» проблем и своеобразие их освещения.
Так, В. Короленко писал: «В этом произведении обычная <...> манера этого писателя достигает наибольшего напряжения и силы, быть может, потому что и мотив, взятый темой для данного рассказа, значительно общее и глубже предыдущих. Это вечный вопрос человеческого духа и его исканий своей связи с бесконечностью вообще и с бесконечной справедливостью в частности».
Большевик Леонид Красин утверждал, что революционное значение повести «вне спора». Сильное потрясение при чтении «Жизни Василия Фивейского», повествующей о том, что «везде неблагополучно, что катастрофа близка», испытал А. Блок.
Говоря о художественных особенностях повести, критика обратила внимание на чрезмерную гиперболизацию и сгущенность красок. Такая чрезмерность была характерной чертой дарования писателя. Андреева интересовало не конкретное воспроизведение жизни священника — ее освещали другие литераторы (С. Гусев-Оренбургский, С. Елеонский), — а выявление в этой жизни ее общей философской значимости. В связи с этим на первое место было выдвинуто изображение душевного состояния героя.
Выступая как художник-психолог, Андреев обычно сосредоточивал свое внимание лишь на сугубо избранных чертах характера человека или же на одной из сторон его духовной эволюции. Ему важно показать своеобразную одержимость своих персонажей. Вера поглощает все существо Василия Фивейского, определяя его отношение к миру.
В повести о священнике, как бы подводившей итог раннему творчеству писателя, нашла выражение и еще одна характерная черта. Жизнь андреевских героев часто сопряжена с проявлением чего-то таинственного и зловещего («Большой шлем» и др.), но отношение самого автора к этому зловещему не раскрыто.
Он постоянно дает понять, что «роковое» реалистично в своей основе и вместе с тем независимо от каких-либо причинных связей. Двойственное изображение «Судьбы», «Рока», данное в «Жизни Василия Фивейского», пройдет затем через все творчество писателя, нередко вызывая обвинения в мистицизме, хотя падкие до мистицизма символисты не без основания утверждали, что отсутствие религиозного сознания выводит Андреева за пределы мистического.
Андреев много работал над повестью, справедливо считая, что она наиболее ярко раскрывает его миропонимание и его творческий метод. Интересен отклик писателя на статью М. Неведомского «О современном художестве». Отметив малую жизненную осведомленность автора и его стремление изображать человека вне социальной детерминированности, критик в целом дал высокую оценку повести, особо выделив сцену исповеди Мосягина; она, по его мнению, многое разъясняла в психологии мужика.
В письме к критику Андреев согласился с упреком в плохом знании жизни («почти совсем ее не знаю»), не знал он и изображаемых им попов и мужиков (последние известны «только по книге»), но положительный отзыв ободрил его, утвердив в мысли, что недостаточное знакомство с жизнью может быть восполнено интуицией художника и особым способом изображения реальной действительности.
«А то, что Вы говорите о Фивейском, — сказано в письме, — дает мне некоторую уверенность, что так можно писать и окрыляет меня на новые ирреальные подвиги». Таким «ирреальным подвигом» стал рассказ «Красный смех» (1904), обозначивший новую веху в творческом развитии писателя.
Русско-японская война произвела на Андреева ошеломляющее впечатление. Он не был свидетелем военных действий и не пытался априорно изображать повседневные ужасы войны. Его задача — показать человеческую психику, пораженную и убитую этой войной. В созданном им рассказе даются отрывочные записи военных воспоминаний сошедшего с ума офицера, сделанные его братом, а затем такие же отрывочные записи размышлений инаблюдений самого брата, также сходящего с ума.
При этом грань между героями умышленно стирается: оба — больной и еще здоровый — воспринимают войну как «безумие и ужас». Безумно само возникновение войны, безумны те, кто ее приветствует, и те, кто ведет ее. Безумие — явное и скрытое — охватывает все вокруг. Оно проявится и в кровавом подавлении мирных выступлений против войны.
«Записи» свидетельствуют о том, что война антинародна и алогична. Она ужасна как тысячами загубленных жизней, так и тем, что убивает веками воспитанное чувство гуманности, превращая человека в потенциального безжалостного убийцу. Происходит социально-этическое разрушение личности.
Безумный ужас войны с ее насилием над чувствами и разумом людей, которое она совершает в первый же момент своего возникновения, был воплощен писателем в символическом образе Красного (кровавого) Смеха, начинавшего господствовать над землей. «Это красный смех. Когда земля сходит с ума, она начинает так смеяться. Ты ведь знаешь, земля сошла с ума. На ней нет ни цветов, ни песен, она стала круглая, гладкая и красная, как голова, с которой содрали кожу».
Рассказ потребовал от писателя огромного нервного напряжения. Оно было вызвано и гневом против человеческой бойни, и трудными поисками художественного воплощения замысла. Отправив рассказ еще в рукописи в Ясную Поляну, Андреев писал Толстому, что война вызвала ломку его воззрений: «Так, в новом освещении встают передо мной вопросы: о силе, о разуме, о способах нового строительства жизни. Пока это чувствуется еще неясно, но уж есть основания думать, что со старого пути я сворачиваю куда-то в сторону».
Неприятие современного общества еще более обостряется. Андреев уверен в том, что война повлечет за собой переоценку многих ценностей. Сам он уделяет теперь основное внимание нравственным, этическим проблемам.
История русской литературы: в 4 томах / Под редакцией Н.И. Пруцкова и других - Л., 1980-1983 гг.
Загрузка...
